Полеты во сне и наяву

Государство не первый год прилагает усилия по возврату контроля над крупными нефтегазовыми месторождениями. Почему самые лакомые куски оказались в руках иностранцев, всё это время объясняли тем, что в начале 1990-х, то есть в первые годы независимости, у Казахстана не было ни денег, ни собственных технологий, чтобы начать широкомасштабную добычу нефти. Тем более что в условиях деградации практически всех отраслей экономики основная ставка в выводе страны на траекторию роста делалась именно на добычу сырья. Тогда в страну и пришли иностранные компании, условием чего стали беспрецедентные льготы на разработку крупнейших месторождений.
С тех пор была поломана не одна сотня копий вокруг целесо-образности контрактов с «Шевроном», «Бритиш Газ», «Мобилом» и прочими «зубрами» мирового нефтяного бизнеса, насколько они учли стратегические интересы Казахстана. Но соответствующие обращения депутатов, СМИ, общественности в целом не возымели какого-либо эффекта. Заключенные в обстановке строжайшей секретности контракты так и остались тайной за семью печатями. Да и сама тема об их пересмотре стала из разряда табуированных.
Но уже с начала 2000-х, когда у государства появились свои деньги, настала пора собирать камни. Государство через национальные компании стало предпринимать попытки приобретения активов в стратегическом секторе. Увеличение цены на сырую нефть до уровня выше 80 долларов за баррель и неожиданно высокая прибыль лишь подстегивали интересы растущего государства. Стратегия и тактика возврата государственного контроля в каждом отдельном случае была разная. Хотя в сути своей все они использовали окольные пути к цели — путь прямиком был заказан, когда правительство собственноручно выдало инвесторам охранную грамоту от любых неприятностей. Поэтому где-то удавалось договориться относительно полюбовно, где-то пришлось прибегнуть к помощи третьих сил, где-то задействовать регулирующие и налоговые органы, претензии социального характера либо нарушение условий контракта, как в случае с Кашаганом. Вместе с тем имелся ряд законодательных преимуществ, которые дают национальным компаниям Казахстана возможность получения права недропользования без проведения конкурса, на основе прямых переговоров, гарантируют долю в размере не менее 50% в проектах по освоению казахстанского шельфа Каспия.
Однако, несмотря на все подобные опции, не сказать, что усилия по возврату активов увенчались серьезным успехом. Сегодня Казахстан в лице национальной компании «КазМунайГаз» контролирует всего лишь 28% добычи нефти, причем в основном на старых месторождениях. Что касается крупнейших месторождений, то в них КМГ владеет лишь небольшими долями (16,81% в Кашаганском проекте и 20% в «Тенгизшевройле» (ТШО)). В третьем по величине Карачаганакском проекте доля Казахстана вовсе равна нулю. Конечно, страна получает свою часть прибыли в виде налогов, но, не находясь «внутри», не в состоянии оказывать существенное влияние на ход развития проекта.
Проводимые в случае с Карачаганаком проверки, конечно, приносят свои маленькие результаты: возбуждаются дела, вчиняются многомиллионные иски. На каком-то этапе иностранцы «дозревают» до переговоров о выкупе Казахстаном 10% акций предприятия. Называется даже сумма предстоящей сделки — 1 миллиард долларов. Однако сам переговорный процесс проистекает с большим скрипом. Как бы то ни было, но пресловутые соглашения о разделе продукции (СРП) сроком на 30–40 лет стали своеобразной петлей на шее казахстанского правительства. С одной стороны, перекрывают кислород в организм, в данном случае доходы от нефти в казну государства, с другой — не дают возможности снять и даже ослабить петлю, ибо нарушение стабильности контрактов грозит навлечь серьезное международное давление.
Очевидно, что в период кризиса страна испытывает острый дефицит в средствах. Секвеструется бюджет, идет сокращение чиновничьего аппарата, урезаются «нескромные» зарплаты менеджеров, вводятся новые налоги. И та активность, которая наблюдается в плане увеличения доли государства в добывающих предприятиях, в решающей степени связана именно с ухудшающимся экономическим положением.
