, 
Назарбаев созрел для политической карьеры
Все мы знаем, что амбиции Нурсултана Назарбаева всегда были гораздо шире границ Казахстана. Достаточно вспомнить, что только роковое стечение обстоятельств помешало ему стать лидером СССР в начале 90-х. Такой сценарий был вполне реален – он был фигурой, которая устраивала если не всех, то многих в условиях, когда его ближайшие конкуренты были достаточно серьезно скомпрометированы.
К Назарбаеву можно относиться по-разному, но совершенно точно его можно назвать баловнем судьбы, которая не только позволяла ему уклоняться от опасностей потери власти, но и напротив, каждый раз ее только укреплять. Но есть закон, который гласит – для того, чтобы удержаться на вершине, нужно поставить себе новую цель.
То, что Казахстан, при всех оговорках, реализовал относительно неплохой сценарий постсоветского развития по сравнению не только с центральноазиатскими соседями, но и в СНГ, это очевидно. Конечно, это не Киргизия, которая попала в удавку бесконечных демократических самоусовершентствований, и не Украина, реализовавшая более сложный сценарий того же варианта. И это не Россия, не совсем успешно распорядившаяся своим имперским наследством. Пока Путин «собирал земли русские» за счет Крыма, последствия этого шага втянули Россию с долгую и, скорее всего, бесплодную затяжную перепалку с Западом. Есть, конечно, надежда, что русские, как всегда, объединяться перед лицом общего врага и это только послужит России поводом разбудить внутренние резервы роста. Но это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Россия пошла по старому кругу, когда ее интеллектуальная элита вновь оказалась на западе.
Сейчас подает огромные надежды Узбекистан – только теперь, когда Мирзиеев начал открывать свою страну, все ощутили, как многое от него зависело.
Туркменистан погружен в летаргический сон, навеянный каким-то мистическим самоустранением от действительности его Аркадага и нет ни одной надежды на чудо.
Таджикистан тоже в ситуации огромной неопределенности с отрицательным вектором. Молдове прочат большие изменения уже который год, но они не спешат наступать. Борьба с коррупцией становится господствующим трендом в Армении, но история Грузии говорит о том, как быстро успехи могут стать приятными воспоминаниями.
Беларусь – в состоянии стабильной стагнации, когда отрицательный потенциал предсказуемости существенно перекрывает позитивный.
Одним словом, эксперимент, который назывался «создание самого справедливого пространства в мире», закончился распадом союза государств, когда попытка сделать одинаково счастливыми бывших христиан и мусульман сделала их одинаково несчастными.
Впрочем, если быть справедливыми, то и весь мир в судорожном предчувствии больших перемен. Мы явно стоим на пороге каких-то серьезных цивилизационных изменений, из которых самыми предсказуемыми являются последствия глобального потепления.
Приход к власти правительств, которые сейчас принято называть популистскими или даже националистскими, явно говорит о том, что то ли вместо, то ли вместе с глобализмом совершенно спокойно всегда существовала параллельная реальность, основанная на чувстве принадлежности людей к какой-либо этнической общности. Ну а либералы сегодня расплачиваются за свой снобизм.
В бессмертном романе Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» есть гениальная догадка Урсулы, когда она обнаруживает, что время Время движется по спирали, постоянно возвращая людей и целые народы в ранее случавшиеся ситуации. Вечные иллюзии и одиночество каждого народа остаются неизменными на фоне текущего времени, которое, словно смерч, кружит их по кругу, не выпуская за свои пределы.
Человечество вновь в поисках новой цивилизационной спирали развития. И верхняя часть этой синусоиды явно не на западе, но и не на востоке. А возможно, где-то опять посередине. Да и вообще, пожалуй, секрет в том, что нужно абстрагироваться от границ государств – этого изобретения прошлых столетий. Судьбы народов настолько переплетены, что делить их какими-то умозрительными границами просто смешно. К тому же, если долго идти на запад, то окажешься на востоке, и наоборот. Все замки и границы внутри наших голов. И они называются – самоидентификация.
