, 
Кадыр Байкенов:
Кадыр Байкенов – первый в истории независимого Казахстана министр энергетики и топливных ресурсов. Мне, как редактору журнала, было очень интересно встретиться с человеком, который был в системе государственного управления в первые годы независимости нашей страны и руководил такой стратегической отраслью, как нефтегазовая. Возглавляя «нефтянку», «оборонку», «Казатомпром» в периоды их становления, участвуя в подписании «контракта века» и других соглашений, которые на долгие годы определили судьбы отдельных отраслей, он уходил с высоких должностей с незапятнанной репутацией. Только посвященные знают, как это непросто.
– Судя по Вашей биографии, после 18 лет бессменной работы на АЗТМ Ваша профессиональная карьера почти каждые два-три года круто менялась. При этом очевидно, что на позициях, которые Вы занимали, за два года успеть что-то сделать практически невозможно. Ваша карьера развивалась в перестроечные советские годы и годы независимости страны. Какие факторы оказали влияние на Ваше движение вверх и вниз по служебной лестнице: развал Союза, Ваша «негибкость» или то, что Вы не вписывались «в тенденцию»?
– Правильнее будет сказать – менялась не профессиональная карьера, а должностная. После 18-летней работы на АЗТМ в 1985 году я был избран секретарем Алма-Атинского обкома Компартии Казахстана по промышленности, через два года был назначен заместителем Председателя Совета Министров Казахской ССР, курировал промышленность республики. Спустя еще два года я был избран первым секретарем Алматинского горкома Компартии Казахстана, еще через два года назначен заместителем премьер-министра и в 1993 году – министром энергетики и топливных ресурсов.
Действительно, каждые два года я назначался на новую должность. Так как я попал в «номенклатуру», то работал там, где считало нужным руководство страны, но все назначения были связаны с работой в промышленности.
Действительно, для того, чтобы разобраться в работе, которую тебе доверили осуществлять, особенно на республиканском уровне, нужно время. Я его находил, работая по 14–15 часов в сутки. Конечно, все тонкости в многоотраслевой промышленности познать невозможно, поэтому в управленческой деятельности я опирался прежде всего на профессионализм работников всех уровней, с которыми мне пришлось работать.
Специфика работы в государственных органах состоит в том, что, находясь на той или иной должности, ты должен прежде всего реализовывать ту программу, которую принимает коллегиальный орган, в моем случае Правительство. Поэтому, заступая на должность, надо быстрее разобраться в этих программах и принимать активное участие в их реализации. Сколько тебе отведено времени находиться на должности министра или заместителя премьер-министра, один год или пять лет, никто не может тебе сказать. Поэтому очень важно выработать такую стратегию отрасли, чтобы пришедшие на твое место люди не смогли отвергнуть эту программу, а продолжили ее реализацию. Конечно, новый назначенец может поменять некоторые подходы к реализации программы, и в реальной практике это имело и имеет место. И не надо забывать, что не один человек реализует ту или иную программу, ею занимается команда профессионалов. Потому очень важно при смене первого лица не менять команду, чтобы не тормозить процесс.
Что касается моего перемещения «вверх–вниз», то его фактором была востребованность в кадрах в советский период перестройки, в период обретения независимости Казахстана и те факторы, которые Вы отметили в своем вопросе.
– В Совмине Вы курировали промышленность республики, включая и нефтегазовую отрасль, очевидно, именно это и сыграло решающую роль при Вашем назначении на должность министра энергетики и топливных ресурсов? Какие задачи надо было решать в то время? Как повлиял развал Союза на нефтяную отрасль?
– Когда в феврале 1992 года было образовано Министерство энергетики и топливных ресурсов,
Н.А. Назарбаев назначил меня заместителем премьер-министра–министром энергетики и топливных ресурсов, а в 1993 году я стал «чисто» министром. Ранее в структуре государственного управления не было целого ряда отраслевых министерств, поэтому надо было с нуля формировать структуру нового министерства.
