Нация «перекати-поле»

«Диаспора» в переводе с греческого означает «рассеяние». Первоначально этот термин применялся в отношении древних евреев, расселившихся вне Палестины после взятия Иерусалима вавилонским царем Навуходоносором II в 586 году до нашей эры. Постепенно термин начали применять к другим религиозным и этническим группам, проживающим в новом окружении на положении этнических меньшинств. В истории разных народов «рассеяние» складывалось по-разному, но для казахов данный феномен во все времена носил ярко выраженный характер.
Отчасти в этом сказались внешние факторы, связанные с нахождением страны вольных племен на перекрестке глобальных процессов между Европой и Азией, христианским Севером и мусульманским Югом. Свое влияние оказывали экономические, хозяйственные мотивы, а также многовековые кочевые традиции казахов.
Символично то, что возникновение самого Казахского государства, равно как и казахской нации, началось, согласно официальной трактовке, с перемещения огромной массы людей. В 1459–1460 годах султаны Керей и Джанибек предприняли знаменитую откочевку от ханства Абулхаира. Впрочем, этот тезис не совсем корректен с точки зрения исторической объективности. Историю этногенеза казахов, равно как и оформления их государственности, резонно отсылать как минимум на тысячелетие ранее, к эпохам государства Уйсуней и Канлы, Великого Тюркского каганата. Так или иначе, но, будучи наследником славных кочевых цивилизаций, земли Казахии уже в начале XVI века при Касым-хане простирались от гор Улытау и Балхашского озера на северо-востоке до реки Жайык (Урал) на северо-западе. Численность населения, по данным современников, в том числе Мухаммада Хайдара Дулати, превышала миллион человек. То есть уже на ранней стадии Казахстан представал в образе внушительного игрока в регионе. И, конечно, история становления казахского государства была тесно переплетена с активными миграционными движениями, как внутри страны, так и за ее пределами.
Здесь следует сделать небольшое уточнение в терминах. Дело в том, что в настоящее время за пределами Казахстана проживает 3,8 миллиона казахов, из которых лишь около 800 тысяч представляют собой диаспору. Остальные 3 миллиона составляют ирреденту, под которой понимаются казахи, проживающие на своих исконных землях, но когда-то оторванных от Казахстана и присоединенных к России, Китаю, Узбекистану. Так, к ирреденте относятся казахи, например, в Астраханской, Оренбургской, Курганской, Омской, Горноалтайской автономной областях Российской Федерации, районах Алтая, Тарбагатая, Или, Кульджи, Еренкабырги, Барколь-Кумула, Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, Баян-Ульгинском аймаке Монгольской Народной Республики, районах Сырдарьи, Чирчика, Кызылкумов и Мырзашол в Узбекистане.
Так вот, основополагающую роль в процессе возникновения казахской ирреденты, в частности в Китае, сыграли события XVI — первой половины ХVIII столетия, связанные с казахско-ойратскими войнами. В народной памяти они остались под названием «Година великого бедствия». В результате у казахов были отторгнуты земли в районе Семиречья, Тарбагатая, Барлыка и других, что повлекло нарушение традиционных маршрутов кочевания родов Среднего и Старшего жузов. Многие остались в надежде на милость победителя, но части родов пришлось откочевывать с исконных земель во владения на территории современных Средней Азии и Афганистана. Однако после разгрома уже Цинским Китаем Джунгарии в 1757 году последовало новое отторжение земель казахов. В этом усеченном виде во второй половине XVIII столетия и была впервые установлена непосредственная граница между Казахстаном и Китаем.
Вследствие многочисленных отчаянных выступлений против цинов казахам в 1767 году все-таки удалось вернуть часть территорий в районе Монгольского Алтая и Илийского края. Но небольшая часть казахов Старшего жуза, вернувшись в долину реки Или, вынуждена была номинально признать подданство китайского императора, другая оставалась независимой вплоть до 1850-х, когда оказалась присоединена к России. В дальнейшем при территориально-государственном разграничении между Россией и Китаем в Центральной Азии (Пекинский договор 1860 г., Чугучакский протокол 1864 г., Хобдинский протокол 1869 г., Тарбагатайский демаркационный протокол 1870 г. и проч.) немалая площадь казахских территорий с проживающим на них населением была насильственно разделена между этими двумя державами-колонизаторами.
