Число Пи

Многие убеждены, что никакого Пелевина вообще нет, что это — литературная мистификация, коллективный псевдоним, бог знает что еще… Я эти версии не разделяю и даже отвергаю, поскольку отношусь к числу немногих счастливчиков, которые с Пелевиным виделись. (Здесь уместна бородатая хохма: «А я Ленина видел!», тем не менее это так.) Дело было давно, с дюжину лет назад, на кафедре славистики Лондонского университета. Пелевин оказался крупным, рослым сорокалетним парнем с изумительно незапоминающимся, слегка одутловатым лицом квалифицированного рабочего, выпивающего, но в меру, по субботам и праздникам. Он старательно демонстрировал внутреннюю свободу, но угадывалась в нем подростковая застенчивость и ранимость. Я спросил его о повести «Омон Ра», полагая ее лучшим из всего, что он к тому времени написал, спросил, не годится ли она для кино. Пелевин был осторожен. «Этот киношный базар, — сказал он недоверчиво, — фильтровать надо». Спустя десять лет «базар», судя по всему, «отфильтровался», и первое покушение на пелевинскую прозу все же произошло. Американский режиссер московского происхождения снял фильм–экранизацию знаменитейшего романа Пелевина «Generation П». Имя режиссера — Виктор Гинзбург, с ним и беседуем… — Виктор, вы буквально только что сошли с трапа самолета (Гинзбург был участником кинофестиваля «Звезды Шакена». — В. Р.) и вы впервые в этом городе. Составилось какое-то первое впечатление? Impression, что называется. — Горы, конечно горы. Просто фантастика!.. — Осмелюсь вас спросить: когда вы, будучи пятнадцатилетним подростком, покинули родную Москву и переместились в США, какой город увидели первым? — Нью-Йорк. — Я так и предполагал! А известно ли вам, что Нью-Йорк и Алма-Ата в каком-то смысле города-тезки? — Это как? — Алма — яблоко. Эпл. А Нью-Йорк… — А, ну да! Большое яблоко! Надо же, я и забыл… То есть не знал… В общем, ха-ха-ха, надо же! — И каким вы увидели Большое яблоко? — Я до этого уже полгода прожил в Риме (в эмиграцию тогда уезжали постепенно, поэтапно). Вот в Риме я уже «причастился» к западной жизни. С ходу выучился курить… — Вы уехали с родителями? — С матерью. И с ее третьим, кажется, мужем. Отец остался в Москве… Ну, Нью-Йорк, конечно, сразил. Это ведь была другая планета! В эмиграцию вообще уезжали с уан вэй тикет, навсегда. Уехать было все равно что умереть. Я работал в «МакДональдсе» полотером. Ну, это типичная история. — Довели до совершенства свой английский, да? — Ага, только с сильным пуэрториканским акцентом… Но жили мы в хорошем районе, это для Нью-Йорка очень важно, хотя квартирка была так себе, для бедных. — Это как у Лимонова… Он всегда селился в хороших районах, а жил на вэлфер, варил себе щи из кислой капусты и жрал их на виду у буржуазной публики, сидя голым на балконе стремного отеля «Винслоу»… Какое кино можно было снять по Эдичке, а?! — Согласен! Я даже подбирался к этой теме, говорил с автором… Понимаете, это ведь 70-е годы прошлого века, я их застал, я все помню, но они так удаляются от нас… Кошмар! — Это Америка сделала из вас киношника? — Ну, я бы так не сказал. Это была застарелая, еще детская болезнь. Фотоаппарат… Потом мне купили — я настоял — крошечную камеру с 8-миллиметровой пленкой. Да! И я снял первый фильм. О своей бабушке… Ну и, кроме того, мама была переводчицей с французского и подрабатывала в просмотровых залах ВГИКа, где полуподпольно крутили западное кино. Вот там «болезнь» и началась… — Вы окончили американскую киношколу. Принципы преподавания там заметно отличаются от ВГИКа? — Я не учился во ВГИКе, но, думаю, отличаются. Нас «натаскивали» на профессию режиссеры-практики, приглашенные преподаватели. И были очень хорошие киноведы. Ну и просмотры, конечно… А вот средства для дипломной или курсовой работы студент находил там, где мог. Самое простое было кого-нибудь ограбить… — Но вам крупно повезло… — Да, мне по почте, ошибочно, прислали кредитную карточку «Америкэн Экспресс». Там было 20 тысяч