, 
ШОС: отряд не заметит потери бойца?
На фоне проблем и пересудов, которыми сопровождается внутренняя жизнь Казахстана, начиная от экономики, кончая ростом цен на ТНП, куда более в лучшую сторону отличается внешняя политика нашего государства. Во всяком случае, именно такое ощущение складывается из обзора официальных пресс-релизов, посвященных международной деятельности страны. Текущее председательство в ОБСЕ и предстоящее – в Организации Исламская конференция и ШОС, проведение всевозможных форумов в Астане и зарубежные вояжи казахстанского руководства настраивают на позитивный лад: современный Казахстан узнаваем и уважаем в мире. Ничуть не подвергая сомнениям бодрые рапорты, считаем уместным проанализировать приоритеты казахстанской дипломатии, с ее многовекторностью, громкими международными инициативами, в привязке с крупными многосторонними организациями. Этой теме посвящается наша новая рубрика «Дипломатия».
В 2011 году Шанхайская организация сотрудничества отметит уже десятую годовщину своего образования. При этом экономическая роль и значение организации еще не получили должного осмысления.
ШОС: первая китайская организация многосторонней дипломатии
Уже из названия организации следует и, главное, фактически стратегическая инициатива в ШОС принадлежит Китаю. В самом общем виде эта организация представляет собой дипломатический механизм, который позволяет КНР решать многоплановые задачи в Центральной Азии и на постсоветском пространстве.
КНР последовательно стремится активизировать экономическое направление деятельности ШОС путем создания государствами–членами организации зоны свободной торговли. Впервые эту задачу китайская сторона поставила в мае 2002 года. В августе 2003 года Китай предложил комплекс мер по снижению нетарифных барьеров во взаимной торговле, включая упрощение таможенных процедур и санитарно-гигиенических стандартов. В сентябре 2004 года КНР предложила членам ШОС создать единое экономическое пространство.
В принципе, для КНР такая позиция представляется вполне логичной. Опираясь на универсальные политико-дипломатические рычаги, Китай стремится обеспечить продвижение своего экспорта на внешние рынки, особенно в Казахстан и Россию, где массовый приток нефтедолларов в 2004–2008 годах способствовал заметному увеличению платежеспособного спроса.
Фактически создание зоны свободной торговли или единого экономического пространства между участниками ШОС представляет собой своеобразный вариант мини-ВТО (Всемирной торговой организации). Не имея возможности в настоящее время применить весь комплекс рычагов из арсенала ВТО — членами ВТО являются только КНР и Кыргызстан, — Китай стремится создать подобные рычаги в рамках ШОС. Другое дело, что стремительное продвижение китайского экспорта на центральноазиатские рынки и так происходит практически свободно и не нуждается в специальных мерах поддержки в виде свободной торговой зоны. Настойчивые усилия КНР по экономизации ШОС заставляют многих аналитиков полагать, что за этими усилиями стоят долгосрочные энергетические интересы.
Следует при этом иметь в виду, что основные вопросы экономического, политического и стратегического порядка КНР решает посредством двустороннего диалога с каждой из центральноазиатских стран в отдельности. ШОС фактически дублирует двусторонние отношения КНР–Казахстан, КНР–Узбекистан и т. д. Сотрудничество Китая с Центральной Азией по большому счету не нуждается в механизмах ШОС. Можно согласиться с казахстанским экспертом Муратом Лаумулиным, считающим, что Китай стремится придать ШОС экономическое измерение, особенно в области энергетических ресурсов, с целью обеспечения доминирующего положения КНР в регионе.
КНР
Главным бенефициаром от открытия Евразии глобальной конкуренции является КНР. В самом общем виде ШОС представляет собой бюрократический механизм, который позволяет КНР не столько решать, сколько идеологически озвучивать свою повестку дня для Евразии, а частично — и свою глобальную повестку дня. Основные вопросы экономического, политического и стратегического порядка КНР решает в двусторонних форматах: КНР–Россия, КНР–Казахстан, КНР–Узбекистан и т. д. В практическом плане Китай мало нуждается в ШОС. Нет ни одной значимой проблемы в отношениях с новыми независимыми государствами, которую КНР не могла бы решить в двустороннем порядке. В чем же тогда заключается привлекательность ШОС для Китая?
Не стоит сбрасывать со счетов элемент национальной гордости — ШОС представляет собой первую международную организацию, в названии которой присутствует китайский этноним (Шанхай). Понятно, что этот момент является особенно ценным для выстраивания внутрикитайской идеологической картинки мира — традиционно китаецентричной. Для набирающего силу китайского национализма лидерство КНР в новой организации, возникшей уже после крушения биполярной структуры мира, является несомненной ценностью. Более того, возможность апеллировать к опыту ШОС получила и китайская дипломатия, которая рекламирует опыт межстранового сотрудничества под руководством Китая в Евразии и предлагает другим странам строить отношения по сходному алгоритму.
