, 
Замкнутой системы образования не должно быть
Рахман Алшанов, президент Ассоциации вузов Казахстана, профессор, доктор экономических наук
– Еще не стихли переживания абитуриентов по поводу ЕНТ, да и в СМИ все предыдущие годы данная проблема вызывала немало нареканий. Как, на Ваш взгляд, это мероприятие прошло в нынешнем году?
– В этом году результаты ЕНТ, на мой взгляд, оказались более корректными, те ошибки, которые наблюдались прежде, не допускались, был усиленный контроль. Если в прошлом году действительно была утечка кодов правильных ответов, то в этом году были лишь отдельные случаи, когда аферисты, жулики, как это часто бывает в любом деле, пытались продать под видом правильных ответов несуществующие коды. Полиция действовала более бдительно, и деятельность таких элементов была вовремя пресечена органами внутренних дел. Хотя есть еще те, кто пытается найти лазейки и покупает такого рода сомнительные документы, попадаются отдельные родители, которые, что еще хуже, «подставляют» не только себя, но и своих детей. Имелись также попытки проноса мобильных телефонов, но это уже стало традицией. Ну а в общем надо отметить, по многочисленным отзывам самих школьников, которые проходили анкетирование, атмосфера была более спокойной, времени для ответов дали чуть больше, а многие сложные вопросы были сокращены. Поэтому в целом ЕНТ прошло нормально.
– Бытует мнение, что тест – это всего лишь проверка на внимательность и память, системную проверку знаний он не дает. Насколько оправдывает себя внедрение ЕНТ в отечественную систему образования?
– Что такое тест? Это просто проверка на скорость мышления или на запоминание, но в таком случае любой зубрила может выучить ответы. На мировом пространстве отношение к тесту тоже неоднозначное. Например, в России профессор МГУ академик Садовничий считает, что тестирование мешает выявить способных и талантливых людей, потому что, как правило, услышав вопрос, они начинают думать. Это – свойство мыслящих людей. В случае же с тестом требуется всего лишь нажимать кнопки готовых вариантов ответов. Для некоторых это превращается в своеобразную лотерею, когда, нажимая наугад, можно давать правильные ответы. Иными словами, элемент случайности тоже имеет место быть. Это не раз показывала жизнь, когда, например, порядка 2000 грантников не смогли подтвердить свои знания.
Поэтому считаю, что процедура тестирования должна быть дополнена, как и во многих странах мира, системой проверок, в том числе всевозможных олимпиад и конкурсов. Особенно это касается талантливых, способных молодых людей, которые во время тестирования не смогли себя проявить на должном уровне. Вот в этом году Национальный университет им. аль-Фараби провел конкурс, победитель которого получил уникальную возможность обучаться в этом вузе бесплатно. Это нужное дело! Подобных олимпиад раньше было много, но появились дельцы, которые стали крутиться вокруг этих мероприятий и способствовать присуждению медалей не тем, кто этого достоин, а кто заплатил. Тем не менее, думаю, данную практику нельзя останавливать, надо создавать более объективное, независимое жюри. И главным образом проводить конкурсы на те специальности, на которые существует большая потребность. Я имею в виду физику, химию, математику, естественные и фундаментальные науки. Это было бы хорошим стимулом для думающей молодежи.
Вот, например, российские вузы у нас в Казахстане начиная с сентября или даже круглый год тоже проводят олимпиады, забирают к себе лучших учеников, как говорится, снимают сливки. Мы же обрекаем молодежь на тестирование, что ограничивает их возможности. На сегодняшний день более 30 тысяч наших детей обучаются за пределами Казахстана, как показывает статистика, большей частью в России.
– Некоторые эксперты полагают, что при проведении аттестации государственные вузы имеют преимущество перед частными. Согласны ли Вы с этим утверждением, и вообще, насколько объективен процесс аттестации?
– Как таковых преимуществ у государственных вузов перед частными при аттестации я не вижу. Однако дело в том, что в состав комиссии, как правило, входят работники министерства – будущие работники госвузов, по крайней мере многие из них на это рассчитывают, следовательно, определенные элементы лоббирования присутствуют.
