, 
На пути к Pax Sinica
Темур Умаров, Московский Центр Карнеги
Рост китайского влияния в странах Центральной Азии и его распространение с экономики на другие сферы вызывает отторжение и беспокойство и внутри, и вне региона. Чем активнее Пекин станет расширять там свое влияние, тем сильнее будет сопротивление
За последние тридцать лет существования независимых Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении и Узбекистана важнейшим партнером для каждой из этих стран стал Китай. Дальнейшее развитие региона уже сейчас невозможно представить без сотрудничества с Пекином.
Торговля, инвестиции, инфраструктурные проекты и другие инструменты, используемые Китаем, создают в евразийском регионе основу для его будущего доминирования во всех сферах — Pax Sinica. Однако этот процесс проходит не так гладко, как хотелось бы руководству КНР. В странах Центральной Азии сильны страхи перед «китайской экспансией». Иногда они выливаются в протесты и конфликты с китайскими рабочими и представителями бизнеса.
Обществу хочется знать: действительно ли отношения их стран с Китаем строятся по принципу win-win, беспроигрышной игры, как это декларируется с высоких трибун? Или такое сотрудничество выгодно только Китаю? Не пользуется ли Пекин слабостью политических режимов и отсутствием экономических мускулов у стран региона, чтобы создать там зону своего экономического преобладания?
Подступы к Pax Sinica
На первый взгляд, стратегия Китая в Центральной Азии не меняется уже несколько десятилетий. Пекин по-прежнему придерживается трех основных правил: не вмешиваться во внутренние дела стран и их отношения друг с другом; делать упор на экономическое сотрудничество; стремиться поднять свою репутацию.
Такая стратегия была крайне успешной в Центральной Азии. Китай стал удобным партнером, так как в обмен на активное экономическое сотрудничество требовал лишь приверженности принципу «единого Китая» (признания Тайваня неотъемлемой частью КНР) и борьбы против «трех зол» — терроризма, экстремизма, сепаратизма. Все остальное регулируется по-восточному — негласными правилами.
Интересы Китая в Центральной Азии связаны с тремя основными особенностями региона. Во-первых, это своего рода буферная зона между опасными для соседних стран Афганистаном и Синьцзян-Уйгурским автономным районом внутри Китая. Во-вторых, страны Центральной Азии богаты природными ресурсами. Китай, как самый крупный в мире потребитель нефти и газа, не мог проигнорировать энергетическую ценность региона. В-третьих, регион географически расположен в центре Евразийского континента и потенциально вполне мог бы стать его транзитным сухопутным узлом.
Торговля
Экономический рост стран Центральной Азии во многом зависит от Китая, но у разных стран в разной степени. Для Туркмении, к примеру, Китай три года был практически единственным источником притока в бюджет иностранной валюты.
Российский «Газпром» более трех лет вообще не закупал газ у «Туркменгаза», расторгнув в начале 2016 года 25-летний контракт из-за ценовых споров. Пока Ашхабад и «Газпром» судились и договаривались о цене на газ, почти 80% туркменского экспорта ($8,1 млрд) было направлено в Китай. Суммарный объем поставленного из Туркмении в Китай природного газа по состоянию на октябрь 2019 года достиг 252,1 млрд кубометров.
Экспорт энергоресурсов служит важным способом пополнять бюджет не только для Туркменистана, но и для Казахстана и Узбекистана. Во всем импорте энергоресурсов Китая доля этих трех стран составляет 3,4%. Страны Центральной Азии к тому же занимают большую долю в китайском импорте цинка (21%), свинца (20,9%) и продуктов неорганической химии (10%).
В целом, по данным таможенной службы КНР, за 2018 год товарооборот с пятью странами Центральной Азии составил более $41,7 млрд. И хотя в импорте КНР на эти страны приходится всего 0,8%, а в экспорте — 0,9%, асимметричная зависимость региона от Китая растет. Для центральноазиатских стран сегодня китайская доля составляет около 22% всего экспорта и 37% импорта.
Инвестиции
Говоря о Китае в Центральной Азии, нельзя пройти мимо инициативы «Пояса и пути», которую Си Цзиньпин запустил в 2013 году в Казахстане. Страны Центральной Азии оказались, по сути, в центре сухопутной части инициативы — «Экономического пояса шелкового пути». Но оказалась ли инициатива полезной для их экономики?
По данным Министерства коммерции КНР, всего в 2018 году объем накопленных прямых китайских инвестиций в пять стран Центральной Азии составляет $14,7 млрд (1,2% всех инвестиций Китая в страны Азии). В 2013 году этот показатель был на 40% меньше ($8,9 млрд).
Однако связывать такой рост инвестиций исключительно с появлением инициативы не совсем правильно. Крупные инвестиционные проекты сосредоточены в энергетике и смежных секторах экономики. Но интерес к таким проектам существовал и до «Пояса и пути»: нефтепровод из Казахстана в Китай был запущен еще в 2005 году — до объявления этой инициативы. К тому же в последние годы наблюдается скачок инвестиций в Узбекистан — скорее всего, это связано с улучшением в стране инвестиционного климата после транзита власти.