Так сложилось, что в этом году, скитаясь то на западе, то на востоке я встречалась с разными сочувствующими нам людьми. Я смотрела на регион, который я представляю, их глазами. Я видела архаичный уголок земли, где несколько государств погрязли в возне за власть и постоянном приспособлении к более сильным соседям. Их предки творили великую историю, завоевывая то самое сердце Европы, то устремляясь в самые глубины Азии. Их знаменитые предки с непосредственностью варваров простодушно подчиняли себе народы, а великие ученые на века опередили открытия западных светил. Огромная территория Дешт-И-Кипчак пропускала сквозь себя вереницы караванов, которые выполняли роль современного интернета, связывая христиан, буддистов и мусульман в единую цивилизацию, бурлящую войнами и гуманитарным диалогом. Потом что-то сломалось. Кривая времени опустилась вниз, погрузив Евразию в те же самые свары, только гораздо более оскорбительно мелкого масштаба, а их история оказалась погребена в архивах других держав.
Казахи, туркмены, татары, турки, болгары, сербы, албанцы и даже русские – только части огромной тюркской общности, оказались разбросаны осколками в самых разных частях земли и скорее помнят взаимные обиды, чем то великое прошлое, которым когда-то гордились их предки. Тем не менее, память о великой цивилизации, выходящей за пределы пространства между двумя горными Алтаем и Тянь-Шанем, мучительно терзает подсознание наших современников, живущих на ее территории.
Трудно поверить в это глядя на наш нищий, невежественный и разобщенный регион? Да. Но разве не именно двоечники, подобно Илье Муромцу, сидевшему до 30 лет на печи, нарушали законы логики?
Назарбаев удержал, пусть и не в белых перчатках, власть и легитимность огромной ценой, выглядевшей иногда как предательство собственного этноса. Но, как бы то ни было, у нас сегодня нет серьезных межэтнических и религиозных проблем. Поэтому, как ни странно, но его возраст и влияние дает шанс стать одним из основных драйверов интеграции центральноазиатского пространства, основанного на тюркской общности. Определить стратегию региона-аутсайдера - не это ли для него новая почетная миссия, для которой сейчас у него есть и вес, и влияние, и возраст, который на востоке все еще в почете. Почему бы не создать этот стратегический вектор в регионе, где нет стратегии ни у региона в целом, ни у каждого из государств по отдельности?
Вообще, регионализация – это тренд, который зародился во второй половине прошлого столетия и сегодня усиливается, несмотря на все препятствия. Ведь Евросоюз – это тоже скорее цивилизационный проект, как и АСЕАН, где живет больше 60 процентов населения земли. Регионализация – это весьма прагматичный инструмент для малых государств, который вынуждает садиться на стол переговоров даже Китай, когда Бангладеш или Камбоджа, купленные им с потрохами, пытаются заставить с собой считаться, поскольку является членами АСЕАН.
Это конечно не такие специализированные союзы как ВТО, НАТО или даже ООН, но, возможно, дело в том, что внутри них нет цивилизационного концепта. Они задумывались как механизм для выполнения пусть и огромной, но одной задачи.
Примечательно, что после развала Союза для воссоздания союза тюркских государств предпринимались неоднократные попытки, самой системной из которых можно назвать ТЮРКСОЙ. Однако, по какой-то причине, они всегда вызывают какой-то инфернальный страх как на западе, так и на востоке.
Кстати, эту идею сейчас охотно пытаются эксплуатировать и русские, называя себя чуть ли не тюрками, а свои ракеты «Сарматами». Путин совсем не прочь собрать тюрков вокруг русских. На российских каналах довольно часто и со смаком рассказывают о славянском происхождении Чингисхана. Путин также довольно активно перехватил евразийскую концепцию Назарбаева, но его фундаментальная ошибка в том, что он предполагает этот союз во главе с собой и ревниво отслеживает любые двусторонние контакты своих младших братьев. А им это не совсем по нраву, несмотря на велеречивые заверения о вечной дружбе братских народов, где один из братьев равнее, чем другие. Благо, за их спиной маячит США, выполняя роль запасного фарватера.