Но я бы хотел коснуться преимуществ иного рода. В течение долгого времени государственные вузы получали материальную базу от государства, лаборатории, кадры, библиотеки, то есть у них изначально была огромная фора. Для сравнения, частным вузам нет еще 20 лет, а многие только начали свою деятельность, и поэтому живут исключительно за счет собственного капитала, сами покупают здания, пополняют книжный фонд и так далее. Это не идет ни в какое сравнение с масштабами государственных инвестиций. Поэтому упор надо делать прежде всего на качество образования. В прошлые годы аттестация показала, что количество преподавателей с учеными степенями в некоторых частных вузах выше, чем в государственных. А если сравнивать по качеству библиотек, то многие частные вузы снова оказываются впереди, потому что у них новая литература, да и компьютеризация на должном уровне. Но аттестация не всегда учитывает такие моменты. Всем известен факт, произошедший в прошлом году, когда оказалось, что аттестация некоторых государственных вузов проводилась формально. В результате преимущество, о котором я говорил, утрачивалось. Пришлось вмешаться самому Президенту, который сместил аж 18 ректоров, и назначить новых.
Да, на официальном уровне какого-либо противопоставления частных и государственных вузов нет. Однако при проведении различных коллегий, совещаний, форумов приглашаются не все ректора частных вузов, иногда всего двое-трое, хотя по численности частных вузов больше, чем государственных. Возникает вопрос: если провозглашается приоритет качественного образовании в частных вузах, то почему их не приглашают? И через кого министерство собирается передавать свои претензии? Отсюда появляются и обиды по поводу деления на первый и второй сорт, доступных и недоступных. Допустим, я, как президент Ассоциации вузов, представлен везде, одновременно представляю интересы и государственных, и национальных, и частных, но одно дело – представлять, а совсем другое, если они сами будут представлять свои вузы.
– А как на сегодняшний день Вы можете оценить выстраиваемые взаимоотношения МОиН РК с частным сектором в образовании?
– К большому сожалению, у нас негативное отношение ко всему частному, видимо, идет еще со времен Сталина. Я имею в виду стереотип: частное – значит, против государства. Хотя что значит частное? 99% экономики – это ведь частные налогоплательщики. Как можно жить за счет частного и игнорировать его?
При этом если разобраться, то во многих государственных вузах обучение преимущественно ведется на платных отделениях, где-то около 96% студентов. То есть фактически речь идет о коммерческих заведениях, которые мало чем отличаются от частных, разве что названием. А раз государственный вуз по сути является коммерческим, значит, он по закону должен платить налог на имущество. На деле же получается, что только частные учебные учреждения платят налоги, за счет которых существуют их конкуренты. Хотя в Конституции записано, что государственные вузы выполняют только госзаказ и не могут иметь коммерческие отделения. Получается, что Закон «Об образовании» противоречит Конституции, кстати, об этом неоднократно говорил академик Султан Сартаев. Вот почему я считаю, что в проведении образовательной политики между государственными вузами и частными должна быть проявлена четкость до конца, нужно создавать равные стартовые условия, развивать здоровую конкуренцию. Ну не может один сектор существовать за счет другого – это нонсенс.
– У нас разве что ленивый не критикует проявления коррупции в системе образования. В прошлом году в решение существующих проблем вмешался сам Президент, когда лично назначил ректоров ведущих вузов страны. Но есть ли реальные сдвиги в искоренении этого зла? И что нужно делать?
– К сожалению, коррупция продолжает существовать. Хотя, думаю, в определенной степени такого наглого, как раньше, неприкрытого взяточничества поубавилось. Интересный факт недавно выявили студенты, которые проводили анкетирование. Оказалось, что только 3 или 4 человека в том или ином вузе создают 56% актов коррупции. То есть это явление не идет повсеместно, а есть какая-то небольшая, даже не скажешь «прослойка», а просто мизер, который портит общую картину. Мы об этом сообщили ректорам, призвав их увольнять нерадивых сотрудников, по мере возможности публиковать их фамилии. Ведь если в рейтингах вузов будут фигурировать факты коррупции, безусловно, это будет иметь отрицательный эффект.
Но сами студенты начинают понимать, что невыгодно просто приобрести диплом, а это уже говорит о многом. Прошла та волна, когда образование выполняло как бы социальную функцию. Сейчас взаимодействие экономики и образования стало более тесным, и работодатели, которые часто сами выдают гранты (кстати, сейчас около 300 компаний выделяют около 8000 грантов), являются председателями ГЭК и тому подобного, так вот, брать на работу человека, который покупал оценки, они не станут.