В числе прочих мер, призванных восполнить «упущенную прибыль», в середине августа 2010 года правительство Казахстана ввело экспортные таможенные пошлины (ЭТП) на сырую нефть в размере 20 долларов за тонну. Ранее эта ставка равнялась нулю (для сравнения: в России экспортная таможенная пошлина на сырую нефть варьирует в пределах 250–270 долларов за тонну). Но даже столь смешные пошлины вызвали резко отрицательную реакцию иностранных компаний. В ряде зарубежных СМИ прокатилась волна публикаций об ухудшении инвестиционного климата в Казахстане. С одной стороны, правительство поспешило успокоить не на шутку встревоженных партнеров. В качестве оправдания отмечалось, в частности, что от экспортной пошлины освобождаются все 15 контрактов, заключенных на условиях СРП до 1 января 2009 года. Во-вторых, ее могут не платить компании, в контрактах которых предусмотрено освобождение от уплаты вывозных таможенных пошлин. С другой стороны, планы правительства уже в нынешнем году получить порядка 60 млрд тенге от новых пошлин невыполнимы без привлечения крупнейших месторождений, в частности Карачаганака и «Тенгизшевройле».
Открыто идти на нарушение контрактов не с руки, поэтому приходится изворачиваться и прибегать к испытанным многоходовым комбинациям. Так, в случае с ТШО в августе текущего года разгорелся скандал. Компания была обвинена в нанесении ущерба Казахстану из-за буровых работ ниже оговоренных глубин. На ряд должностных лиц компании финансовая полиция даже завела уголовные дела. Со своей стороны, американская компания привлекла «тяжелую артиллерию» в лице специального посланника президента США по вопросам энергетики Ричарда Морнингстара. Он срочно прибыл в Астану, где встретился с премьер-министром Каримом Масимовым и министром нефти и газа Сауатом Мынбаевым. Содержанием переговоров, как обычно, общественность «грузить» не стали. Дали только понять, что уголовного преследования, наверное, удастся избежать, а ситуация должна быть решена путем переговоров. Договариваться есть о чем, ибо в контракте с ТШО есть двусмысленная фраза, что казахстанские власти вправе налагать на компанию некие обязательства, «если они не дискриминационные». Возможно, ЭПТ в 20 долларов за тонну нефти (а это при нынешнем объеме добычи нефти на Тенгизе в 24 млн тонн 480 млн долларов в год) и не дискриминационный побор, но уже в сентябре премьер-министр Казахстана Карим Масимов заявил, что правительство намерено увеличить ЭТП на нефть в 2011 году до 40 долларов за тонну. По его мнению, такая пошлина является справедливой в нынешних условиях: «Я считаю, что при нынешнем уровне цен этот размер пошлин вполне приемлем. По крайней мере, у казахстанских экспортеров нефти прибыли остается больше, чем у некоторых экспортеров стран Таможенного союза», — сказал К. Масимов.
Таким образом, вопрос, согласятся ли иностранные компании платить ЭТП или нет, остается открытым. Да и не это важно. Главная проблема в том, что любой шаг Казахстана по защите национальных интересов будет наталкиваться на жесткий отпор, подкрепленный подписями казахстанских же чиновников. Страна оказалась в плену собственных ошибок. Ошибок, когда-то допущенных, надо полагать, не из-за нехватки серого вещества у отечественных переговорщиков или недостатка государственного мышления. Здесь совсем иное. И соблазн «лучше синица в руках, чем журавль в небе» сыграл с Казахстаном дурную шутку, которая будет аукаться еще долгое время.    

Karachaganak Petroleum Operating B.V. (KPO) разрабатывает одно из крупнейших в мире нефтегазо-конденсатное месторождение Карачаганак, которое расположено на северо-западе Казахстана. Площадь месторождения составляет 280 кв. км, его запасы оцениваются в более чем 1,2 млрд тонн нефти и конденсата и более 1,35 трлн кубометров газа. Согласно подписанному в 1997 году и рассчитанному на 40 лет СРП, доли участия между участниками консорциума распределены следующим образом: British Gaz Group (BG) и Eni — по 32,5%, Chevron — 20% и «ЛУКОЙЛ» — 15%.