Сегодня есть шанс построить новую конфигурацию центральноазиатского союза, но Россия, как и все его члены, в идеале должны сделать все, чтобы он максимально перестал зависеть от позиции политических элит. Историческая память – достаточно мощный фактор, чтобы подключить к этому процессу всех акторов: и интеллигенцию, и бизнес, и гражданский сектор. И, что немаловажно, эта концепция серьезно изменит отношение мира к нашему региону. Именно конструктивизм, лежащий в основе европейской интеграции, позволит снизить остроту таких факторов, как размер территории, размер ВВП или количество населения. По одиночке мы никому не интересны, а вот все вместе – уже вполне серьезный геополитический игрок.
Что каждому человеку в отдельности, что каждому народу по-прежнему, а возможно, даже еще сильнее чем прежде, хочется понимать кто он и откуда, куда идет. И новые технологии не подавляют в нем это желание, а облегчают его. Диалог культур, диалог цивилизаций, историй – разве не это позволило в свое время создать Шелковый путь, который сейчас воспринимают сугубо как экономический проект? По сути – ничего нового в этой концепции нет. Это только модернизированный вариант того, чем всегда был наш регион на протяжении тысячелетий.
Другая альтернатива для каждого из лидеров - остаться в истории мелким автократом, не сумевшим подняться выше собственных амбиций.
Найдется ли у Назарбаева достаточно воображения и амбиций, в дефиците которых его трудно заподозрить, чтобы он действительно ушел из оперативного управления и, таким образом, не только сохранил лицо, но создал совершенно новый образ правителя, воссоздающего новое пространство. Почему нет? Опыт и усталость – хороший микс, чтобы не наделать глупостей.
Ученые даже очень кстати придумали для этого специальный термин – авторитарный эволюционизм как альтернатива западному экономическому либерализму. Это возможность создать вместо внутренней системы противовесов внешнюю систему противовесов.
К тому же, это будет выглядеть как уход от патернализма – подобному тому, как отец признает право своего сына на самостоятельную охоту, так и он должен оставить свой пост, сменив его на более высокий трон. Иначе, отношения между отцом и его народом могут вконец испортиться.
Более того, возможно, создание большого и перспективного рынка как раз и есть выход для страны, которая так и не научилась зарабатывать иначе, чем продавать свои недра. Большой 60-миллионный рынок, безопасный для внутренних и внешних инвестиций – не это ли идеальный инструмент для диверсификации экономики?
Назарбаева часто называют тонким политическим животным, с почти сверхъестественной интуицией и огромной харизмой.
Слухи о том, что он придумает какой-то неожиданный и креативный вариант своего ухода ходят давно и упорно. Вопрос только в том, достанет ли у Назарбаева достаточно мужества, чтобы подняться над собой и уйти на трон более высокий и сложный? По сути, это более продуктивный аналог стратегии Путина, который сделал ставку на русский ренессанс. Только в этом случае, Назарбаев может стать политиком международного масштаба и, возможно, потомки ему простят те мелкие злодейства, которые он совершал. У него есть шанс остаться в истории не автократом мелкого масштаба, а собирателем земель тюркских. Ему простят многое, как в свое время многое простили Ли Куан Ю, добившегося успеха далеко не демократическими мерами. История любит победителей. И тогда, возможно, именно роль лидера наднационального масштаба, а не добровольно-принудительный отказ от статуса ядерной державы, позволит Назарбаеву получить вожделенную Нобелевскую премию мира.
Будем надеяться, что Узбекистан найдет в этом варианте для себя больше преимуществ, чем угроз. Тем более, что Мирзиеев начал эту игру очень тонко, поручив узбекским ученым проработать концепцию этногеографической общности народов Центральной Азии. При этом, в ее основу концепции будет заложена гумилевская теория «пассионарности» - способности отдельных выдающихся личностей стать ядром этнического объединения. Хотя, опять же, речь идет о более сложной конструкции - пассионарности этносов.