Правда, есть еще одна проблема, которая заставляет искать обходные пути даже хороших студентов. В настоящее время у нас механизм грантов охватывает лишь 120–140 тысяч человек, а остальные где-то 500 тысяч обучаются за свой счет. Это немалые деньги, которые в большинстве случаев студенты компенсируют, подрабатывая. Понятно, что график работы зачастую не совпадает с занятиями, и студент вынужден договариваться с преподавателем. Тот, в свою очередь, понимает, что если поставит двойку этому студенту, а он, в общем-то, способный парень, но из неблагополучной семьи, то тот вылетит из университета и останется без шанса найти хорошую работу. Но этот молчаливый договор нельзя допускать. Нельзя приносить в жертву социальному положению систему образования и оправдывать коррупцию, это неправомерно. Поэтому надо более активно внедрять кредит-технологии, рубежный контроль, тестирование, проводить опросы. И система мер, которая оправдывает себя, уже есть.
– Мировой финансовый кризис затронул практически все сферы нашей жизни, наверное, вдвойне сложнее в этих условиях приходится бизнес-образованию. Каким в дальнейшем Вы видите его развитие в Казахстане?
– Да, действительно, кризис отразился на платежеспособности людей. И здесь, видимо, надо принимать в первую очередь системные меры. Всего один пример: после того, как депутат Турсынов призвал вузы не отчислять студентов, даже если они не смогут оплатить учебу, ситуация только ухудшилась. Так, в начале года неплатежеспособных насчитывалось 7000 человек, а после его обращения это число увеличилось в 20 раз. Может, депутат и желал искренне оказать помощь, но нанес колоссальный ущерб. Сейчас по городу Алматы в некоторых вузах 20, 50, 70 миллионов тенге недоплаты, но студентов не отчисляют. Вузы сами в проигрыше, поскольку им нужно платить зарплату сотрудникам, налоговики требуют оплатить налоги – и так меж двух огней. Свой коллектив, может, и поймет, потерпит 2–3 месяца без зарплаты, но долго так продолжаться не может.
Финансовые трудности, которые, думаю, еще не проявились в полной мере, уже привели к резкому сокращению студентов. Из 705 тысяч в 2005 году, когда был пик, число обучающихся в вузах сократилось на 140 тысяч человек, из них 100 тысяч ушли в колледжи – там оплата меньше, срок обучения короче, ЕНТ не проводится, и родители хотят иметь не лишний рот, а раннего кормильца. С одной стороны, социальный фактор в условиях кризиса можно понять. Но, с другой стороны, если студенты будут вымываться из вузов такими темпами, то через 10 лет в высшей школе просто некому будет учиться.
Сам кризис обострил конкуренцию на рынке образовательных услуг, многие снижают размеры оплаты за обучение или по крайней мере стараются зафиксировать ее на прежнем уровне. Государство также пытается оказать помощь, но и здесь не обходится без проблем. В частности, львиная доля грантов и кредитов государство выделило медицинским, техническим специальностям, которые и так мощно покрыты грантами. Кто-то недоработал вопрос, в итоге хорошее дело стоит, получили кредиты меньше 1%, и пока правительство не изменит условия, эта проблема будет затягиваться.
– Всем известно, что Казахстан присоединился к Болонскому процессу, но возникает вопрос: почему мы выбрали именно европейскую систему, а не какую-нибудь другую? Чем она лучше? И что мы построим в результате?
– Хотел бы заметить, что Болонский процесс предполагает и американское образование, которое применяют все развитые страны. Мы же только стремимся к Болонскому процессу, но пока еще не подписали его. На данный момент Казахстан присоединился к Хартии, хотя хартия и декларация – это совсем разные вещи.
В чем суть Болонского процесса? Дело в том, что в условиях обострения международной конкуренции между Европой, Америкой и Азией главный упор делается на подготовку кадров, на образование. Тот же Китай добился успеха, потому что обучал огромное количество людей, каждый год более 100 тысяч человек во всех ведущих вузах страны. Из бумажных тигров они превратились в реальных, и Китай вышел на второе место в мире по экономике. Европа также озаботилась проблемой повышения конкурентоспособности своего образования. Но здесь проблема стояла шире, особенно что касается создания условий, чтобы студент, скажем, Варшавского университета мог бы продолжить обучение в Париже, а закончить в Лондоне и наоборот. Для чего? Потому что есть такие дисциплины, которые преподаются только в двух-трех вузах, допустим, по технологиям сотовой связи или авиационной промышленности. То есть речь идет о широком использовании потенциала всех вузов для повышения интеллектуального уровня молодежи. При этом сам студент получает возможность мобильности.