Катаклизмы начала ХХ века еще более взвинтили миграционные процессы из Казахстана. Последствия столыпинской аграрной реформы для Казахстана вылились в то, что за 1902–1913 годы численность казахского населения сократилась на 8–9%, или около 286 тыс. человек. Большинство племен перекочевали в Или и на алтайские просторы Синьцзяна. В итоге в 1911 году только в Китае казахов насчитывалось 225 тыс. человек.
Очередная массивная перекочевка казахов в пределы Восточного Туркестана (Синьцзяна) пришлась на момент национально-освободительного движения в Казахстане 1916 года. Тогда около 300 тыс. человек бежали в Кульджу и Кашгарию, спасаясь от карателей российской армии. Пограничные области Восточного Туркестана, такие как Тайчен на севере, Или на западе, Кашгар и Аксу на юге, превратились в крупные центры по приему казахских беженцев, в которых их насчитывалось: в Алтайском округе — около 100 тыс., Тарбагатайском — 60–70 тыс. и более 100 тыс. — в Илийском округе.
Установление советской власти в 1918 году и вспыхнувшая затем гражданская война в Казахстане явились новым толчком для миграции коренного населения. В основном казахи бежали на восток — в Китай, на юг — в Узбекистан и далее Афганистан и Иран. Весной 1920 года с ликвидацией Уральского фронта остатки белогвардейцев и часть казахов Младшего жуза бежали в Иран из Закаспия. Ну а с ликвидацией Семиреченского фронта разрозненные белогвардейские части и представители имущих слоев казахского, уйгурского и кыргызского обществ бежали снова в Синьцзян.
Между тем смертельный удар нанесла кампания по силовому оседанию казахов-кочевников 1928–1932 годов. Тогда от голода погибло свыше 1 млн 750 тыс. человек, или в пределах 40% всей численности этноса — страшный урожай, собранный большевиками. Даже нашествие Чингисхана или опустошительные джунгарские набеги не имели столь пагубных последствий. Часть уцелевшего населения в 1 млн 30 тыс. бежала в Россию, Узбекистан, Туркменистан, Китай, Иран, Афганистан. Из них 616 тыс. откочевали безвозвратно, остальные теми или иными путями вернулись назад. Но даже при этом на восполнение урона потребовалось почти полстолетия.
Страшной напастью стали политические репрессии 1934–1938 годов. Хотя еще в конце 1920-х гонениям подверглась старая интеллектуальная элита казахов, а в 1930-х она была почти полностью уничтожена. Из 26 тыс. исключенных из партии в те годы свыше 8,5 тыс. человек были объявлены врагами народа. Этого жаждала и новая маргинальная интеллигенция. Взращенная в институтах «красной профессуры», она рвалась к пьедесталу и ничем не гнушалась. Вскрытые архивы НКВД обнаруживают массу доносов, среди авторов которых есть и будущие «советские национальные классики». Постепенно место подлинной элиты, которая не пошла на сговор с совестью, заняли мнимые поводыри наций, крикуны и серости. Сталинская гильотина оборвала жизнь ярких зачинателей демократического движения, таких как Сакен Сейфуллин, Ахмет Байтурсынов, Магжан Жумабаев и многих других. Пройдя сквозь эту людоедскую мясорубку, лишь единицы остались в живых благодаря счастливой случайности, как в случае с Мухтаром Ауэзовым, или путем бегства за границу, как в случае с Мустафой Шокаем.
Другим этапом формирования казахской диаспоры являлась проблема невозвращения в СССР бывших военнопленных вермахта во время Второй мировой войны 1941–1945 годов. Многие из тех, кто участвовал в Движении сопротивления на территории Европы или же были вынуждены вступить в ряды «Туркестанского легиона», сражавшегося против СССР, впоследствии образовали диаспору в европейских странах.
