, 
Почему традиции английской киношколы не прижились в Казахстане
20 лет назад, осенью 2001 года, была снята последняя серия «Перекрестка» – первой на постсоветском пространстве «мыльной оперы». Этот сериал занимал вторую строчку в рейтинге отечественного телевидения – 14 баллов, первыми шли новости – 16 баллов.
Родом из 86-го
– Когда сейчас говорят, что рейтинг у проекта высокий, то называют три или два балла, – говорит кинооператор знаменитого сериала Юрий Пак. Он работал в «Перекрестке» от первой до последней серии, а их было 460. До этого, после окончания Кемеровского института культуры, был оператором на «Казахтелефильме», а потом, по его словам, наступили смутные времена.
– 90-е для всех были тяжелыми, но в кино смутные годы настали еще раньше, – рассказывает Юрий. – Как-то после декабрьских событий 1986 года мы снимали фильм в Астраханской области России. Поехали втроём – режиссёр Калила Умаров, звукорежиссер Валерий Эпов и я. Вроде бы все кругом свои, все живем в одной огромной державе, а как будто ее уже и нет. Узнав, откуда мы, жители соседней с Казахстаном республики кидали нам вслед «любящие» взгляды. На местном радио, куда нас пригласили, ведущая, молоденькая девушка-казашка, осторожно расспрашивала о «казахском национализме». Мы, естественно, отвечали, что у нас мир, дружба и всё такое, но чувствовалось, нам не верили.
86-ой год, действительно, был трагическим даже для тех, кто, казалось бы, и не пострадал. Мой близкий друг, в ту пору секретарь комсомольской организации в Казахском политехническом, признавался, что, когда вслепую исключали из комсомола участников тех событий, большинство на собраниях голосовали автоматически. А исключение из комсомола означало вылет из института. Это была страшно несправедливо, но никто не думал о поломанных судьбах. Подход к людям был формальным. Впрочем, как и сейчас...
Внутри у многих надолго поселилась депрессия, но надо было жить дальше. Одно из немногих светлых пятен из тех лет – в бесчисленных командировках как-то играючи выучил казахский язык. Первый урок получил на большой аламан-байге в Кызылординской области. Победителя решил снять сверху, сидя на лошади – он едет за мной, а мою лошадь ведут за узду, чтобы я мог работать. Развернувшись спиной к животному, я уже поднял камеру для съемок, когда тот, кто вел ее, сказал: «Казір секірет». А я ему в ответ: «У лошадей от меня секретов нет, я хороший наездник». И тут животное подпрыгнуло и выкинуло меня вместе с камерой, она об землю и – вдребезги! «Что же ты молчал?» – упрекнул я того мужика. «Так я же тебе говорил – «секірет», а ты «секрет, секрет».
И хотя камеру было жаль, но страшно вспомнить, на какой технике мы в те годы работали. Наши фильмы брали призы на международных кинофестивалях, но их качество из-за устаревших камер технически было слабым. Скажем, первый призер от Казахстана в номинации на американский «Эмми» (телевизионный эквивалент «Оскара» – Ред.), фильм «Опыт Креста» был снят любительской камерой формата VHS. Это сейчас такого же качества можно добиться, снимая даже на телефон, а тогда, чтобы фильм можно было показывать на фестивалях, телевидении и кинотеатрах, пленку для улучшения качества отправили в Канаду. Напомню, «Опыт Креста» режиссер Владимир Тюлькин смонтировал на материале, снятом скрытой камерой врачом-психиатром Тарасом Поповым, работавшим в 90-х годах в колонии для несовершеннолетних. Потом администрация колонии пыталась даже судиться с ним, но было уже поздно – разрешение на съемки она давала сама. Эта картина, выявив множество проблем, говорят, сильно повлияла на пенитенциарную систему Казахстана.
О такой технологии, как многокамерные съемки, в те годы мы и не слышали. Но когда посчастливилось попасть в команду англичан, по чьей франшизе в Казахстане снимали «Перекресток», то изголодавшись по работе, я отдался ей полностью. Вернее, вначале была учеба. Брайан Хендли, лайтинг-директор и мой непосредственный начальник, не допускал дополнительных манипуляций со светом, чтобы как-то приукрасить наших актеров, подсветить и убрать им морщины. Но впоследствии эта очень реалистичная британская школа съемок сериалов у нас не прижилась. Как говорил один из моих учителей, ветеран отечественной кинодокументалистики режиссер Иван Сон-и-Сон, «наш человек любит, когда на экране все красивше, чем в жизни».