В принципе, Болонский процесс мы могли бы внедрить у себя, когда студент, допустим, «политеха» мог бы учиться в КазНУ или КарГУ. Иначе говоря, студент получает право выбора, которое, я считаю, будет равносильно отмене крепостного права.
Вот вы спрашиваете, что мы построим в результате. Я бы ответил, что мы ориентированны на конечный результат. Видите ли, во многих странах мира студенты обучаются, чтобы стать после выпуска работодателем. Во время посещения Северной Каролины я увидел вокруг университета несколько мини-городов, где сосредоточено 40 тысяч предприятий – все они открыты студентами! Система выстроена таким образом, что если есть идея, то для ее реализации созданы все необходимые условия. Нам тоже следует перенимать такой опыт. При этом нужно учить тому, чего нет, потому что то, что есть, нам не потянуть, просто потому, что эти рынки труда давно заняты. Если взять действующие предприятия, то им некогда этим заниматься, и новые технологии остаются без внимания. Болонский процесс как раз и позволяет устранять этот пробел.
Многое из того, что Казахстан сегодня импортирует, мы могли бы производить сами, но этого не происходит по причине нехватки квалифицированных кадров, технологий. А когда у студента появляется возможность учиться этому, он впоследствии интегрирует свой будущий коллектив, сформирует ядро и по выходу из вуза защищает не просто диплом, а реальный проект. Отдача от этого очень высокая. На том же Западе, например, считают, что если из ста проектов «выстрелит» хотя бы один, то он оправдает все расходы и принесет прибыль. Конечно, возникнут определенные сложности, если мы перейдем на Болонский процесс, связанные в том числе с большей самостоятельностью студента, когда преподаватель лишь стоит рядом. Мы же привыкли к советской системе, которая отличалась «натаскиванием» учеников, это было, возможно, приемлемо тогда, но не сейчас. С другой стороны, приобщаясь к Болонскому процессу, мы должны крепко подготовить свои тылы, иначе все наши потуги рискуют оказаться профанацией.
– В Казахстане действует образовательная программа «Болашак», которая проводит работу по подготовке профессиональных кадров за рубежом. С другой стороны, это огромные суммы денег, утекающие из страны. Когда наши собственные вузы начнут достойно конкурировать с ведущими университетами мира?
– Действительно, пока нет реальной оценки наших вузов ни в одном из всех представленных рейтингов. Может быть, это и дорогое удовольствие, но вузы должны принимать участие в «забеге», как, допустим, наши футболисты принимали участие в УЕФА. Да, многие сетовали, например, что в игре со сборной Англии нам преподнесли урок английского, что вполне вероятно. Но точно так же и мы могли бы получить какие-то уроки или по крайней мере узнать, кто способен играть на равных с нами, а кто нет.
Что касается конкретных специальностей, то могу сказать, что, например, философы Казахстана в прежние времена очень высоко котировались в мире. Известно также, что казахи – природные математики, и это тоже признанный факт. Допустим, наш известный ученый Аскар Жумадильдаев вел занятия практически во всех ведущих университетах мира, в Гарварде, Сорбонне, Оксфорде. Другой крупный математик Умирзак Султангазин вел занятия в Японии. То есть существуют направления, в которых мы изначально сильны. Естественно, в условиях конкуренции кроме знаний преподавателей большое значение имеет материальная база, оснащение. Здесь мы явно проигрываем. Тем не менее такие вузы, как Национальный Технический университет, уже сейчас способны вести виртуальные занятия с любым университетом мира.
Или другой факт – сейчас в вузах Казахстана обучаются 8 тысяч иностранных студентов из 41 страны мира. Вопрос не в том, чтобы сразу начинать конкурировать с Гарвардом, Оксфордом, главное – быть конкурентоспособными на рынке образовательных услуг. Вот в Австралии, допустим, рейтинг высокий, там обучается 180 тысяч зарубежных студентов. Это такая же страна, как Казахстан, и нам вполне по силам это осуществить. Сегодня молодежь ведущих стран мира обучается за пределами своей родины, и это хорошо, поскольку интегрирует. Замкнутой системы образования не должно быть.
Комментарий независимого редактора:
Если действительно Закон «Об образовании» противоречит Конституции, как это говорит Рахман Алшанов, ссылаясь на Султана Сартаева, то это – лишь капля в море причин, по которым его надо серьезно переписывать.
