Конкурентная борьба за Евразию обостряется
Константин Сыроежкин, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований
– Для начала расскажите, какое влияние на рядового казахстанца оказывает НАТО, какие цели оно преследует в Казахстане и зачем нам сотрудничество с этим альянсом?
– Если говорить о рядовом казахстанце, то присутствие НАТО в Казахстане на него не оказывает никакого влияния. Более того, как показали события в Косово, да и на Кавказе в прошлом году, эта организация действует весьма избирательно и в плане обеспечения региональной безопасности.
Что касается целей, официально они звучат следующим образом: урегулирование ситуации в Афганистане, борьба с терроризмом, пресечение незаконной торговли наркотиками, оказание помощи государствам региона в проведении политических реформ, что, по мнению натовских чиновников, приведет к созданию более результативных их оборонных структур, и т.д.
Однако если отбросить словесную шелуху вроде тезиса о том, что перед НАТО поставлена задача стать гарантом безопасности стран Центральной Азии и Южного Кавказа, активизируя свою деятельность на Кавказе и в Центральной Азии, НАТО приобретает новое звено в стратегическом окружении России и дополнительные ресурсы для втягивания стран Кавказа и Центральной Азии в геополитическую орбиту Запада и вывода их из-под влияния России. Кроме того, это открывает возможность использовать в своих целях военную и разведывательную инфраструктуру на границе с Китаем и Ираном, а также выхода западных государств к Каспийскому морю.
– Можете объяснить следующий парадокс? В настоящее время в Центральной Азии действуют сразу три организации по поддержанию безопасности: НАТО через программу «Партнерство ради мира», ОДКБ и ШОС. Парадокс же даже не в том, что ведущую роль в них играют конкуренты, если не соперники (соответственно США, Россия и Китай), а в том, что ряд стран нашего региона имеют членство во всех трех организациях.
– Я не вижу здесь особого парадокса. Во-первых, что бы там ни говорилось, но в Центральной Азии имеет место новое издание «Большой игры». Соответственно, каждый из геополитических конкурентов (а названные вами страны относятся к этой категории) стремится «застолбить» собственную «делянку». Во-вторых, мы пока исповедуем многовекторную внешнюю политику.
Что действительно имеет место, так это параллелизм в деятельности всех этих структур и их нежелание совместно действовать в решении одних и тех же проблем. Причем здесь, опять же, «в позу» становится НАТО, между ШОС и ОДКБ меморандум о взаимодействии подписан. Правда, честно говоря, дальше этого дело пока не пошло.
Вторая проблема связана с различиями в понимании имеющих место угроз и вызовов, а следовательно – в предлагаемых методах по их локализации. Наиболее яркий пример – терроризм. В ответе на вопрос, что представляет собой это понятие, вы услышите множество точек зрения, и ряд из них будут полярными.
– Но в будущем году уже сам Казахстан готовится стать председателем другой авторитетной международной структуры – ОБСЕ. Что это даст нашей стране, особенно в контексте ряда условий, которые эта организация выдвигает в адрес Астаны?
– Я не являюсь большим сторонником идеи председательствования Казахстана в ОБСЕ. Во-первых, это довольно сложная и затратная для страны деятельность. Во-вторых, вместо позитивного влияния на имидж Казахстана она может серьезно подпортить его, тем более что председатель по своим «демократическим показателям» должен выглядеть как минимум не хуже простых членов. Наконец, на сегодняшний день ОБСЕ нуждается в серьезном реформировании, а оно невозможно без согласия на то европейской бюрократии. Ответ на вопрос, почему чиновники ОБСЕ предпочитают делать акцент только на гуманитарных вопросах, лежит на поверхности – все остальное (экономическое сотрудничество и безопасность) нуждается в постоянном осмыслении и конкретике, а этим заниматься никто не хочет. Ранжировать страны по «демократическим стандартам» много легче.
– В прошлом году Президент Дмитрий Медведев потребовал от своих дипломатов «агрессивно» отстаивать интересы России, а во время войны на Северном Кавказе он заявил об «особой миссии России на постсоветском пространстве». Как это отражается и может отразиться на балансе интересов в Евразии, в том числе Казахстана?
– То, что политика России станет жестче и прагматичнее, сегодня не вызывает сомнения. Наверное, в этом есть своя логика. Говоря словами Путина, настало время «отделить мух от котлет». Россия более не намерена оплачивать откровенно антироссийские проекты на постсоветском пространстве. Это во-первых.
Во-вторых, после войны на Кавказе стало окончательно ясно, что в сегодняшнем своем состоянии СНГ – нежизнеспособный проект. Он требует реформирования, и главным его предназначением должна стать защита геополитических интересов на пространстве Евразии, да и самого этого пространства. И такая точка зрения в прошлом году уже высказывалась Президентом Армении С. Саргсяном.