– Полюбившийся нашему зрителю «Перекресток» перестали снимать из-за несовпадения взглядов на «картинку»?
– Да нет, там причина была другая. Тогдашний руководитель КНБ Рахат Алиев захотел пропиарить свое ведомство. Так появилась «Саранча», но если первая казахская «мыльная опера» была сериалом для всех, то этот криминальный сериал, предназначенный для определенного круга зрителей, такого успеха уже не имел. Да я и сам тоже, хотя работал в обеих проектах, больше люблю «Перекресток». В нем не было пафоса, это был просто правильно сделанный человеческий продукт для людей и о людях. Одно из событий в сериале связано с пенсионной реформой 1997 года. Когда актриса Бикен Римова (Гульбиби-апа) радуется, что теперь у нее пенсия будет больше, то это было ничто иное, как заказная агитка, но очень продуманная, а потому активно обсуждавшаяся зрителями. Это, кстати, тоже пришло с Запада. Так что влияние «Перекрёстка» на общество было огромное. Он был человечным даже в том, что многим, кто принимал участие в его создании, дал путевку в жизнь. Актёров, например, стали приглашать в другие картины и очень часто на рекламу.
Английский консерватизм и казахский романтизм
– Легко ли было англичанам в их стремлении показывать жизнь такой, какая она есть, работать с казахскими коллегами?
– Бои за каждый кадр шли не жизнь, а на смерть. Это шутка с долей правды. Консервативные англичане четко придерживались раз и навсегда разработанных технологии. Калыкбек Салыков, первый продюсер с казахстанской стороны, очень сильно «байговал» с ними, отставая свою стилистику съемок и написания сценария. Но англичан было не сломить, в конце концов они и Костю (Калыкбека), и Лейлу Ахинжанову, автора сценария, убедили, что нужно делать так, а не иначе. Они так и говорили: технологию надо соблюдать – и точка! И были правы: зритель принял именно такой «Перекресток», ни один другой казахстанский сериал не смог в дальнейшем превзойти его по популярности. Он и сейчас лучший, и самый массовый по смотрибельности.
Педантичность англичан и их приверженность условиям договора поражала. Одним из его пунктов было соблюдение максимально дружелюбной обстановки на съемочной площадке – никакого снобизма, взглядов свысока, а обучение новым технологиям казахских киношников должно проходить мягко. И вот однажды (это было в самом начале) у нас что-то не заладилось, англичанина-звукооператора это жутко раздражало. В какой-то момент, забыв о микрофонной «удочке» в руках, он начал ругаться. «Ф..к, ф…к! – кричал англичанин. На следующий день руководитель проекта отправила его домой.
Лайтинг-директор Брайанд Хендли все делал по заранее нарисованным схемам и расчетам. У него даже была специальная линейка для расположения приборов миллиметр в миллиметр. Потом мы, конечно, все очень сильно упростили, чтобы картинка выглядела на экране более светлой и без жестких контрастов, а лица – разглаженными, мягкими и праздничными. Это было наше с Маратом Тохтабакиевым, еще одним оператором, работавшим на «Перекрестке», ноу-хау, которого стали придерживаться и другие коллеги.
Разговор с эхом
– Кроме телевидения, вы продолжаете снимать еще и документальные картины. Чаще всего с Владимиром Тюлькиным. Это дань совместной работе в «Перекрестке»?
– Мне просто нравится работать с этим человеком, мы очень хорошо понимаем друг друга. Зрителю, конечно, в первую очередь важна смысловая нагрузка картины, но ведь внешний ее облик тоже должен отвечать этому. И мы, исходя из драматургии, обычно вместе разрабатываем стилистику съемок, чтобы фильм визуально смотрелся как целостное художественное произведение.
