, 
Что наша жизнь? Игра!
Расул Жумалы
Если исходить из широко распространенного постулата, что политика есть концентрированное выражение экономики, то нынешний кризис в экономике имеет вполне очевидное обратное влияние на политику, международные отношения и их характер. О причинах кризиса, который, по убеждению большинства экспертов, является системным, за прошедшие два года говорилось немало, поэтому повторяться не имеет смысла. Отмечу лишь ряд предпосылок чисто обывательского толка, а именно жадность, стремление к обогащению, причем быстро и без лишних усилий, азарт. Все это в какой-то мере напоминало игру в рулетку, когда если не все, то многие понимали, что рано или поздно все эти финансовые пирамиды рухнут, а фондовые пузыри лопнут. Однако соблазн брал верх, и остановиться не было сил. Мир пребывал под гипнозом игромании.
Проблема в том, и это также общеизвестный факт, что игроман не излечивается, если его продолжают стимулировать деньгами. Он бежит в казино и опять спускает все. Поведение игромана, по сути иждивенца и паразита, сильно зависимо от тех, кто постоянно оплачивает его проигрыши. Вот такая абсурдная ситуация сложилась в мировой экономике не только до, но и в период кризиса: большинство стран мира стали поддерживать проштрафившихся: авантюрных банкиров, биржевых спекулянтов, строительных аферистов, сырьевых монополистов, торговавших через офшоры. Причем делали это за счет тех, кто, в общем-то, ни при чем и неповинен – добропорядочных налогоплательщиков, малого и среднего бизнеса, аграриев и т.д. Возможно, в этом и кроется главная причина, почему потуги преодоления кризиса пока терпят фиаско.
Но если абстрагироваться от экономических аспектов кризиса и вернуться к его политическим последствиям, то ситуацию надо рассматривать в трех измерениях:
1. Влияние кризиса на внутреннюю ситуацию.
2. Влияние кризиса на региональную ситуацию.
3. Влияние кризиса на глобальную ситуацию.
Итак, с точки зрения Казахстана по первому пункту мы имеем обострение социальных болезней, таких как безработица, повальное закрытие предприятий малого и среднего бизнеса, увеличение доли бедных, невыплата или задержки с зарплатами, проблемы дольщиков и ипотечников и т.д. Постепенно уменьшается кредит доверия со стороны общества к властным структурам, что к тому же катализируется выборочностью при оказании госпомощи хозяйствующим субъектам и одномоментной девальвацией тенге. Ответные шаги правительства по преодолению кризисных явлений в экономике пока не дают ощутимых сдвигов, будь то помощь строительному и банковскому секторам, налоговые послабления, введение моратория на проверки МСБ, расходование средств Нацфонда, агитационная работа среди населения. Даже кампания по борьбе с коррупцией, которая ужесточилась в 2008–2009 годах, вызывает достаточно противоречивые оценки в обществе с амплитудой от бурной поддержки до избирательности правоохранительных органов, пристрастного подхода судов. Так или иначе, кризис увеличил протестный потенциал, что выражается в действиях как оппозиционного крыла, так и различных объединений по интересам (движения дольщиков, ипотечников, предпринимателей, жителей проблемных районов). Причем часть протестующих уже не ограничиваются сугубо экономическими требованиями, а выступают за политические реформы.
Вывод: экономический кризис в Казахстане угрожает перерасти в кризис политический. При этом гипотетическое улучшение внешнеэкономической конъюнктуры, особенно с ценами на нефть и газ, и грамотный менеджмент со стороны госорганов позволяют рассчитывать лишь кратковременный эффект. В средне- и долгосрочной перспективе снижение степени риска зависит от уровня либерализации политической системы, транспарентности в деятельности исполнительных и судебных органов власти, обуздания коррупции, обеспечения многопартийности парламента, укрепления роли НПО, контроля за важнейшими процессами со стороны общественных организаций, СМИ.
Если рассматривать ситуацию в региональном разрезе (имеется в виду Центральная Азия и в целом СНГ), то здесь налицо усиление роли Москвы. С одной стороны, кризис больно ударил и по самой России, но с другой, судя по событиям 2008–2009 годов, кризис российское руководство, похоже, восприняло как воду, льющуюся на мельницу великодержавных амбиций Кремля на постсоветском пространстве. Достаточно назвать вооруженный конфликт на Северном Кавказе, перманентный нажим на Киев, в том числе с использованием «газового оружия», предоставление Кыргызстану льготного многомиллиардного кредита с увязкой вопроса со свертыванием военной базы США в этой республике и т.д. Известные заявления Президента Медведева, что отныне Россия будет «агрессивно проводить свои интересы на международной арене», недавнее решение Госдумы РФ о правомочности России вводить свои войска на территории других государств сигнализируют о том, что данная линия будет иметь продолжение.