Ужасающие испытания в годы Второй мировой войны и позднее переживали казахи не только на своей исторической родине. Особенно тяжелая обстановка сложилась в Синьцзяне. Мотивы борьбы местных казахов были различными, но камнем преткновения стал вопрос о пастбищах. Постоянные споры о пастбищах, водоемах, ирригационных каналах между кочевниками и земледельцами зачастую доходили до вооруженных столкновений. Так было и раньше, когда во время маньчжурского правления основные права на пастбища были отданы монголам, а казахи рассматривались лишь как арендаторы. Однако в 1940-х годах администрация Урумчи в массовом порядке начала отбирать у казахов даже эти земли и размещать на них китайских крестьян. Возникший конфликт вскоре перерос в затяжную и кровопролитную войну между китайским меньшинством и мусульманским большинством, в том числе казахами. Согласно статистическому источнику China Handbook, в 1943 году в Синьцзяне проживало 4360 тыс. человек, из которых 930 тыс. были казахи. Всего десять лет спустя, по материалам Всекитайской переписи, их осталось 509 тыс., то есть местные казахи недосчитались 45%. Иначе говоря, этноцид происходил не только в Казахстане, но и за его пределами.
Лишь очень малая часть синьцзянских казахов смогла спастись благодаря бегству на Алтай, в Монголию либо, пройдя Тибет, в Индию и Пакистан. Но даже их ожидала незавидная участь. Приведем всего один эпизод из воспоминаний одного из выдающихся представителей казахской диаспоры в Турции Халифы Алтая. По его свидетельствам, в сентябре 1940 года около 5 тыс. казахов пришли в Тибет, где больше года отражали нападки местных племен и спасались от холода и голода. Только 40% вышедших в путь людей достигли Кашмира. Но непривычный климат, ограничение свободы передвижения, болезни, отсутствие возможности работать, незнание языков усугубляло положение казахов, размещенных в палаточном городке в Музаффарабаде, где погибла еще половина мигрантов, остальные переехали в Лахор, Дели и Калькутту.
В 1960–70-х положение с миграционными потоками казахов сравнительно стабилизировалось. Хотя в самом Казахстане шел процесс активного переселения русских, украинцев в рамках кампании по индустриализации и освоения целинных земель. Это стало одной из причин того, что к моменту обретения независимости в 1991 году доля коренного населения в республике составляла всего лишь 34%.
Казалось бы, в годы после провозглашения суверенитета начался обратный процесс — возвращение казахов, раскиданных в лихолетье по разным частям света. Оралманы, как стали именовать казахских репатриантов, действительно волна за волной стали прибывать на историческую родину. Правительство установило для них специальную квоту, приняло меры по материальной поддержке, хотя говорить о том, что воссоединение представителей одного и того же народа проходило без сучка без задоринки, не приходится (подробнее о судьбах оралманов — в статье «Долгий путь домой»).
Но была и оборотная сторона медали, связанная с социально-экономическими потрясениями 1990-х. Многие люди попросту не вписались в реалии капитализма, лишились привычных условий существования. Часть некоренного населения, в частности русские, украинцы, немцы, в поисках лучшей доли подалась на историческую родину. Но данный процесс затронул отчасти и представителей казахской нации. Официальное количество казахов-мигрантов, переселявшихся, например, в Россию, было невелико: в 1997 году их число составило 6432 чел., 1998-м — 4906 чел., 1999-м — 2507 чел., 2000-м — 2136 чел. Реальная же миграция, по оценке экспертов, была в несколько раз больше. Подавляющее большинство переселившихся казахов того времени являлись «нелегалами» — не регистрировались в миграционных службах и, приезжая «погостить к родственникам», оставались на несколько лет или навсегда. Главной причиной миграции сюда казахов было тяжелое экономическое положение в соседних районах Казахстана, где были расформированы колхозы и совхозы, люди лишились работы, в населенные пункты не подавались электричество, газ, вода, закрывались школы и медпункты.
Наступили 2000-е. В самом Казахстане доля коренного населения стремительно возрастала. Впрочем, тенденция отъезда казахов за границу также не сошла на нет. С одной стороны, здесь присутствовали сугубо индивидуальные причины, связанные, в частности, с получением хорошего образования или с карьерным ростом. С другой стороны, налицо было опасение части граждан, особенно бизнесменов и диссидентов, за свои активы либо безопасность. Однако теперь, в отличие от прежних потоков в Китай, Монголию и Россию, новые переселенцы, в том числе и те, кто не в ладах с законом, облюбовали большей частью цивильные островки в Великобритании, США, Швейцарии, Турции, Объединенных Арабских Эмиратах и прочих. Правда, это уже другая история.