долларов, сумасшедшие деньги. Я и не думал их возвращать и все потратил на кино. Долго потом от этого банка скрывался. Но позже они меня все-таки простили. Я же говорю, район был хороший, и банкиры считали, что там живут одни богачи… Так я стал режиссером. Работал в рекламе. Клипы, ролики… — Когда вы поняли, что происходящая в России «перестройка» — это серьезно? — Примерно 88-й год. По американскому MTV увидел концерт, где были советские рок-группы. Меня это поразило! Такая свобода… Спустя какое-то время сидел однажды в знаменитой студии, выбирал музыку для клипа (а я тогда уже был «в обойме»), снимал непрерывно, каждый месяц, и вдруг — смотрю, лежит кассета, а на ней написано: «Горьки-Парк»! Я тут же заверещал: «Стоп! Это мне! Это для меня! Я — русский!» А женщина, сотрудница, сидевшая напротив меня, захлопала глазами: «Риэли? А ю рашн? Ай эм рашн ту!» Тогда в Нью-Йорке было модно признаваться в русском происхождении. Допустим, чья-то бабушка… — …которая сто лет назад вышла замуж за поляка… — Ха-ха-ха! Вот-вот! Ну, в общем, с этого момента всё и началось. Глазом не успел моргнуть, как оказался в Москве в роли режиссера картины «Нескучный сад»… — …которую в Торонто не пустили на фестиваль, объявив ее «спекулятивной»… — Точно! Вы и это знаете! — Ну так ведь пишут… А с чего началась ваша история с Пелевиным? — Хм… Большой вопрос. Понимаете, я Пелевина прочитал поздно. Но именно этот роман, «Generation П», буквально изменил мое сознание. Не могу сказать, что я его понял до конца. И, может быть, фильм и был попыткой — дойти до сути… Я считаю, что Пелевин — единственный в России писатель, который докопался до каких-то корневых основ жизни, бытия наконец. В общем, я не мог не снять этот фильм. Сценарий, кстати, Пелевину понравился, и он не вмешивался в съемки, доверился. Фильмом он тоже остался доволен. — Знаете, Виктор, я смотрел этот фильм — и почти непрерывно смеялся, ржал просто, понимая при этом, что речь идет об очень серьезных мировоззренческих, ментальных проблемах современности. Как вам это удалось? Ведь такие темы, как правило, осваиваются «артхаусным» кино, от которого с души воротит от скуки. Но публика терпеливо подавляет зевки, считая этот тягомотный вздор «притчей», причем как бы не для средних умов… — Спасибо, Владимир, мне очень дорого такое восприятие этой ленты! Я этого добивался изо всех сил… — Не кажется ли вам, что настало время для другой картины с таким же названием? — То есть? — «Generation П», где «П» означает — протест. — Дженерейшн П — Протест… Хм. Это интересно, пожалуй… А лучше бы назвать этот «сериал» числом Пи, которое является соотношением длины окружности к диаметру и относится к категории иррациональных… Виктор Гинзбург — американский режиссер, родился в Москве. В 15 лет вместе с родителями эмигрировал в США. После получения образования Гинзбург занимался созданием рекламных роликов (среди его заказчиков назывались такие крупные компании, как Coca-Cola и Visa), а впоследствии начал снимать и музыкальные клипы, в частности для таких исполнителей, как Белинда Карлайл, Пэт Бенатар и Лу Рид. Всего, по сведениям СМИ, режиссер снял 40 клипов, в числе которых — клип первой советской группы, выступившей на американском канале MTV, рок-группы «Gorky Park». Одной из наиболее удачных работ Гинзбурга назывался его кинодебют — снятая им футуристическая фантазия о жертвах церебрального паралича «Зонд пришельцев». В 1991 году Гинзбург впервые после выезда в США посетил Россию, а в 1993 году снял фильм «Нескучный сад» о русском андерграунде. На специальном показе для столичных кинокритиков картина была названа «обычной порнографией». Съемки «Generation П» по одноименной книге Виктора Пелевина начались в 2006 году, бюджет картины составил $7,5 млн. Премьера картины состоялась в апреле 2011 года. Кассовые сборы «Generation П» в России и СНГ составили $4,38 млн, а в сентябре 2011 года компания Shoreline Entertainment приобрела права на международный прокат картины.