До развала Советского Союза большинство наших промышленных предприятий были союзного подчинения, в том числе и нефтедобывающие предприятия. В начале 1991 года, когда со стороны Москвы практически прекратилось управление нашими предприятиями, которые были в составе союзных министерств, мы срочно стали формировать собственную структуру управления этими предприятиями. И мы провели такую работу, объединив предприятия единой отраслевой направленности в различные корпорации и концерны. Таким образом в 1991 году была создана корпорация «Казахстаннефтегаз», учредителями которой явились нефтегазовые предприятия, нефтеперерабатывающие заводы, предприятия трубопроводного транспорта. Работая в должности заместителя премьер-министра, я курировал и неф-тяную отрасль. После распада Союза перед нами стояла задача не допустить падения объемов добычи нефти, обеспечить развитие нефтяной отрасли.
После распада Союза мы в нефтяной отрасли унаследовали три крупные проблемы. Первая – недостаточное обеспечение финансирования отрасли в целом, что привело в тот период к падению добычи нефти. Вторая – поиск путей обеспечения дальнейшей разработки месторождений Тенгиз и Карачаганак, для развития которых необходимы были большие инвестиции и применение особой технологии добычи и переработки, так как эти месторождения имеют высокое пластовое давление и высокое содержание сероводорода. Третья – отсутствие высококвалифицированных кадров для Тенгиза и Карачаганака, как для выполнения проектно-технологических работ, так и непосредственно для работы в качестве операторов.
Поэтому нашей основной задачей, помимо поддержания нефтедобывающих объединений, стало привлечение инвестиций в отрасль. Как вы знаете, в 1993 году был подписан «контракт века» с компанией «Шеврон» по месторождению Тенгиз, в 1992 году – протокол о намерениях по разработке месторождения Карачаганак с компаниями «Аджип» и «Бритиш Газ», в 1993 году – соглашение о создании консорциума по проведению геолого-разведочных работ на шельфе Каспийского моря, в 1992 году – соглашение о создании Каспийского трубопроводного консорциума (КТК).
– Инвестиции бывают разными. Как Россия сумела сохранить контроль над своими ресурсами, ведь она унаследовала те же проблемы, что и мы? Возможно, разница только в соотношении экономик?
– Во-первых, Россия в начале 90-х годов добывала около 400 млн тонн нефти в год, тогда как Казахстан – всего 22 млн тонн. Нефтедобывающие предприятия России обеспечивали финансирование своего развития за счет продажи нефти на экспорт. Для освоения новых месторождений они изыскивали собственные средства. Мы же едва закрывали финансовые прорехи нефтедобывающих предприятий, не говоря уже об освоении новых месторождений. Поэтому единственное, что могло дать толчок для развития нефтяной отрасли, – это привлечение иностранных инвестиций. Привлечение инвестиций осуществлялось в виде создания совместных предприятий с обычным налоговым режимом и подписанием с иностранным партнером контрактов по разделу продукции. Тенгиз и Карачаганак без иностранных инвесторов мы бы не смогли освоить. Другие крупные месторождения на суше, на мой взгляд, мы могли бы разрабатывать собственными силами. Процесс приватизации, начавшийся в 1995–1996 годах, привел к продаже нескольких крупных месторождений и далее, ввиду образовавшихся проблем с бюджетом страны, привел к продаже казахстанской доли в СП «Тенгизшевройл» и доли участия в консорциуме по разработке шельфа Каспийского моря.
Все это привело к тому, что в настоящее время нашей национальной компании «КазМунайГаз» от общего объема добываемой в стране нефти принадлежат порядка 26%, с учетом консолидированной добычи. Остальной объем нефти принадлежит иностранным компаниям, работающим в Казахстане. Сегодня мы наблюдаем положительную тенденцию, когда «КазМунайГаз» ведет последовательную работу по увеличению своего содержания в нефтегазовых проектах, и это заслуживает одобрения.