В-третьих, сегодня конкурентная борьба за Евразию вообще и Центральную Азию в частности обострилась, и вполне вероятно, что в ближайшей перспективе государствам региона будет предложено определиться со своими внешнеполитическими приоритетами, причем не исключено, что предложение это поступит от геополитических конкурентов.
– Поговорим о другом крупном соседе. Еще лет 5–10 назад в отечественных СМИ часто можно было встретить словосочетание «китайская угроза». С тех пор влияние Поднебесной на Казахстан по всем фронтам только увеличивается, начиная от миграции и заканчивая энергетикой, хотя об «угрозе» почти перестали говорить. Почему?
– Ответить на данный вопрос можно и просто, и сложно. Просто – китайское посольство в Казахстане очень хорошо работает с журналистской братией. Насколько мне известно, туристические журналистские туры в Китай организуются с завидной регулярностью. Отвергать же кормящую тебя руку как-то неудобно.
Если сложно, то здесь нужно обратить внимание на несколько аспектов. Во-первых, на уровне политического истеблишмента и на экспертном уровне Китай не воспринимается как угроза, сегодня доминирует точка зрения, что он вполне может составить альтернативу (в плане инвестиционных возможностей и содействия обеспечению региональной безопасности) не только Западу, но и России.
Во-вторых, привлекательность Китая как государства, где можно делать неплохой бизнес. Отсюда, кстати говоря, большой поток казахстанцев, обучающихся в Китае, причем не только по программе «Болашак», но и на собственные средства.
В-третьих, сегодня мы завозим из Китая практически все, и даже сверх того. Любой, кто решил строиться, обставить мебелью квартиру или офис и т.д., обращает внимание прежде всего на Китай – получается в несколько раз дешевле, а это работает лучше всякой идеологии и поразительно влияет на общественное мнение.
– В условиях кризиса мировые цены на нефть, газ, металлы – главные статьи нашего экспорта – продолжают снижаться. В среднесрочной перспективе как это может повлиять на экономическую безопасность нашей страны?
– Это – серьезная проблема, и связана она прежде всего с тем, что мы не использовали благоприятные возможности 2005–2007 годов для диверсификации экономики и развития ее реального сектора. Мы по-прежнему зависим от добывающего сектора, а следовательно – от конъюнктуры мировых цен.
– Сегодня около 80% нефтедобычи, а соответственно – и экспорта нефти из Казахстана контролируется иностранными компаниями. Теперь, во время кризиса, с молотка уходят другие важные активы нашей экономики, как ММГ (50% выкупил Китай), вчера еще флагман финансово-банковской сферы «БТА Банк» хотят купить россияне и др. Просматриваете ли в этом угрозу утери самостоятельности?
– Безусловно. Иностранные инвесторы отнюдь не альтруисты, хотя приведенные вами последние примеры не столь показательны. Во многом и первое, и, возможно, второе решение – вынужденные меры. Как и в первой половине 1990-х годов, Казахстан продает свои активы иностранным инвесторам не от хорошей жизни, тем более что это входит в противоречие с наметившимися в последние годы тенденциями по консолидации активов в руках государства и ужесточению контроля над иностранными инвесторами.
– Понятие «безопасность» имеет довольно широкий охват, как, например, экономическая, продовольственная, информационная и т.д. Вместе с тем зачастую в него вкладывается смысл чего-то, привнесенного извне. А что насчет внутренних вызовов безопасности конкретно для Казахстана и Центральной Азии в целом? Какими Вы их видите?
– Я вообще считаю, что внешние угрозы и вызовы безопасности на сегодняшний день второстепенны: за исключением кучки террористов, которые могут подпортить нам кровь, никто с нами воевать не собирается. Основные угрозы и вызовы лежат не вовне, а внутри региона.
Если конкретно, то на региональном уровне это прежде всего проблемы, связанные со спорами за воду. В ближайшей перспективе дефицит пресной воды будет ощущаться еще сильнее, а решение проблемы при существующем уровне амбиций и нежелании «поступиться принципами» пока не просматривается. Вторая проблема регионального, да уже и внутреннего свойства – рост приверженцев ислама, причем нетрадиционных для нашего региона мазхабов, в том числе и радикального свойства. Помните предупреждение Чокана Валиханова: «не пускаете в Казахстан татарских мулл»? Сегодня оно как никогда актуально. Третья общая региональная и внутригосударственная проблема – ухудшение социально-экономической ситуации в регионе в целом и в каждом из государств Центральной Азии отдельно. Кто взлетел выше, тому больнее будет падать. И это не метафора. Еще Алекс де Токвиль писал, что революции осуществляются не там, где плохо, а там, где хорошо, но хочется, чтобы было еще лучше. Еще одна серьезная проблема – неизбежная смена лидера практически во всех государствах региона. Отработанного механизма на сегодняшний день нет, следовательно, неизбежен конфликт элит, а вместе с ним и перспектива передела собственности со всеми вытекающими последствиями.