, 
Черная картина
Гамал Боконбаев
Евгений Николаевич – художник-самоучка, непризнанный поэт и мелиоратор по образованию – нигде толком не работал и, имея предостаточно свободного времени, умел по-своему организовывать наше стихийно-художественное общение. В итоге, будучи человеком необязательным и непредсказуемым, он умудрился оказаться нам настолько необходимым, что все мы, художники-трудяги, одичав в своих мастерских, временами скучали, когда он долго не появлялся. «Такие люди тоже нужны», - снисходительно посмеивались над никчемным Евгением Николаевичем. Массовик-затейник с непонятным статусом - ни художник, ни начальник. В глубине души я считал его человеком не вредным (если ему много денег в долг не давать), но для «серьезного искусства» безвозвратно пропавшим. Это сейчас у нас появились словечки типа «куратор», «модератор», «тренды» и «конструкты». Все вдруг бросились «транслировать новое сознание» в общество и пытаются все «институционально простроить». Если бы мне сказали тогда, что Женя со своими доморощенными методами и был наш транслятор, модератор и куратор в одном лице и идеальном воплощении, я бы не поверил.
Женька просто любил быть в центре внимания, попутно заполняя вакуум нашего неформального общения.
Мы были моложе и смелее. У нас были идеи, и мы верили, что они «мощные». Вера помогала нам работать в любом состоянии и в любых условиях. Мы и сейчас малевали свои сумасшедшие картинки в обстановке угрюмого непонимания, но нам в принципе было наплевать на то, что подумают о нас и о наших «деяниях».
Когда стемнело, к нам в мастерскую заглянул господин Евгений Николаевич.
- Работаете? Славненько? – произнес он, поздоровавшись и немного осмотревшись. Как истинного бездельника любая «творческая атмосфера», когда занимаются непонятно чем, приводила его в восторженно-благодушное состояние.
- Слоны! Я ночью закончил одну работенку, я сейчас дома по ночам мажу потихоньку, надо бы привезти показать. Что-то интересное получилось, что-то такое-эдакое. Хорошо бы обсудить, - на такси, правда, не хватает… а то бы я мигом домой и обратно.
Повадки знакомые и намеки ясны: нашему гостю не хватало не только на такси, и, скорее всего, он решил посвятить этот вечер «поискам истины» за наш счет.
Вежливо киваем и дружно молчим. Женя обстоятельно устраивает свой бухгалтерский портфель (прошлых времен, рыжий, потертый, из настоящей кожи, полный недописанных поэм и чудовищных прожектов) и со вкусом, неспешно раздевается (была поздняя осень), но чаю, по обыкновению, не требует. Стоя посреди комнаты с нерешительным видом, положив одну руку на живот, а другую на темечко, будто показывая, что и то, и другое у него не совсем в порядке, он хитро улыбается и настойчиво продолжает тему:
- Ну что, бум картинку посмотреть? Бум?
- Все, на что обязательно надо посмотреть, было сделано еще в Древней Греции, - не выдержал я, пробубнил, не отрываясь от работы и внутренне сопротивляясь намечавшейся перспективе непродуктивного времяпровождения.
- Хорошо сказано! Надо все записывать. Не фиксируется все, забывается, - огорченно заметил Женя, с сосредоточенным лицом нашел фломастер и написал прямо на грязных обоях: «Еще в Греции!».
Написанное выглядело глупо и было совсем не о том. Желание расслабиться, просто поболтать и, чтобы при этом все казалось значительным и убедительным, склоняло нас к попойке. За - окном дождливый холод, за день успела накопиться усталость. От навязчивого настроения – завершить этот вечер нестандартным образом – было не избавиться, я знал. Приход Жени, любителя со вкусом выпить и поговорить, и особенно его «мифическая» картина, были неплохим поводом.
- Ладно, Женя, мы дадим тебе денег, и не только на такси… но чуть что, если зря ездил, будешь должен.
Он и так был кругом должен и никогда не возвращал мелочь. Это мы больше для порядку попугали. Женя, не мешкая, взял собранные деньги, накинул шарф и уехал, сделав лицом выразительное: «Я скоро вернусь».
Женька просто любил быть в центре внимания, попутно заполняя вакуум нашего неформального общения.
- Ха, ха, ха! – мы смотрели на картину-миф и понимали: Женьке удалось нас удивить, получается, что не зря ездил. Такого мы точно не ожидали!
Это был аккуратно выкрашенный черной краской холст, багет из натурального дерева красиво обрамлял его. По фактуре угадывалось, что прежде было другое изображение, но теперь это было черное «ничто!»
