Человеческий капитал в Казахстане имеет глубоко закопанный потенциал

Новости по теме

Можно ли новый Казахстан лечить старыми методами?

Очередное исследование команды Фонда первого президента посвящено поиску новых стимулов для экономики страны. Однако рекомендации уже до боли знакомы. Нет ответа на главный вопрос – почему они до сих пор не сработали?

26.05.2020 13:05

Экономика Казахстана: чудовищная цена ошибок

Макроэкономический анализ, подготовленный группой казахстанских и зарубежных экспертов - это квалифицированный и шокирующий рассказ о том, как мы последовательно истратили все возможные источники экономического роста примерно за последние 15 лет. Это обстоятельный и деликатный рассказ о бездарно потраченных 100 млрд.долларов на финансирование гомпрограмм и банковского сектора. Итогом стало фактическое истощение Нацфонда и государственного бюджета. Это явка с повинной, за которую привычно никто не будет осужден. И это диагноз не оппозиции, и даже не популистов, а очень авторитетных экономистов.

21.05.2020 13:05

Есть ли у Казахстана устойчивые полюсы роста?

Exclusive.kz продолжает анализ серии исследований, проведенных Фондом Первого президента о видении будущего Казахстана. На этот раз речь пойдет о так называемых «Устойчивых полюсах роста». Это попытка оценки текущей модели пространственного развития, а также политики в области урбанизации и регионального развития.

20.05.2020 18:05

Реформа государства: попытка пятьсот один

13.05.2020 12:05

Если оставить в покое реверансы в сторону уже полузабытых страновых стратегий, то в сухом остатке диагностика человеческого капитала показала наличие скрытого потенциала для развития страны: много молодежи, сравнительно конкурентоспособное и открытое к инновациям население. Однако есть и ограничения в виде низкого уровня социального капитала, сильные неформальные институты и значительные региональные различия.

Как выяснилось, мы незаметно пережили периоды первой и второй модернизации, безнадежно застряв в третьей по счету из-за барьеров в человеческом капитале. Как итог, Казахстан пока что отстает в качественных – 81-е место по «сложности» экономики, 101-е по продолжительности жизни, 119-е по уровню урбанизации.

Если по численности и половой структуре населения Казахстана соответствует странам «30-ки» (по приросту доли детей Казахстан занял 1-место в мире (+4,5 п.п.), то о продолжительности жизни Казахстан значительно отстает от стран «30-ки» – 73 года против 79 лет в Эстонии. Уровень смертности в стране существенно выше вне зависимости от пола и причин – материнская и младенческая, болезни, преступность, суициды.

Продолжительность жизни зависит от комплекса факторов. Это не только расходы на здравоохранение, но и уровень образования, доходы, экология, вредные привычки и качество жизни (ОЭСР, 2019). По охвату базовыми благами Казахстан уступает развитым странам – нехватка питьевой воды, продуктовый дефицит, некомфортные жилищные условия.

По прогнозам ООН, к 2025 году население увеличится на 1,6 млн человек и составит 19,8 млн (в сравнении с 2018). Основной прирост будет обеспечен рождаемостью. Сальдо внешней миграции ожидается в районе нуля.

Продолжится рост демографической нагрузки. В сравнении с 2018 годом численность населения 0-4 лет снизится (-245 тыс.), а 5-14 лет – вырастет (+705 тыс.). Население 15-19 лет увеличится (+486 тыс.), но 20-29 лет значительно сократится (-667 тыс.). Ожидается рост населения 35-39 лет (+372 тыс.) и старше 60 лет (+772 тыс.).

Доля казахского населения вырастет с 68% в 2018-м до 72% к 2025 году⁹.

Менее благоприятна ситуация с доходами и занятостью.

Сопоставление доходов проводилось с учетом покупательской способности (ППС). По производительности труда – ключевому фактору получения доходов – Казахстан отстает от «30-ки» всего на 5-10% ($57 тыс. против $60 тыс. в Эстонии). Но разрывы не сокращаются уже 7 лет – производительность стагнирует.

По валовому национальному доходу на душу разрыв увеличивается до 30%, заработной плате – до 39%, а по доходам населения – до 56%. Такая разница объясняется четырьмя факторами: 1) часть доходов принадлежит иностранным инвесторам и работникам, 2) больше детей в структуре населения, 3) больше капиталоемких отраслей в экономике, 4) неравенство.

Нет детальной картины по доходам населения. Для учета используется уровень доходов, полученный опросным путем – 53 тыс. тенге на душу. Оценочные денежные доходы, полученные путем досчетов – 93 тыс. тенге (в 1,7 раз больше). Потребление домохозяйств из макросчетов – 140 тыс. тенге (в 2,6 раз больше). Среднестатистическая картина домохозяйств смещена в сторону более бедных слоев.

40-50% доходов по стране формируется не заработными платами, пенсиями и пособиями, а, следовательно, вторая половина доходов формируется самозанятыми и в теневом секторе. Это значит, что каждый второй трудоспособный человек не имеет стабильной работы или занимается низкоквалифицированным трудом.

Существует большой разрыв в количестве предприятий рыночных секторов – в 3 раза ниже «30-ки» (22 ед. на 1000 рабочей силы в Казахстане и 65 ед. в Германии). Разрывы от 2-х до 4-х раз в производительности труда в отраслях с высоким участием государства – государственном управлении, образовании, здравоохранении и коммунальном хозяйстве.

Главное отличие рынка труда Казахстана – большая доля занятых в сельском хозяйстве – 14% против 5% в Ирландии. При этом аграрный сектор отличается самой низкой производительностью труда и спросом на квалифицированную рабочую силу в мире по данным McKinsey в 2019 году.

