Зреть в корень

О том, что исторически кочевое животноводство являлось основным экономическим занятием в Казахстане, мы вскользь уже говорили (см. «Долгая дорога в дюнах», стр. 8). Сегодня на долю этой отрасли приходится 44% от валового внутреннего продукта сельского хозяйства, в котором занято 47% всего населения страны.
За годы реформ, особенно в 1990-х годах, отечественное животноводство пережило беспрецедентную ломку принципов ведения хозяйства. Колхозы и совхозы в качестве рудиментов изжившей себя социалистической плановой экономики ушли в прошлое. Взамен сельскому хозяйству, в том числе животноводству, пришлось наспех перестаиваться под требования свободного рынка. Не все сразу заладилось, да и не бывает, наверное, так. Соответственно, перспектива жить и работать на земле, за исключением отчаянных патриотов, прельщает сегодня немногих. Не вызывает также удивления, когда на вопрос «Как на вас отразился кризис?» сельчане не задумываясь отвечают: «Да никак. Мы как жили 18 лет в кризисе, так и живем. Нам не привыкать».
Справедливости ради надо отметить, что реформы 2000–2007 годов позволили остановить спад в отрасли и даже достичь некоторых позитивных, пускай и скромных, результатов. К примеру, за указанный период среднегодовые темпы роста птицеводства с 4% достигли 9%. В целом по республике поголовье крупного рогатого скота достигло 6 млн, овец и коз – 16,9 млн, свиней – 1,4 млн, лошадей – 1,3 млн, верблюдов – 148 тыс. голов.
С одной стороны, впечатляющие цифры. Но коль скоро сельское хозяйство является не просто ключевым видом хозяйственной деятельности казахстанцев, но и главным источником заработка, то картина вырисовывается не слишком отрадная. Так, из общего количества скота 77,2% сосредоточены в частных домашних хозяйствах, 14,3% – в фермерских хозяйствах и лишь 8,5% – в сельскохозяйственных предприятиях. Ну а большинство жителей села вообще не имеют своего скота. Так, согласно последним статистическим данным, 56% домашних хозяйств вообще не имеют крупного рогатого скота, 76% – овец и коз. Но даже то меньшинство, которое имеет на своем подворье скот, в основном является довольно мелкими хозяйствами. Например, в среднем по республике на долю одного сельскохозяйственного предприятия приходится 148 голов крупного рогатого скота, на одно фермерское хозяйство – 8 голов, а на домашнее хозяйство – всего 3.
Как замечает академик Копмагамбет Елемесов, президент Ассоциации животноводов Казахстана, данная отрасль в Казахстане продолжает развиваться в форме мелкотоварного экстенсивного хозяйства. Это значит, что животноводство в основной своей массе не сконцентрировано в крупных производственных структурах. Что же касается мелких хозяйств, то каждый индивидуальный фермер остается наедине со своими проблемами. Соответственно, большинство из них выращивает живность не для рынка, а больше для удовлетворения потребностей семьи в молоке и мясе. Получается некое подобие натурального хозяйства, хотя вроде живем в XXI столетии.
Как это обстоит на деле? Фермер с утра выгоняет скот на близлежащие пастбища, вечером пригоняет обратно. Но эти близлежащие территории уже давно вытоптаны и не дают необходимого количества корма, тогда как отдаленные пастбища годами не используются для выпаса. Понятно, что в таких условиях говорить о производительности труда просто не приходится. Нет кормовой базы, инфраструктуры, селекции пород, не говоря уже о внедрении высоких технологий. И общая ситуация не укрепляет чувство оптимизма, поскольку количество, не подкрепленное качеством, не дает ожидаемого эффекта.
В частности, удой с одной коровы в Казахстане составляет в среднем всего 2000–2020 л в год, сдача мяса с одной головы крупого рогатого скота – 300–305 кг, с овец – 35–37 кг, лошадей – 310–320 кг. Так вот, если сопоставить эти показатели с показателями стран Европейского союза, то разница по молоку получится почти пятикратная, или 10 тыс. л в год. Даже в соседней России, чье сельское хозяйство вышло из той же советской экономики, что и наша, казахстанская, соответствующий объем достигает 6–7 тыс. л ежегодно. Производство молока в Казахстане, где на каждые 1000 жителей приходится 171 дойная корова, гораздо меньше, чем в Канаде, Германии, США или России, где на аналогичное количество жителей приходится всего 40 голов. Отсюда и печальная статистика, когда по отдельным видам молочной продукции мы импортируем до 80%, а по мясу 50% потребностей также удовлетворяем за счет импорта. Другими словами, инвестируем иностранного сельхозпроизводителя.
Здесь одной из самых слабых сторон при наличии, казалось бы, обширных земельных угодий выступает недостаточная кормовая база. Сегодня вместо положенных 13–14 ц корма на одну единицу крупного рогатого скота в год обеспечивается лишь 5–6%. Следовательно, скот недополучает 40–45% корма. Но проблема усугубляется не только ограниченностью площадей для выпаса, но и дефицитом питьевой воды из-за того, что большинство колодцев вышли из строя. Что же касается комбикорма, то в сравнении, к примеру, с 1990 годом, когда его производилось 4198 тыс. т, в 2007 году производство упало на 89%, или всего-навсего до 459 тыс. т.