Особо следует сказать и об интересах Синьцзян-Уйгурского автономного района. Диспропорции в социально-экономическом развитии провинций представляют собой одну из острейших проблем развития КНР. Отставание в развитии западных регионов рассматривается в Китае как важнейшая внутренняя проблема, требующая незамедлительного решения. Через граничащий с Казахстаном СУАР проходит основная масса нарастающих контактов КНР и Центральной Азии, что буквально превратило столицу района город Урумчи в фактическую экономическую столицу формирующегося региона «Большая Центральная Азия».
В долгосрочной перспективе КНР, возможно, намерена сформировать азиатско-европейский трансконтинентальный транспортный коридор, связывающий порт Ляньюнгань (КНР) с портом Роттердам (Нидерланды). Вплоть до того момента, пока морские перевозки являются более дешевыми в сравнении с наземным транспортом, эта идея в экономическом смысле остается виртуальной. Тем не менее если по соображениям безопасности Китай примет решение о создании коридора, последний будет построен в кратчайшие сроки. Стратегическая значимость этого коридора заключается в том, что по нему Китай обеспечит себе прямой выход к нефтегазовым ресурсам Ирана, а, возможно, и нефтеэкспортеров Персидского залива через территорию стран, находящихся в критической зависимости от экономических связей с КНР.
Казахстан
Вторым главным бенефициаром открытия Евразии глобальной конкуренции стал Казахстан. Эта страна на обозримую перспективу останется основным экономическим партнером Китая в Центральной Азии, что обусловлено нарастающей вовлеченностью китайских компаний в казахстанский нефтегазовый сектор и атомную промышленность.
В ближайшие два-три года Астана и Пекин завершат реализацию двух крупных по региональным меркам проектов экспорта центральноазиатских углеводородов в Китай. Во-первых, к 2012 году предполагается ввести в эксплуатацию вторую очередь нефтепровода Казахстан–Западный Китай, с доведением его совокупной пропускной способности до 20 млн т нефти в год. Во-вторых, Казахстан подключился к проекту прокладки газопровода Центральная Азия–Западный Китай. По газопроводу в Китай будет экспортироваться туркменский, а возможно, и казахский и узбекский газ.
В более отдаленной перспективе Казахстан и Китай намерены интенсифицировать сотрудничество в сфере сельского хозяйства. Экономический рост и повышение благосостояния в Китае сопровождается быстрым ростом потребления продуктов питания, в том числе зерновых. Казахстан с его достаточно крупными площадями сельскохозяйственных земель является для Китая естественным партнером в области сельского хозяйства.
Начиная с 2005 года Китай для Казахстана представляет собой более крупный рынок экспорта, чем Россия, что особенно заметно в том случае, если пользоваться более полными данными китайской таможенной статистики.
С 2008 года через Казахстан в КНР поступает и российская нефть. Предполагается, что в ближайшие годы по казахстанско-китайскому нефтепроводу Атасу–Алашанькоу российские компании смогут прокачивать ежегодно около 5 млн т нефти. Коммерческие условия экспорта через Казахстан существенно более привлекательны, что может закрепить за этой страной функцию важнейшего энергетического входного узла в общей схеме китайского нефтяного импорта.
Географически Казахстан является естественным партнером КНР в проекте создания азиатско-европейского транспортного коридора, а также возможного энергетического коридора Китай–Ближний Восток. Для Казахстана принципиально важно закрепить роль железнодорожного пункта Достык–Алашанькоу в качестве начальной точки входа китайских товаров в постсоветское пространство.
Все эти соображения относительно распределения товаропотоков по сухопутным транспортным коридорам являются гипотетическими, так как на настоящий момент объем железнодорожных перевозок по маршруту КНР–Европа незначителен, а подавляющая часть торговли между Азией и Европой идет морем.
Узбекистан
Позднее других вошедший в орбиту «шанхайского форума», Узбекистан оказался в неоднозначном, возможно, самом непростом положении среди всех участников ШОС. Дело в том, что Узбекистан — это единственная постсоветская республика (наряду с Беларусью), сделавшая ставку на развитие собственной обрабатывающей промышленности. Опуская вопрос о том, насколько реалистичной и осуществимой является такая ставка, отметим здесь лишь то, что интенсификация экономического взаимодействия с Китаем объективно подрубает возможности промышленного развития. Узбекская промышленность не способна составить конкуренцию китайским товарам ни по качеству, ни по ассортименту, ни, что особенно важно, по цене. Легальный и нелегальный импорт китайских товаров широкого потребления и продукции машиностроения выбивает узбекских производителей с внутреннего рынка и тем более лишает их надежды занять какие-то экспортные ниши на рынках соседних стран и России.
В силу специфики экономического и государственного устройства современного Узбекистана эта страна не получила существенных кредитов и инвестиций со стороны развитых стран Запада и международных финансово-экономических организаций, включая Международный валютный фонд, Мировой Банк, Европейский банк реконструкции и развития и т. д. По этой причине Китаю принадлежит своеобразная лидирующая роль среди внешних экономических партнеров Узбекистана, исключая Россию.
Используя свое географическое положение, Узбекистан надеется стать важным транзитным узлом на пути, связывающем Китай с Европой по транспортному коридору ТРАСЕКА.
