Другая жизнь наивного гения

«Души умерших художников в  прямом смысле продолжают жить в их работах: они ведут себя так, как вел бы себя их хозяин, будь он сегодня жив, - утверждают реставраторы. -  К примеру, работы Абылхана Кастеева, в каком бы запущенном виде не попадали к нам, – мягкие и покладистые. А вот работы сумасшедшего гения Сергея Калмыкова, -  мятежные».

В Москву. За знаниями

Сегодня живописные картины Абылхана Кастеева стоят от ста тысяч долларов и выше. А ведь он впервые взял в руки настоящий карандаш в 24 года. До этого жаркентский сирота пас в горах баран, работал дворником у богатых татар и не раз бывал бит сородичами за «святотатство» -  лепил из глины и выцарапывал углем на камнях изображения людей и животных.

Однажды, когда он уже работал на строительстве Турксиба, начальник стройки застал его рисующим на скале маслом для смазки тележных колес портрет Ленина. Так Абылхан попал в Алма-Ату.

- Сейчас пишут, что отец якобы закончил какие-то художественные курсы, потом – рабфак, техникум, но на самом деле ничего этого не было, - рассказывает сын художника – Нуртлеу Кастеев. – Он просто пришел к алматинскому художнику, бытописцу Заилийского Алатау Николаю Хлудову. Тот посмотрел его работы, похвалил, сказал, что с него будет толк, дал ему карандаш, пару кистей, бумагу, что по тем временам было роскошью, и посоветовал рисовать и дальше.  

В 1929 году Абылхан Кастеев поехал в Москву. Можно лишь догадываться, какие мытарства пришлось перенести ему, не знающему ни русского языка, ни хоть какой-то грамоты (самостоятельно изучив латиницу, а потом кириллицу, он мог лишь читать по слогам и расписываться). До самой смерти Кастеев с благодарностью вспоминал Анну Стешенко, жену Дмитрия Фурманова, автора романа «Чапаев». Она добилась для него места в общежитии и, собрав студентов из Казахстана, предложила им выделять по рублю со стипендии талантливому самородку, приехавшему в Москву, чтобы побывать в художественных музеях столицы.

Перебивался заказами на плакаты и афиши, свои же работы доверчивый степняк раздавал налево и направо, и нередки были случаи, когда совершенно чужие люди выдавали их за свои.

В Москве Кастеев провел два года, потом начались проблемы со здоровьем и он вернулся сначала в Жаркент, а в 1936 с супругой Сакыш - в Алма-Ату. Кстати, с женой к этому времени он прожил лет 10, но детей у них не было. Первенец, Абильтай, появился у них только в 1937 году. После этого один за другим пошли и другие дети – всего у Кастеевых родилось шесть сыновей и три дочери.

В конце 30-х Кастеев выиграл конкурс на написание образного портрета Амангельды Иманова. Чтобы выполнить эту работу, он поехал на полгода в Тургай - на родину героя, где еще здравствовали его соратники и ближайшие родственники. С их слов Кастеев составил целую серию портретов. Один из них долгие годы находился в Тургайском областном музее. Когда его (в который уже раз) хотели закрыть, то некий чиновник, отобрав часть экспонатов, остальные, в том числе и этот портрет, велел сжечь. И тогда директор музея на свой страх и риск унес его домой. Вновь в музее этот портрет появился через девять лет, когда в Аркалык в 70-е годы приехал министр культуры Узбекали Жанибеков.

Доносы за талант

К слову: Кастеев как был, так и остался единственным в Казахстане художником, который писал достоверные портреты людей по устным описаниям очевидцев.

В семье художника сохранились наброски портретов, где написано: я, такой-то, удостоверяю, что здесь действительно изображен Амангельды Иванов, уйгурский палуан Садыр, акыны Суюнбай и Биржан-сал… В 1942 году за портрет Амангельды Иманова Абылхан Кастеев получил звание заслуженного деятеля республики, а через два года стал первым народным художником Казахстана. И только тогда собратья по кисти стали воспринимать его всерьез. До этого же называли его между собой не иначе как «неграмотным выскочкой», а один из художников без обиняков, говорят, заявил ему: если ты станешь художником, то отсеку себе руку. Близкого друга Кастеева, первого казахского оператора Искандера Тынышбаева тот же человек однажды с изумлением спросил: что у тебя может быть общего с этим «чабаном»?  