– С чем был связан Ваш неожиданный переход в Комитет по оборонной промышленности?
– В 1994 году Министерство энергетики и топливных ресурсов было реорганизовано, и на его основе были созданы два министерства, а именно Министерство нефтяной и газовой промышленности и Министерство энергетики и угольной промышленности. Вопрос, почему меня не привлекли дальше к этой работе, хотя в то время мне было только 50 лет, следовало бы задать не мне. Если бы я ушел по собственному желанию, то я дал бы конкретный ответ на причину ухода, а в этом случае причина – это реорганизация министерства.
Спустя четыре месяца после реорганизации Минтопэнерго мне предложили возглавить Комитет по оборонной промышленности при Кабинете Министров. Назначение состоялось 7 октября 1994 года распоряжением Президента страны. Ранее такого органа управления в структуре правительства не было, и этот комитет, в который вошли предприятия, расположенные на территории Казахстана, входившие в оборонный комплекс бывшего СССР, пришлось создавать с нуля.
После развала СССР эти предприятия были на разных полюсах своей деятельности, одни продолжали работать, другие были на стадии банкротства. Поэтому объединение их под эгидой комитета ставило своей задачей осуществить развитие предприятий путем реализации программы конверсии во всех его направлениях. Но и там мне пришлось недолго поработать, где-то около шести месяцев. Я не знаю истинной причины этого, в распоряжении Президента было указано, что в связи с переходом на другую работу. Кадровые игры во властных структурах всегда существовали, очевидно, и я был вовлечен в эту игру с выбытием. Я никогда не держался за должность, поэтому принял эту отставку спокойно. Однако чувство невыполненной до конца работы всегда не покидало меня.
– Я понимаю, что Вы сейчас не можете в полном объеме отвечать на эти вопросы, но, тем не менее, давайте попробуем. Какова была истинная причина реорганизации министерства и Вашего ухода?
– Отвечая на первую часть вопроса, скажу, что реорганизация министерства была, на мой взгляд, связана с тем, что отдельные люди, находящиеся около Президента, очень громко говорили о том, что Казахстан – это нефтяная держава, нужно усилить внимание к нефти и поэтому нужно отдельное Министерство нефти и газа. Это было аргументированно доложено Президенту, и он согласился на реорганизацию Минтопэнерго. Впоследствии на Министерство нефтяной и газовой промышленности были возложены осуществление реструктуризации КТК, подготовка соглашений о разделе продукции по месторождениям Кашаган и Карачаганак, осуществление, совместно с Госкомитетом по имуществу, продажи месторождений углеводородного сырья, входящих в объединения «Каражанбас», «Мангистаумунайгаз», «Южнефтегаз», доли в СП «Тенгизшевройл» и других объектах. Эта работа действительно требовала постоянного внимания, но тем не менее, на мой взгляд, не было необходимости в осуществлении разделения Минтопэнерго. Это министерство объединило в себе различные отрасли, которые составляли энергетический комплекс страны, в который входили электроэнергетика, угольная, нефтегазовая промышленность с ее транспортной системой, урановая, нефтеперерабатывающая, и это позволяло комплексно развивать в целом энергетическую отрасль.
Позже, при проведении очередной реструктуризации органов государственного управления, Министерство нефтяной и газовой промышленности и Министерство энергетики и угольной промышленности снова были объединены в одно – Министерство энергетики и минеральных ресурсов, что, на мой взгляд, явилось правильным решением.
Отвечая на вторую часть вопроса, касающуюся причины моего ухода, официально – реструктуризация министерства, неофициально, как было озвучено в то время в прессе, – «недовольство «западных» партнеров руководителем (К. Байкенов), пытавшимся отстаивать государственные интересы Казахстана».
– Ваше отношение к тому периоду времени, когда в нашей стране началась массовая приватизация, в частности в нефтяной отрасли, электроэнергетике и машиностроении? Не кажется ли Вам, что у правительства того времени было желание просто продавать предприятия и месторождения? Ведь это было гораздо проще, чем самостоятельно развивать их…
– В этот период времени, когда началась приватизация, я уже не работал в системе правительства, однако выскажу по этому поводу свое мнение.
