Кто заполнит вакуум?
Переход к «новой реальности» на банковском рынке может происходить через болезненную дезориентацию.
Серия последних рейтинговых решений агентства « Fitch» по нескольким казахстанским банкам выглядит весьма показательной, поскольку ими затронуты очень разные игроки. Рейтинг « Казкоммерцбанка» снижен с уровня В- до существенно отличающегося уровня ССС. В отношении « ДБ Сбербанк» и «Цеснабанк» дело не дошло до снижения долгосрочных рейтингов. По «Цеснабанку» изменен прогноз на «негативный» при сохранении рейтинга на текущем уровне В+, у ДБ « Сбербанк» снижен на одну ступень второстепенный показатель – рейтинг финансовой устойчивости, при том, что долгосрочный рейтинг от « Fitch» остался на самом высоком в казахстанском банковском секторе уровне ВВ+.
Наиболее важны, однако, не детали, а тенденция, согласно которой понижение рейтинга получил крупнейший банк, который в наибольшей степени, вместе с « Халыком» мог бы рассчитывать на безусловную поддержку государства в случае возникновения кризисных ситуаций. С другой стороны, негативные рейтинговые действия осуществлены в отношении двух самых быстрорастущих игроков среди банков первой десятки в посткризисный период. В комментариях аналитиков « Fitch» сквозят опасения и относительно влияния ухудшения макроэкономических условий на качество кредитных портфелей и других крупных банков. Пожалуй, несколько более позитивно выглядят оценки лишь в отношении «Народного банка» , уровень капитализации которого и способности абсорбировать рост проблемных кредитов оценены как значительные .
Тем не менее, даже с учетом оценок в отношении « Халык Банка», произошедшие рейтинговые действия выглядят началом возможного процесса изменения лояльности клиентов к тем или банковским брендам и снижения общего доверия к сектору. При этом, пока не очень понятно, как кризисная макроэкономическая ситуация и проблемы заемщиков будут влиять на факторы, определяющие силу банковских брендов. Будет ли для рынков приоритетом уровень связей того или иного игрока с государством? Или партнерство с квазигосударственным сектором и облегченный доступ к ликвидности? Или будет расти ценность каких-то других факторов - понятной бизнес –модели, выстроенных корпоративных процедур или наличие сильных частных акционеров, способных заменить в качестве гаранта близость к государству других игроков.
Дезориентация может быть достаточно сильной. При этом, ситуация, возможно, была бы еще хуже, если бы «Самрук - Казына» не успел выйти к моменту начала нового кризиса из капиталов банков, осуществлявших реструктуризацию обязательств. Выход, пусть и порицаемый за логику «ручного управления», оказался весьма своевременным. Трудно представить, какой была бы картина, если бы «Самрук - Казына» остался мажоритарием в трех банках в условиях нарастания нестабильности.
И квазигосударственный сектор, и, возможно, отчасти рынок, в силу присутствия такого акционера, вынуждены были бы размещать ресурсы в банках, которые объективно использовали бы их наименее эффективно. Ситуация не вызывала бы никаких вопросов, если бы для казахстанских частных финансовых институтов остались открытыми внешние рынки заимствований, которые произвели бы определенную селекцию и установили ранги на казахстанском банковском рынке. Возможности внешних заимствований, однако, фактически сведены к нулю, что снижает значимость рейтинговых оценок агентств «большой тройки». Стимулы к увеличению прозрачности, понятности акционеров и улучшения корпоративных процедур в банках слабы, особенно по сравнению с периодом до августа 2007 года , когда прогресс в этих направлениях приводил к существенному удешевлению стоимости фондирования. Может быть, поэтому реакция на снижение рейтинга со стороны « Казкома» в целом слабо походила на какую-то жесткую отповедь. Неизвестно, правда, скажется ли каким-то образом снижение рейтинга до уровня ниже В_- на фондирование от государственного сектора. В политике размещения депозитов «Самрук – Казыны» была ориентация на определенный уровень международных рейтингов , также как присутствует она и в инвестиционной политике ЕНПФ. В настоящее время пенсионный фонд не присутствует на рынке размещений банковских облигаций и за счет новых поступлений финансируется только бюджет. В прошлом и позапрошлом году, помимо рейтингов определенным ограничителем доступа к пенсионным деньгам выступал и уровень капитала банков, который должен был быть выше среднего по банковской системе.