- Отец не подавал виду, но мы-то знали, как его задевало это пренебрежительно-высокомерное отношение, - говорит средняя дочь художника Гульдария Кастеева. - А ведь кроме этого «стряпались» еще и доносы: ему не могли простить, что он, самоучка, добился известности, а другие, имея дипломы ведущих художественных вузов Союза, остались как бы в стороне. Три перенесенных им инфаркта – это все последствия молчаливых переживаний.

Спасения Кастеев искал в работе, но и тут часто не было покоя. Его одно время обвиняли в отходе от соцреализма и приверженности к примитивизму. Его друг Урал Тансыкбаев, которому приписывали то же самое, не выдержав нападок, уехал в Узбекистан. Кастеев тоже, выкидывая в сарай в очередной раз забракованные комиссией работы, собрался однажды тронуться за ним следом. Его сумели остановить в последний момент.

Пока он был жив, высоты его таланта не замечали даже его родные – настолько он был негромкий человек. На все, что встречалось ему в пути в поездках по Казахстану, реагировал с детским восторгом. Его восхищало и удивляло все: летящий самолет, плывущее по реке судно... Очень любил путешествовать, но из-за отсутствия возможностей (в первую очередь – материальных) не было в его жизни никаких курортов и санаториев, только раз ему выпала творческая командировка - путешествие по Волге. Намечалась поездка в Африку. Он к ней так тщательно готовился, что купил даже карту, где расчертил весь предстоящий маршрут. Но, сославшись на то, что у него с давлением не все в порядке, так и не пустили за границу.

Без мастерской

Доверие к людям и нетребовательность у Кастеева поистине были потрясающими. Он дважды избирался депутатом Верховного совета республики, но несмотря ни на это, ни на статус народного художника, у него никогда не было даже собственной мастерской. Кастеев, собственно, и не жил никогда в комфортных условиях. Первую свою квартиру получил только в начале 50-х. До этого семья ютилась по чужим углам

- В той комнате, где спала вся семья, а на ночь мы все укладывались в ряд на полу, у него стоял стол, за которым он рисовал, - вспоминает Нуртлеу Кастеев. - Мы, бывало, еще спим, а он уже работает, мы ложимся – еще за мольбертом. Отец так забывался за работой, что часто обходился просто одним куртом вместо обеда. При этом умудрялся почти ежедневно принимать гостей. Это для него было святое. Когда они приходили, нас, детей, отправляли в другую, еще более маленькую комнату. А еще у нас всегда кто-нибудь жил. Будущий народный скульптор республики Хакимжан Наурызбаев, воспитанник детдома Молдахмет Кенбаев…   

Отцу много раз обещали, что вот еще немного – и он получит квартиру в строящемся доме, а потом обещанное жилье отдавали кому-то другому. Когда информация о том, что первый народный художник Казахстана живет в стесненных условиях, дошла до ЦК компартии Казахстана, то решено было построить для его многодетной семьи дом на улице Бекхожина (бывшая Городская). Обещали большой, двухэтажный, а получился маленький, каркасно-камышитовый. Прораба вскоре посадили за то, что из уворованных материалов построил себе кирпичный дом. Но семье от этого не было легче. В доме, не говоря уже о прочих удобствах, не было даже нормального отопления: несмотря на десяток тонн сжигаемого за зиму угля, всегда было холодно. Однажды домой к художнику приехала американская делегация во главе со знаменитым графиком Рокуэллом Кентом. «У нас такие трубы стоят только в конюшнях», - заявил американец, заметив, как отапливается дом Кастеева. На следующий день трубы городскими властями были сняты и поставлены ребристые батареи, но к центральному отоплению дом подключили только в 1973 году, за месяц до смерти художника.

Кстати, всю физическую работу по дому Кастеев делал сам. Топил печь, подметал двор, сажал деревья и цветы, разводил кур, кроликов, голубей, мастерил столы и этюдники.... И это ему нравилось. Однажды, когда перекапывал землю во дворе, заглянула соседка: «Говорят, сюда переехал народный художник. Как бы на него посмотреть?» «А это я и есть», - просто ответил Кастеев.