Другой кричащей проблемой является селекция. Положение дел таково, что ныне практически во всех категориях казахстанского животноводства доля ценных пород критически мала. По крупному рогатому скоту данный показатель равен 4,3%, или, в количественном выражении, 154 тыс. голов, по овцам – 7,4% (120 тыс.), по лошадям – 2,6% (34 тыс.), по верблюдам – 10,1% (14 тыс.). При этом по международным стандартам для получения качественного приплода необходимо, чтобы доля ценных пород в общей массе скота равнялась минимум 30%.
Самое опасное в том, что Казахстан теряет давно завоеванные позиции. Так, если в 1990-м году в республике овец только ценных шерстных пород насчитывалось 17 млн, то сейчас – не более 2 млн.
Решение этих и других вопросов требует не только серьезных инвестиций, но и долгосрочной системной работы. Сиюминутная покупка за рубежом ценных пород не снимет проблемы, тем более что зачастую такой привозной скот не может адаптироваться к нашим климатическим условиям. В этой ситуации гораздо проще и дешевле (например, рыночная цена одного барана ценной породы достигает $3000) покупать эмбрионы. Во многом аналогичная картина наблюдается и в ветеринарии.
В кризис эти и другие «болячки» сельского хозяйства еще больше обострились. Да, с одной стороны, государство пытается оказать посильную финансовую помощь животноводам. Но мало того, что она оказалась недостаточна, в основном финансовая поддержка пошла в крупные животноводческие хозяйства, хотя если посмотреть в масштабах страны, то именно мелкие хозяйства обеспечивают 82% от валового объема мясной продукции, 90% – молочной продукции, тем самым обеспечивая такой непреходящий приоритет, как продовольственная безопасность государства. Между тем до отдельных областей, как, например, Мангистауская либо Атырауская, имеющих сложные климатические условия, помощь правительства вовсе не дошла.
Говоря о социальной стороне вопроса, нельзя не отметить, что низкая производительность труда и отсутствие стимулов являются первопричиной низких доходов сельского населения, растущей миграции сельчан, особенно молодежи, в крупные города, где они готовы перебиваться случайными заработками.
Производительность труда в животноводстве в Казахстане почти в 8–10 раз ниже, чем в Канаде или Австралии, и ниже, чем на Украине и в России, в том числе из-за плачевного состояния коммунальной, транспортной и производственной инфраструктуры на селе. Так, если в городах Казахстана питьевая вода из водопровода доступна 82% жителей, то в сельской местности этот показатель составляет лишь 7,6%. При этом только 81,4% сельских населенных пунктов обеспечены связью – тоже довольно низкий показатель для страны, стремящейся войти в число 50 самых конкурентоспособных экономик мира. ] А еще 25,4% сельских населенных пунктов обеспечены асфальтобетонными автомобильными дорогами. Плохое состояние транспортных коммуникаций на селе затрудняет доступ на рынки сбыта, это особенно важно для небольших сельских хозяйств. Неадекватно состояние производственной инфраструктуры, оборудования, большая часть (70%) которого была произведена до 1991 года, при этом она обновляется низкими темпами.
Все это сдерживает развитие животноводства, в целом села, которое, несмотря на все потуги вырваться из порочного круга, деградирует, некогда зажиточные колхозы и совхозы приходят в запустенье, города, напротив, перенасыщаются за счет сельчан. Возможно, Казахстан нацелился на ускоренную урбанизацию, тогда господствующая ныне тенденция – то, что надо. А если все-таки нет, то ничего хорошего такой дисбаланс не сулит, причем не только для самого сельского хозяйства, но всего государства.
P.S. Все минувшие годы, говоря о развитии Казахстана, занятии нашей страной достойного места в мире, мы ориентировались, зачастую вынужденно, на известные, в общем-то, вещи, как-то: свободный рынок, инновации, технологии, глобализация и многое другое, не лишенное резона. Но в потоке влечения к новому мы зачастую пренебрежительно относились к своим корням, под которыми подразумеваются не просто история, традиции, культура, но и навыки жизнедеятельности, на протяжении тысячелетий обеспечивавшие нашим предкам благополучие, и материальное, и, как слагаемое от этого, – духовное. Что до тех стран, путь которых мы тужимся повторить, то они как раз и не забывают, более того, всячески лелеют свои духовные ценности: американцы – культивируя образ ковбоя, французы – превознося своих виноделов, японцы – раскручивая свой рисовый бренд. Быть может, от этой самой забывчивости и произрастают уже совсем другие корни – наших неудач? Так зачем изобретать велосипед, когда все давно придумано? Надо всего лишь научиться подбирать деньги, которые лежат на земле.