Для удержания нашей экономики от дальнейшего падения и обеспечения дальнейшего роста в середине 90-х годов начался процесс приватизации государственной собственности. Это дало определенные положительные результаты. Экономика Казахстана до 1996 года в целом имела тенденцию к снижению темпов развития. Привлеченные инвестиции, которые были вложены в то или иное предприятие, позволили выправить положение в нашей экономике. Например, в нефтяной отрасли в начале 90-х годов мы имели снижение объемов добычи нефти с уровня 25 млн тонн в 1991 году до 21 млн тонн в 1993 году. Начиная с 1994 года в Казахстане начался рост добычи, в большей мере благодаря вложенным в месторождение Тенгиз инвестициям.
Вы знаете, что в 1994 году премьер-министром стал А. Кажегельдин. Его концепция основывалась на быстром восстановлении нашей экономики путем приватизации государственной собственности. Процесс приватизации уже активно шел в России, и мы последовали этому примеру. В принципе, направление приватизации объектов промышленности было правильное. Однако, как я отмечал ранее, были осуществлены крупные недоработки в заключенных контрактах на продажу объектов в части обязательств инвесторов по осуществлению инвестиций в развитие производства. В контрактах необходимо было более конкретно оговаривать определенные условия по сохранению профиля предприятия, осуществлению технического перевооружения, сохранению рабочих мест и т.п.
Приватизация, в частности в энергетическом комплексе, на мой взгляд, была проведена поспешно, с большими недоработками при заключении соответствующих контрактов на продажу. Часть объектов вообще нельзя было включать в перечень приватизируемых.
Если в нефтегазовом секторе, как наиболее привлекательном объекте, приватизация худо-бедно состоялась и позволила удержать отрасль от падения, то на большинстве объектов электроэнергетики, машиностроения, находящихся в частных руках, со времени приватизации не было осуществлено должного технического перевооружения.
В частности, большинство приватизированных предприятий машиностроения не развивались, хуже того, потеряли объемы производства, сократили в разы численность работников, растеряли инженерный потенциал. В результате неосуществления технического перевооружения сегодня наше машиностроение по своему техническому уровню отброшено от мирового лет на 40. Эта отрасль для своего развития во все годы требовала больших капитальных вложений – для осуществления постоянного технического перевооружения на основе использования новых технологий, для изготовления продукции, соответствующей мировым образцам. К сожалению, ни одно правительство, начиная с середины 90-х годов, не рассматривало эту отрасль как базовую отрасль нашей экономики.
В какой-то мере ошибки, допущенные при проведении приватизации, сегодня исправляются в неф
тяной отрасли. Государство через национальную компанию «КазМунайГаз» начало усиливать свое присутствие в совместных предприятиях, приобретать доли в компаниях, которым принадлежал почти 100%-ный пакет акций. То же самое мы должны были делать и в отрасли электроэнергетики, в частности на объектах, вырабатывающих электрическую и тепловую энергию (позитивный пример – реорганизация АПК).
– Как Вы оцениваете сделку по приобретению «Мангистаумунайгаза» национальной компанией «КазМунайГаз»? С одной стороны, государство наращивает свое присутствие – и в то же время оно уступает другим зарубежным компаниям часть казахстанских достаточно привлекательных нефтяных активов.
– Я уже давно не являюсь участником проводимых сделок в нефтяной отрасли, поэтому могу комментировать разного рода сделки, глядя со стороны.