Вывод: борьба за влияние в СНГ в условиях кризиса обостряется, хотя США взяли паузу, а № 3 в «высшей лиге» – Китай – изначально придерживается принципа действовать тихо, чтобы не напугать. Роль первой скрипки здесь перехватывает Россия. Лишь за последнее время ей удалось склонить партнеров к необходимости преобразования ОДКБ в полноценный военный блок. В самом Кремле утверждают, что блок не направлен против кого-либо, но его антиНАТОвская сущность вряд ли может вызывать сомнения, тем более что штаб-квартира зарождающегося альянса будет располагаться в Москве. Удалось выйти на финишную прямую и в создании единой таможенной зоны, попутно добиться согласия коллег по ЕврАзЭС о вхождении в ВТО исключительно на коллективных началах, фактически под диктовку Москвы. Таким образом, тандем «Медведев—Путин» целенаправленно сужает поле для геополитического маневра странам СНГ, перед которыми ставится недвусмысленное условие: либо с нами, либо против нас.
Наконец если брать в глобальном масштабе, то кризис в первую очередь подорвал позиции США в качестве единственной супердержавы. Крах финансовых гигантов и дефицит ликвидности заставил Вашингтон потуже затянуть пояс, вопреки амбициям спешно закрывать проблемные и высокозатратные проекты, начиная от Ирака и заканчивая программой ПРО в Восточной Европе. Взамен, пускай со скрипом, возвращается традиция сверять часы с другими крупными игроками – Европой и странами БРИК. Что касается глобальной экономики, и это мнение также разделяют большинство экспертов, то на место эпохи глобализации грядет эпоха регионализации, а уже в каждом регионе появится свой центр влияния, например в случае с Америкой – США, Азией – Китай, СНГ – Россия.
Вывод: после полувековой биполярной системы международных отношений мир с конца 1990-х стал однополярным под эгидой США. Теперь же, с глобальным экономическим кризисом, его место занимает многополярное мироустройство. И главный вопрос предстоящих десятилетий будет заключаться в том, насколько долго смогут уживаться интересы главных действующих лиц, потому как еще Ленин заметил: «Баланс сил и интересов переменчив, тогда как стремление к гегемонии есть явление вечное».
Бой без правил: единственное правило – никаких правил
P.S. Если взглянуть со стороны, то любой вид человеческой деятельности напоминает игру, будь то обычная работа в офисе или на предприятии, политика, экономика, финансы, бизнес. Везде присутствует конкуренция, ведется борьба за лидерство, в конечном итоге всегда есть победившая сторона и проигравшая. Но в любой игре, зачастую невидимо, присутствует третья сторона – это арбитр. Без него игра перестает придерживаться оговоренных правил поведения, цивилизованности, взамен чего правят законы джунглей. В той или иной форме это относится ко всем трем измерениям, о которых говорилось выше. Казалось бы, в них всех как бы существуют арбитры, но их авторитет и влиятельность оставляют желать лучшего, в противном случае они подвержены пристрастию. Попробуем рассмотреть положение по отдельности.
Так, например, в экономике отдельно взятого государства роль третейского судьи по определению должны играть правительство, парламент, независимые суды. На практике вырисовывается несколько иная картина, что вызвано следующими причинами: плохо отлаженная обратная связь властных структур с обществом при низкой прозрачности деятельности первых, коррупция, наконец, влияние на процесс принятия государственных решений со стороны финансовых, нефтяных и прочих олигархических групп.
Что касается региональной площадки, то здесь вроде как присутствуют организации, претендующие на ипостась регулировщиков общих интересов. В их числе можно назвать СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ и т.д. Однако на поверку и их миссия зачастую оказывается в плену субъективных обстоятельств, как-то: разница в страновых потенциалах членов, размерах членских взносов, рычагах продвижения своих стратегических установок.
Наконец, на глобальном уровне первое, что приходит на ум, – Организация Объединенных Наций. Но в условиях однополярного мира на всемирную организацию, которая создавалась когда-то как универсальный орган решения спорных международных проблем, обращают все меньше внимания. Так поступили США, разбомбив Югославию с Ираком. Дурной пример, как известно, заразителен, и по тропе, проложенной американцами, бодро зашагали другие игроки. А бал вершит право сильного.
Беда в том, что некому показать желтую, а то и красную карточку, чтобы игра проходила в рамках приличия, игроки не ломали друг другу руки-ноги, а главное – чтобы игра доставляла истинное наслаждение и удовольствие зрительской аудитории.
Комментарий независимого редактора:
Статья актуальная, в ней правильно ставятся акценты на угрозах и рисках в геополитике в посткризисный период. Ослабевший зверь в любую минуту может повести себя очень агрессивно, и это требует внимания. В статье приводятся локальные и региональные конфликты, которые показывают реальность рисков. Было бы уместно упомянуть недавний межэтнический конфликт в СУАР в Китае. Если все жители региона однажды ринутся в Казахстан из-за безысходности или их выдавят умышленно на территорию Казахстана, чтобы освободить плодородные земли, мы получим конфликт хуже, чем в Косово.