Костяк сотрудничества Китая с регионом — газопровод «Центральная Азия — Китай» — был построен в 2009 году, тоже до появления инициативы «Пояса и пути». Проблемы как раз появились после. В 2016-м должны были запустить четвертую нить газопровода (Line D). Строительство этой линии неоднократно откладывали, и казалось, что ее уже не построят. Но, похоже, настойчивость узбекской стороны вернула проект к жизни: в Таджикистане к концу января 2020 года уже завершили строительство первого тоннеля.
Технологии
Большая доля импорта из Китая в страны Центральной Азии приходится на товары с высокой добавочной стоимостью: машины и оборудование, электротехника, запчасти (в 2018 году их доля в экспорте Китая в Центральную Азию составила более 28%).
Власти центральноазиатских стран не скрывают интереса к китайскому ноу-хау в сфере социального кредита. В апреле 2019 года во время государственного визита в Китай президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев посетил Центр исследований и разработок компании Huawei в Пекине. В числе прочего президента ознакомили с разработками в сфере «безопасного города». Через несколько месяцев, в сентябре, на заседании межправительственного комитета с Китаем было подписано соглашение на внедрение системы «безопасный город» в регионах Узбекистана на $1 млрд.
Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев в ходе двухдневного государственного визита в Китайскую Народную Республику в сентябре 2019 года посетил другую китайскую технологическую компанию — Hikvision. Вернувшись в Казахстан, президент поручил перенять опыт Китая в области цифровизации данных о гражданах. Уже через месяц в столице тестировали новый способ оплаты проезда в автобусах с использованием биометрических данных пассажиров — FacePay.
Своя система «безопасного города» — «Шахри бехатар» — есть и в Таджикистане. Китайская компания Huawei установила ее еще в 2013 году, а в 2019-м было объявлено о модернизации системы. По словам замруководителя центра «Шахри бехатар» Фурката Шоимардонова, теперь программное обеспечение центра на основе искусственного интеллекта поможет оперативнее обнаруживать лиц, находящихся в розыске.
Киргизия пыталась установить систему «безопасный город» еще с 2011 года. Первым подрядчиком могла стать российская компания «Стилсофт», но тендер аннулировали, сделка сорвалась, а за ней последовали судебные иски. Позже, в 2018-м, Huawei была готова взяться за строительство системы, но и эта сделка сорвалась. В итоге тендер выиграла российская «Вега».
А уже на базе оборудования «Вега» киргизское правительство договорилось с Китайской национальной корпорацией CEIEC, специализирующейся на импорте и экспорте электроники, об установке программы для идентификации отдельных граждан или групп людей28.
Другая китайская компания, Shenzhen Sunwin Intelligent (深圳市赛为智能公司), займется в Киргизии вторым этапом проекта «безопасный город», который подразумевает установку новых камер в Бишкеке и по всей стране29.
Мягкая сила
Несмотря на большие объемы торговли, потоки инвестиций и закупки технологий, общество в Центральной Азии мало знает о современном Китае. В странах региона, за исключением Казахстана и частично Киргизии, люди, принимающие решения, тоже плохо представляют себе интересы КНР. Пекин эту ситуацию понимает, поэтому работает над выстраиванием правильного имиджа.
С 2000 по 2017 год общее количество официальных визитов представителей власти провинциального и республиканского уровня из КНР в страны Центральной Азии и обратно достигло 722. А китайские эксперты вроде Джастина Ифу Линя привлекаются правительствами в качестве советников.
Главным символом китайской мягкой силы стали Институты Конфуция и классы китаеведения (всего в Центральной Азии их 37). Карьерные возможности, которые открывает знание китайского языка, притягивают молодое поколение стран Центральной Азии. В Казахстане в пяти институтах Конфуция обучаются 14 тысяч студентов, в Узбекистане старейший в регионе Институт Конфуция при Ташкентском государственном институте востоковедения ежегодно принимает на обучение 1500 учащихся.
Кроме того, Китайское министерство образования и Канцелярия Международного Совета китайского языка не скупятся на гранты для тех, кто хочет поехать в КНР получать высшее образование. За 2010―2018 годы абитуриентам из Центральной Азии было выдано более 5 тысяч грантов на обучение, а число студентов из стран Центральной Азии, получающих образование в Китае, достигло в 2017 году почти 30 тысяч.
Преграды на пути
Экономическое проникновение КНР в регион провоцирует все больше конфликтов. Общество и элиты обеспокоены растущим влиянием Китая, которое накладывается на коррупционные практики. Появление плохих проектов с китайским участием усиливает антикитайские настроения.
В ноябре 2019 года в Киргизии тысячи людей протестовали против контрабанды и коррупции на границе с Китаем. Поводом стала публикация совместного расследования, которое провели Центр по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP), Радио «Азаттык» (киргизское отделение американской некоммерческой медиакорпорации «Радио Свобода») и киргизское издание Kloop.kg.