Как известно, АО «Мангистаумунайгаз» официально принадлежало индонезийской компании «Сентрал Азия Петролеум». Эту компанию или принудили, или сами акционеры приняли решение продать свои активы. Согласно действующему законодательству право первого приобретения принадлежит национальной компании. Поэтому КМГ остановился на доле в 50% плюс две голосующие акции, остальная доля была выставлена для приобретения другими компаниями. На эту долю претендовало много компаний, однако выбор пал на китайскую, так как китайская сторона предложила Казахстану организовать финансовую поддержку в размере 10 млрд долларов, из которых половина средств будет предоставлена правительством Казахстана «КазМунайГазу».
КМГ сегодня испытывает недостаток денежных средств для осуществления крупных приобретений, и благодаря Президенту страны Н.А. Назарбаеву, который достиг договоренности с Китаем о предоставлении такой финансовой поддержки, КМГ сможет сегодня осуществить приобретение этой доли в «Мангистаумунайгазе».
Сделка по приобретению «Мангистаумунайгаза» еще не завершена, но думаю, цена приобретения будет значительно превышать ту сумму, по которой государство продало его активы в середине 90-х годов. Рынок есть рынок, он и должен определять цену приобретения.
В «Мангистаумунайгазе» государство не имело доли участия, и благодаря приобретению оно будет иметь через КМГ 50%-ную долю в нем. Поэтому можно сказать, что государство, через национальную компанию «КазМунайГаз», наращивает свое присутствие в нефтяных объектах. Привлечение же иностранных инвесторов для проведения нефтяных операций в партнерстве с КМГ осуществляется для привлечения финансовых средств, так как собственных средств у КМГ недостаточно.
– Я недавно прочитала, что Евросоюз собирается подавать в суд на китайское правительство за то, что они монополизировали рынок добычи в мире. Китайцы правильно делают, они сорят деньгами, скупают активы. Они делают то, что мы могли бы делать в лучшие времена.
– Китаю до осуществления мировой монополизации добычи нефти еще далеко, хотя они активно присутствуют почти на всех континентах мира. При наличии денег и государственной поддержки и в условиях нехватки энергоресурсов, я считаю, они выбрали стратегически правильное направление. Китайская политика в области нефти реализуется и в Казахстане. Китайские компании уже добывают у нас нефть в объеме около 15 млн тонн в год. Поэтому нам есть чему поучиться у нашего восточного соседа в области проведения государственной политики в экономике.
(Окончание следует)
Байкенов Кадыр Каркабатович
Родился 10 октября 1944 года в селе Кумашкино Курчумского района Восточно-Казахстанской области.
В 1961 году окончил среднюю школу, в 1966 году – Московский станкоинструментальный институт, в 1983 году поступил и 1985 году окончил Академию народного хозяйства при Совете Министров СССР.
Инженер-механик, ведущий специалист по управлению народным хозяйством.
После окончания института работал на различных должностях на Алма-Атинском заводе тяжелого машиностроения (1967–1985 гг.), секретарем Алма-Атинского обкома Компартии Казахстана (1985–1987 гг.), заместителем Председателя Совета Министров Казахской ССР (1987–1989 гг.), первым секретарем Алма-Атинского горкома Компартии Казахстана (1989–1991 гг.), председателем Алма-Атинского горсовета (1990–1991 гг.), заместителем премьер-министра Республики Казахстан–министром энергетики и топливных ресурсов (1991–1993 гг.), министром энергетики и топливных ресурсов Республики Казахстан (1993–1994 гг.), председателем Комитета по оборонной промышленности при Кабинете Министров Республики Казахстан (1994–1995 гг.), президентом национальной компании ЗАО «Казатомпром» (1998 г.), президентом ТОО «Компания «Инвестконсалтинг» (1995–1997, 1999–по настоящее время).
С 2001 года является председателем правления Конфедерации работодателей (предпринимателей) Республики Казахстан, с 2002 года – президент Союза инжиниринговых компаний Республики Казахстан.
За заслуги перед государством и социально-экономическое и культурное развитие страны в 2001 году К.К. Байкенов награжден Почетной Грамотой Республики Казахстан.
Депутат Верховного Совета Казахской ССР 11-го созыва, Почетный нефтяник Российской Федерации.