- А вообще, его знали все, - вспоминает дочь Гульназия Кастеева. – Пройти с ним по улице было сложно. Все встречные его останавливали. Он же этих людей зачастую просто не знал, но при этом внимательно, не перебивая (лишь вставляя «ия» – «да»), выслушивал. Нам же приходилось терпеливо пережидать, когда собеседник расскажет отцу о всех своих проблемах.

Сейчас в доме, где Кастеев прожил последние 15 лет своей жизни, размещается филиал музея искусств имени Кастеева. Пока он был жив, жизнь в нем кипела в самом прямом смысле: чтобы приготовить и накрыть столы для всех гостей художника, не хватало двух  четырехкомфорочных газовых плит, во дворе ставилась летом десятиместная палатка. … Все талантливые люди, как правило, капризны и имеют массу недостатков, на которые поклонники закрывают глаза. Кастееву не подходит эта общая характеристика.

- Не пил, не курил, был любящим отцом и мужем. Единственное, в чем могли упрекнуть его, - в излишней скромности. – говорят его дети. - Будь отец пожестче, считали мы раньше, и квартиру бы он раньше получил, и тепло бы в дом быстрее провели, но с высоты сегодняшних лет мы понимаем, что полное отсутствие хватательных инстинктов как раз и было его преимуществом.

«Души художников продолжают жить в их картинах»

Реставратор высшей категории, вернувшая  за полвека вторую жизньне одну тысячу картин, Сара Досходжаева  утверждает, что души давно умерших художников не в образном, а в самом прямом смысле продолжают жить в их работах. Порой они ведут себя так, как вел бы себя их хозяин, будь он сегодня жив.

- Возьмем, к примеру, работы основоположника живописного искусства Казахстана Кастеева, - говорит она. - Был он при жизни человеком мягким и покладистым. И это нашло отражение в его картинах. Когда его работы попадают в руки реставраторов, становится даже страшно – настолько они запущенные. И первая мысль: наверное, придется работать не менее полугода. Кастеев ведь был графиком. А это – самый сложный вид реставрации, потому что бумагу все время приходится подвергать влаге. Но все на удивление получается быстро и идеально хорошо. А ведь в большинстве случаев он рисовал на том, что попадалось под руку, - на картоне, на случайном клочке бумажки. На работах обычно нашлепки клея, утраты, бесконечные разрывы, заходящие за изображение… Как-то был случай, когда на карандашном рисунке, датированном 30 годом прошлого века, было пятно, происхождение которого не могли определить даже химики. Я над ним работала целый месяц. Один химикат, другой…У меня уже руки опустились. Мыслимо ли – каждый день трешь одно и то же крохотное пятнышко! А потом как-то так получилось, что смешала химикаты – смотрю, светлеет. О-о, чудо! Пятно исчезло!

Кастеева, в каком бы плачевном состоянии не находились его работы, я никогда не переделывала. Это же касается и Жанатая Шарденова, который славился широтой души и улыбчивым характером. Легко было работать с картинами немецкого художника ХV века Альбрехта Дюрера, хотя на них было много загрязнений, разрывов и так называемых «лисьих», желтых пятен. А вот Калмыков либо с самого начала не идет, либо уже заканчиваю, но в последний момент все встает дыбом. Однажды к одной из выставок я отреставрировала семь его работ. Помню, уже приготовила картон, намазала его клеем, чтобы сдублировать картину. Только прокатала валиком, как вдруг ее края начали подниматься, и разрывы стали еще глубже! Я опешила! Мистика, а как иначе это можно назвать? И как тут не вспомнить, что Калмыков и при жизни был очень сложным человеком. Не случайно его называли «сумасшедшим гением». Бывает, нужно, допустим, сдублировать его работу на новый холст, чтобы натянуть на подрамник. Все вроде получается нормально. Через день надо менять сукна, между которыми лежит работа. Смотрю, один край поднялся и идет отслоение от того холста, на который я наклеивала. Я снова клею, снова ставлю груз, а на следующий день опять отслоение. Я вся взмокну, пока работаю с ним. Чтобы как-то «задобрить» душу мятежного художника, я даже приговаривала: «Сергей Иванович, ты должен получиться, потому что ты – хороший человек».

… Сегодня я сто раз готова повторить: энергетика художника накладывается на картину. Этим явлением, видимо, психологи должны заняться всерьез.