- А посильнее будет, чем «Черный квадрат» Малевича, - подтасовал я цитаты по привычке.
Мы быстро организовали незатейливый стол, выпили и горячо обсудили «Черную картину», говорили о том, что Евгению Николаевичу удалось главное – искренности добился. Рисовать не умеет – нет рисунка, писать не умеет – нет живописи, нет идей – нет формы. Есть желание видеть нечто свое в багете – оно и получилось. Чисто и честно. И мы щедро угощали нашего «искреннего» коньяком.
Поговорили, конечно, и о Малевиче. Несмотря на все жизненные невзгоды, ему удивительно повезло! Пошутил и оказался провидцем; предложил своим ученикам – живопись закончилась, идите делать табуретки. С тех пор основная тема современного дизайна именно «табуретки» и прочие «сиделки». Само время питало его творчество, и нарисовал он «Черный квадрат» не от отсутствия идей, а от избытка. Нам не тяжелее, но у нас ничего нет. Даже «черный раритет» и тот теперь национальное достояние иностранного государства, и начинаем мы практически с «черного нуля»! Мы по-молодецки бахвалились этим отсутствием всего и верили, что все у нас будет. Еще о многом говорилось в этот вечер, и мы, потихоньку пьянея и рьяно «фиксируясь», исчиркали фломастером всю стенку.
Прошло немного времени. Евгений Николаевич перебрался в Россию, говорят: сбежал от долгов. Мы поменяли свои идеи, и не раз: наверное, это было неизбежно в той круговерти событий, в которой мы оказались. Я немного поправился и сильно поумнел. Пришло смирение, что нужно просто наращивать ремесло, а искренность понимать как честность профессионала перед заказчиком. У меня до сих пор воз оптимизма, не пропиты «воля и талант», интересных дел много, скучать и хандрить некогда. Но иногда хочется взять какую-нибудь свою очередную сделанную картину и покрасить ее поверх «сделанного» в глубокий черный цвет.
Эллинистическая Греция. II в.до н.э. Александр
ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ
ТЕЛО ОБНАЖАЕТСЯ, КАК БУДТО ОСВОБОЖДАЕТСЯ ОТ
СТЕСНЯЮЩИХ ДУШУ УСЛОВНОСТЕЙ. В РАЗВИТЫХ ФОРМАХ
НЕТ ТЯЖЕСТИ, ПОЗА ИСКЛЮЧАЕТ СХЕМУ, ПРОПОРЦИИ
ПОДТВЕРЖДАЮТ ЕССТЕСТВЕННУЮ КРАСОТУ. ПРИ УПОМИНАНИИ
О ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ В ПАМЯТИ ВОЗНИКАЕТ ИМЕННО ЭТА
СКУЛЬПТУРА. ПАРАДОКС – СИМВОЛ ВЫСОКОГО ИСКУССТВА
БЫЛ СОЗДАН ВО ВРЕМЕНА ЕГО УПАДКА. ГРАЖДАНСКОГО
ОБЩЕСТВА НЕТ, ТЕМ ЯВСТВЕННЕЕ ПОБЕДА ИДЕАЛОВ,
СОЗДАННЫХ В ЭПОХУ ГРЕЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ. А МОЖЕТ,
САМО ВРЕМЯ, ЛИШИВ СТАТУЮ РУК, ОБНАЖИЛО ВНУТРЕННЕЕ
- ДУШУ ЭЛЛАДЫ?
СЕЙЧАС УСРЕДНЕННЫЕ ШАБЛОНЫ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ
ФАБРИКУЮТ ИДЕАЛЫ ОХЛОКРАТИИ. СУБКУЛЬТУРА
ПОДРОСТКОВ ПИТАЕТСЯ МИСТИФИКАЦИЯМИ. НО
НЕВОЗМОЖНО ПРЕДСТАВИТЬ СОВРЕМЕННЫЙ МИР БЕЗ ЭТОГО
НАПОМИНАНИЯ. МЫ ДЕРЖИМ ЭТОТ ОБРАЗ ДАЛЕКО В ГЛУБИНЕ
НАШЕГО СОЗНАНИЯ. ТАК ЧЕЛОВЕК ДЕРЖИТСЯ ЗА ДЕТСКИЕ
ВОСПОМИНАНИЯ, ТАК ДЕРЖАТСЯ ЗА ЖИЗНЬ.
Из книги Гамала Боконбаева «Черный мольберт», ИД «PRINTHOUSE», Бишкек, 2008.