Экономические отношения КНР с двумя наименее развитыми государствами Центральной Азии — Кыргызстаном и Таджикистаном — развиваются во многом по сходной модели.
Кыргызстан и Таджикистан
Кыргызстан и Таджикистан по разным причинам не состоялись в качестве нормальных государств, контролирующих свою собственную территорию, и пополнили обширный список так называемых «провалившихся» государств. В отношениях с другими членами международного сообщества они выступают в качестве просителей ресурсов, причем обе страны мало что могут предложить донорам взамен помощи.
Экономики обеих стран дезинтегрированы, большая часть экономической активности находится в теневом секторе. Остатки унаследованного от СССР современного сектора экономики представлены электроэнергетикой и считанным числом промышленных предприятий, главным образом металлургических. В Таджикистане экономическая система критически завязана на алюминиевый комплекс, в Кыргызстане — на золотоносное месторождение Кумтор.
Специфической специализацией Кыргызстана в ШОС и ЕврАзЭС является транзит контрабанды из Китая в Казахстан, частично Узбекистан и главным образом в Россию. Таможенная статистика Кыргызстана «не замечает» товарные потоки на миллиарды долларов, которые тщательно фиксирует китайская статистика. Нерегистрируемый китайский импорт начал взрывообразно расти с 2002 года, после того, как Кыргызстан выбрал все объемы официальной помощи, предоставленной международным сообществом и финансово-экономическими организациями под так называемые «рыночные реформы». В 2006 году нерегистрируемый импорт Кыргызстана из КНР приблизился к $2 млрд, а в 2008 году скачкообразно возрос до $7,8 млрд.
Поразительно, что в 2008 году нерегистрируемый импорт из КНР по объему составил 195% от официально зарегистрированного кыргызского импорта из Китая и 149% от валового внутреннего продукта страны. Понятно, что столь внушительный товарный поток предназначен не для кыргызского рынка, а транзитом следует в другие постсоветские страны, главным образом Россию. Параллельное членство Кыргызстана в ШОС и ЕврАзЭС заметно облегчает продвижение нарастающей китайской товарной массы через дырявые постсоветские границы. В принципе, в Россию транзитом следует и значительная часть нерегистрируемого импорта Казахстана из КНР. По сути дела, «интеграционные» группировки постсоветского пространства на деле обслуживают интересы китайских экспортеров.
Таджикистан также с готовностью встроился бы в обслуживание нерегистрируемого импорта из КНР, однако не располагает сопоставимыми с Кыргызстаном возможностями в силу своего невыгодного географического положения. Тем не менее нерегистрируемый таджикской таможенной статистикой импорт вырос с нулевых отметок в 2005 году и ранее до более $550 млн в 2008-м. Очевидно, что значительная часть данного потока в конечном счете поступает на российский рынок.
Россия
В российском экспертном дискурсе проблематика деятельности ШОС рассматривается преимущественно через призму устаревших геополитических мифологем «большой игры» за влияние в Центрально-Азиатском регионе. Нередко считается, что структуры ШОСа являются попыткой России в партнерстве с КНР сформулировать эффективный ответ на усиление активности в Центральной Азии и на Кавказе Запада, главным образом США.
Как и Китай, все значимые проекты экономического сотрудничества с центральноазиатскими странами Россия реализует в формате двустороннего сотрудничества, лишь символически используя структуры ЕврАзЭС и тем более ШОС. У России отсутствует реальный геоэкономический проект для Центральной Азии и всего постсоветского пространства, который можно было бы хоть потенциально рассматривать как альтернативу китайскому проекту. Причина этого кроется не в каких-то просчетах и/или конкретных ошибках властей, но в самой природе российской модели сырьевого роста и, как следствие, отсутствии каких-либо заметных рыночных интересов и возможностей в Евразии. В принципе, такого продуманного и четко сформулированного проекта нет и у КНР, однако промышленная мастерская мира втягивает Евразию в свой геоэкономический контур эвентуально, самим ходом своего развития.
В чем заключается в таком случае действительный смысл ШОС? Суммируем в схематичном виде те выгоды и приобретения, а также минусы, которые каждое государство–участник ШОС получает от членства в этой организации.
Во-первых, наиболее существенные плюсы от интенсификации экономического взаимодействия Евразии и КНР приходятся на сам Китай, а также Казахстан. Причем для КНР активизация взаимодействия с Евразией не сопровождается какими-либо отрицательными последствиями.
Во-вторых, почти все реальные и потенциальные выигрыши центральноазиатских государств и КНР оборачиваются либо грозят обернуться минусами для России. Точнее, эти минусы следует определить как новые вызовы для России в ситуации кардинальной реконфигурации бывшего советского пространства и изменения положения страны в системе мировых экономических координат.
В-третьих, особо следует подчеркнуть то важнейшее обстоятельство, что все главные процессы по линии КНР–Евразия развиваются вне зависимости от наличия или отсутствия ШОС. В том случае, если бы эта организация не была бы создана, ход и направление перемен в этой части мира принципиально не изменился бы.