В расследовании была подробно описана схема подтасовки документов на киргизо-китайской границе. Как утверждают журналисты, выгоду от преступных схем получали, и должностные лица, в том числе уже бывший заместитель председателя Государственной таможенной службы Киргизии Раимбек Матраимов (известный также как Раим-миллион).
Подобные случаи происходили и на казахско-китайской границе. Самое крупное уголовное дело в Казахстане — «Хоргосское» — яркий тому пример. В 2013 году в ходе расследования выяснилось, что 45 сотрудников Комитета нацбезопасности и таможенной службы Казахстана были замешаны в контрабанде товаров из Китая.
На границах стран Центральной Азии с Китаем коррупция и другие проблемы наблюдаются еще с середины 2000-х, что легко заметить при сравнении китайских и казахских или киргизских статистических данных. Товарооборот между КНР и Казахстаном, по китайской и казахстанской статистике, в 2018 году составил $19,9 млрд и $11,7 млрд соответственно; с Киргизией — $5,6 млрд и $2 млрд.
Китай — важный инвестор в регионе, но вместе с ростом совместных проектов растут и долги Центральной Азии. Примером страны, не сумевшей справиться с китайскими инвестициями, классической страшилкой стала Шри-Ланка. В 2017 году страна передала в аренду Китаю на 99 лет порт Хамбантота, чтобы уменьшить свои долговые обязательства на $1,1 млрд. Может ли такое произойти в Центральной Азии?
В зоне риска находятся Бишкек и Душанбе. Киргизия брала в Китае 45% всех внешних займов ($1,7 млрд). У Таджикистана — $1,2 млрд (52% всех внешних займов). Долги этих двух стран перед Китаем составляют более 20% их ВВП. В других государствах региона ситуация лучше: Туркмения должна Китаю 16,9% своего ВВП, Узбекистан — 16%, Казахстан — 6,5%.
Таджикистану уже сейчас сложно обслуживать свои кредиты, и руководство страны ищет выход из ситуации. Крупная китайская компания ТВЕА получила право добывать золото из рудников «Восточный Дуоба» и «Верхний Кумарг» до тех пор, пока не возместит потраченные в 2016 году на строительство ТЭЦ «Душанбе-2» $331,5 млн, полученные от Экспортно-импортного банка Китая.
Усугубляют ситуацию коррупционные скандалы и непрозрачность соглашений между китайскими и местными компаниями. Модернизация бишкекской ТЭЦ — характерный пример. В январе 2018 года, в разгар морозов, в киргизской столице произошла авария на единственной в городе ТЭЦ, где незадолго до этого уже упомянутая TBEA провела модернизацию.
В ходе разбирательства стало известно, что разные чиновники Киргизии лоббировали интересы китайских компаний, 90% товаров на модернизацию закупали по завышенным ценам, и многое другое. Дело ТЭЦ, в итоге ставшее политическим, использовали сторонники президента Жээнбекова, чтобы избавиться от приближенных его предшественника Алмазбека Атамбаева. Против китайских подрядчиков дел заведено не было.
Похожий скандал произошел и в Казахстане с надземной легкорельсовой железной дорогой «Астана LRT». Строительство завершили лишь на 15%. Выделенные средства растратили, а китайскую сторону привлекли к уголовной ответственности. Расследование по делу закончили в конце января 2020-го, впереди суд, среди главных подозреваемых — бывший заместитель акима (мэра) Нур-Султана (ранее Астана) Канат Султанбеков.
Или другой пример. В Таджикистане китайская компания China Nonferrous Gold Limited, чтобы получить лицензию на добычу золота, заплатила, по данным СМИ, зятю президента Шамсулло Сохибову $2,8 млн.
Соединенные Штаты, когда-то бывшие важным игроком в регионе, сегодня способны лишь реагировать на события, происходящие в центральноазиатских странах. Состоявшийся в начале февраля 2020 года официальный визит госсекретаря США Майка Помпео в Казахстан и Узбекистан стал лишним тому подтверждением. Первый за пять лет визит американского дипломата высшего уровня в Центральную Азию был практически полностью был посвящен Китаю. Помпео говорил о том, что центральноазиатским странам надо перестать сотрудничать с китайскими компаниями и активнее критиковать политику КНР в Синьцзян-Уйгурском автономном районе.
Помпео также обещал выделить Узбекистану $1 млн в качестве помощи на реформы в финансовой сфере: «Мы делаем все это потому, что Америка является настоящим партнером и другом Узбекистана», — подчеркнул он.
Для сравнения объем грантовой помощи Китая Казахстану, Киргизии, Таджикистану и Узбекистану в 2016 году превысил $1,5 млрд.
Страны Европейского союза и США не в состоянии стать альтернативой Китаю ни в торговой, ни в инвестиционной сферах. Пока Евросоюз остается одним из главных инвесторов в экономики центральноазиатских стран, но и тут баланс постепенно смещается в сторону Китая.
Западные страны не могут взять на себя и вопросы региональной безопасности: такие действия встретили бы сопротивление со стороны Москвы и Пекина. Более того, местные власти настроены довольно осторожно к западному военному присутствию, учитывая опыт сотрудничества в 2000-х.