В последнем нашем совместном фильме – «Туркестан: вчера, сегодня, завтра» – я предложил режиссеру такую фишку как таймлапс. В основе этого киностиля лежит ускорение жизни. Допустим, если кадр снимается в режиме реального времени целый час, то после монтажа остается 3-5 секунд. Это быстрые закаты и восходы солнца, динамично идущая стройка, подчеркивающая ритмы современной жизни. А между тем, чтобы снять этот часовой фильм, мы сутками, в снег и дождь, находились на объектах. Зато сейчас картина заявлена сразу на пяти фестивалях.
Интересно было работать с Владимиром Тюлькиным в осыпанной призами картине «13 километр» о жизни слепого фермера Серика Боданбаева, живущего полноценной жизнью вопреки обстоятельствам.
Сильный и одновременно веселый, он умеет вышучивать даже ситуацию, от которой впору заплакать. По словам Серика, наши люди не понимают и не принимают инвалидов, они для них вне системы. Вспоминая о том, как однажды, придя в районный акимат, он искал вход, фермер сказал: «Чувствую, люди наблюдают и обсуждают меня, но пока не упал, никто ведь не подошел ко мне».
Снимая этот фильм, режиссёр захотел пустить героя от зимовки до аула пешком. Я сказал, что это невозможно: дорога неблизкая, она еще не накатана по снегу, и нам, и фермеру придется идти по целине. Однако будучи по натуре очень активным парнем, Серик согласился, а потом мы узнали, что он недавно перенес операцию на почки и передвижение давалось ему с трудом. Когда я снимал его, то понял, что он идёт за звуком – на хруст снега под моими шагами. Тогда я зашел на мусульманское кладбище и стал специально плутать между могилами, а потом и вовсе спрятался. Думаете, этот жизнерадостный парень растерялся? Да ничего подобного! Он стал разговаривать с холмами, а те отдавали его голос эхом. Видимо, звуки были разные, а у него слух очень обостренный, и он вышел-таки на верную дорогу и сам пришел в аул.
Но самой памятной совместной с Владимиром Тюлькиным работой стал получивший множество международных наград фильм про женщину, которая давала приют бездомным собакам, их в ее доме проживало около ста. Но эта картина не про них, а про любовь. Поэтому режиссер последнюю версию своей картины так и назвал – "Не про собак". В фильме видно, как самая смышленая из собак наблюдает за сценами из жизни хозяйки и ее престарелой матери. Например, она смотрит, как они едят. Женщины из-за своих подопечных, которые шныряли всюду, не могли есть, сидя за столом – только стоя и повернувшись спиной к собакам у буфета. Обе они умерли вскоре после выхода фильма. Сначала от рака мать, потом сама Нина Васильевна. Ее сын, барабанщик рок-группы «Триумвират», уехал навсегда в Питер.
Действительно, даже в специальном помещении, наверное, тяжело содержать столько животных, а в обычном жилом домике... Когда я пришёл туда первый раз, меня замутило, думал, не смогу, хотел отказаться, но потом, когда начал работать, перестал замечать и запахи, и нечистоты. Не знаю, как насчёт святости, я атеист, но вокруг этой женщины была какая-то очень осязаемая чистая аура.
А Тюлькину нравятся люди неординарные, ему хочется заглянуть им в душу, он старается вывернуть своих героев наизнанку. От его вопросов Нина Васильевна только ахала: «Ну ты даёшь!» – настолько они были интимными. Но врать она не могла и не умела, поэтому ей оставалось говорить только правду, да и скрывать ей было нечего. Так мы узнали, что все члены ее семьи закончили жизнь трагически. Отец умер от инфаркта, когда его оклеветали, обвинив в постыдном плагиате, когда он защищал свою диссертацию. Брата, первой скрипке симфонического оркестра Узбекистана, подложили скрипку, обвинив в ее краже. Не выдержав позора, он бросился под поезд. Сама она когда-то заканчивала консерваторию, у нее был идеальный слух. Но вместо того, чтобы блистать на сцене, она пела в церковном хоре. Посвятив жизнь бездомным животным, говорила, что искупает грехи молодости – аборты.
… Тот путь, который я прошел в кино и на телевидении, на мой взгляд, – это история взлетов и падения кино и телевидения независимого Казахстана. Если бы мне сейчас меня спросили, хотел бы я повторить этот путь, я бы сказал, что невозможно. Почему? Потому что это творчество…