Опасения по поводу ухудшения положения заемщиков под влиянием внешних обстоятельств весьма велики. Правда, пока имеющаяся статистика, опубликованная Нацбанком по состоянию на 1 декабря 2015 года, не дает оснований говорить о каком-то уже состоявшемся существенном ухудшении. Кредиты банков с просрочкой менее 90 дней находятся на уровне в 16,4% от портфеля, свыше 90 дней на уровне в 9,45% от портфеля на 1 августа, последней дате перед введением свободного плавания тенге, цифры были почти такими же - 15,66% и 9,35%.
При этом, если ситуация с положением заемщиков и расстановкой сил в банковском секторе будет меняться, то это будет означать уже третью , достаточно болезненную, смену парадигмы. Первая восходит к смутным 90-ым, когда была проведена жесткая консолидация банковского сектора, вторая к кризису доверия к частным банковским брендам в ходе острой фазы кризиса в 2008 и 2009 годов, и третья может быть связана с отсутствием у государства ресурсов для обеспечения стабильности в рамках довольно патерналистской по отношению к населению системе, сложившейся после предыдущей фазы кризиса.
Качество того или иного банка или пенсионного фонда оказалось глубоко вторичным фактором в условиях, когда государство прибегало к активному финансовому вмешательству ради обеспечения стабильности. Прогресс с просроченными кредитами, после предыдущего «лопнувшего пузыря» произошел, как выяснилось, буквально накануне нового кризиса. Отчасти это произошло в результате введения жестких регуляторных требований к уровню NPL. Причем, Нацбанк как бы демонстрирует решимость сохранить их и в рамках « новой реальности». Кроме того, произошло совершенствование налогообложения при списании кредитов, причем часть решений позиционировались как «временные». Нельзя сказать, что предыдущий период роста плохих кредитов привел к более совершенной защите прав кредиторов в рамках судебных и внесудебных процедур. Пожалуй, докризисная ситуация была более совершенной и все еще трудно себе представить, что, несмотря на сокращение возможностей государства обеспечивать определенную социальную стабильность, могут происходить какие-либо радикальные изменения в пользу банков в период наиболее тяжелой ситуации в экономике. Проблемы, например, валютных ипотечников носят объективный характер. После принятия политического решения о проведении реструктуризации в отношении таких кредитов, эффект, при большей согласованности подходов различных госструктур, мог бы быть и большим.
Еще более показателен процесс «смены вех» в плане роли государства и частных финансовых институтов в пенсионной сфере. Несмотря на все проблемы, создание частной накопительной пенсионной системы, возможно, одна из наиболее удачных структурных реформ 90-ых годов. В 2013-ом началась бескомпромиссная консолидация управлением пенсионными активами под эгидой государства. В условиях невозможности влиять на инвестиционную стратегию со стороны вкладчиков, компромисс в виде допуска частных управляющих не помог. Полное доминирование государства оказалось неэффективным.
Вопрос сегодня состоит в том, смогут ли частные институты самостоятельно обеспечить определенный уровень лояльности клиентов и заполнить тот вакуум, который будет образовываться по мере того, как возможности государства гарантировать стабильность будут сокращаться. Ответ на этот вопрос далеко не столь однозначен, поскольку все это должно будет происходить в гораздо более жестких условиях по отношению к « золотому веку» нулевых годов, а формальные правила игры в стране остаются менее действенны, чем неформальные.
Николай Дрозд