Казахстан значительно отстает от «30-ки» по полному охвату дошкольным образованием (0-6 лет), но соответствует странам «30-ки» по продолжительности обучения.

О том, что мы имеем пресловутый скрытый потенциал говорит тот факт, что казахстанские школьники по академическим знаниям – одни из лучших в мире, но гораздо хуже способны применять их на практике. По тесту PISA, который оценивает критическое мышление, отставание от стран «30-ки» примерно равно 2-м годам обучения. Наибольшее влияние на это оказывает язык сдачи – сдающие тест на русском имеют более высокие баллы.

Это подтверждает аналогичное исследование навыков взрослых PIAAC. По нему казахстанцы не уступают гражданам Испании и Италии. Но если сдающих на русском языке при PISA было 39%, то в PIAAC – 83%. Обнаружен тренд, что разрывы от стран «30-ки» увеличиваются по мере снижения возраста: навыки закончивших школу при СССР выше своих сверстников «30-ки», а «поколения независимости» – ниже. По сути, это приговор нашей системе образования, подвергавшейся все эти годы бесконечным реформам.

Слабое утешение в том, что наличие высшего образования играет все меньшую роль. Среди населения 25-34 лет оно есть почти у 50%, а среди 55-65 лет – всего 27% (ИАЦ, 2019). Многое зависит от поведенческих привычек самих людей. Казахстанцы мало применяют образовательные навыки в повседневной жизни, слабо участвуют в образовательных мероприятиях. Как следствие, работодатели просто не могут найти квалифицированных работников.

• документе затрагивается не культура и традиции народа, а поведенческие установки. Их формируют неформальные институты – негласные правила и санкции за их нарушение. «Институциональные экономисты утверждают, что они трансформируются крайне медленно, порой столетиями (Аузан и др., 2017). Это создает «эффект колеи», не позволяя странам провести модернизацию и выбраться из ловушек «нищеты» и «среднего дохода».

Ценности населения зависят от структуры занятости - наше обществом где-то между «аграрным» и «индустриальным»: доля занятых в сельском хозяйстве – 13,6%, промышленности – 12,5%, бизнес-услугах – 6,7%. Однако тренд на «индустриальное» общество усиливается – разница занятости между первыми двумя отраслями сократилась в 11 раз за 10 лет (с -1,4 млн до -130 тыс.). Это предполагает снижение рождаемости в будущем с ростом продолжительности жизни.

«По ценностной карте Казахстан не похож ни на одну развитую страну. Население умеренно традиционное (вертикальная ось «традиционность-светскость») с сильными ценностями «выживания» (горизонтальная ось «выживание-самовыражение»). Умеренно традиционные сравнительно религиозны, с высоким уровнем национальной гордости, почитают власть. Общества на стадии «выживания» предпочитают безопасность свободе, не толерантны и не доверяют «чужим», воздерживаются от политической активности.

• сравнении с «30-кой» казахстанцы пока не доверяют широкому кругу. Полное доверие только семье, достаточное – соседям и знакомым, но не очень высокое незнакомцам. При правильном подходе это не мешает развитию, что подтверждается примерами из развитых стран.

Низкий уровень доверия в обществе увеличивает трансакционные издержки. Любое взаимодействие с незнакомцем требует дополнительных ресурсов и «арбитра» для снижения рисков. Гражданское общество не развивается (большинство не готово даже подписать петицию), частные организации не пользуются доверием (меньше 50%).

Создается избыточная нагрузка на государство по пробелам, которое общество могло бы устранить самостоятельно», -. обратите внимание на этот вывод. Потому что «так возникает спрос на «сильную руку» в лице государства. Процветает патернализм – ожидания по выравниванию доходов, предпочтение государственной собственности частной. Происходит «сакрализация власти» – очень высокое доверие исключительно центральным институтам (президент и правительство – 88% и 76%). Казахстанцы одобряют наличие сильного лидера, подчинение власти. Высоко доверие и к религиозным организациям и армии (около 70%). Чиновники же на местах пользуются средним доверием (МИО, суды и полиция – 55-60%).

Семья – самое важное в жизни для 94% населения. Но она понимается шире – специфический коллективизм в виде «журта»¹⁶. Общественное мнение – один из сильнейших неформальных институтов. Оно влечет за собой демонстративное потребление, ограничивает миграцию, поощряет непотизм и отторжение межэтнических браков.

Одна из главных целей для детей – стать гордостью родителей. Они, в свою очередь, воспитывают в детях трудолюбие, бытовую бережливость и покорность, но не свободу и воображение.

Очень важно, что авторы признали тот факт, что наше обществом живет по «понятиям», то есть неписанным правилам и нормам поведения мужском обществе постсоветского пространства. Также выяснилось, что нам присуще скрытое оппортунистическое поведение – выгода за чужой счет. В сравнении с «30-кой» казахстанцы более толерантны к нарушениям, которые могут совершить сами, например, неуплата за проезд или уклонение от налогов. Но при этом, мы открыты к технологиям.

Возможно, это выражено к паталогическому стремление казахстанцев дать образование детям, пусть и в подавляющем большинстве формальное.

При этом авторы признают, что им явно не хватает релевантных данных поскольку качественных исследований практически не проводилось и им пришлось довольствоваться ограничениями кабинетного анализа.

В итоге мы получили просто набор из существующих данных, зачастую противоречащих или не связанных друг с другом в рамках единой концепции. По сути, оказалось, что у нас нет даже целостной картины того, из чего нам исходить и какого результата мы хотим добиться.

Очень много достаточно очевидных сентенций о глобальных трендах, которые растиражированы McKinsey или Бостонской консалтинговой группой. Но совершенно не понятно, что делать нам в этой карте рисков и возможностей, особенно с учетом постпандемического кризиса.  

Зато есть замечательная цитата: «Когда кажется, что цель недостижима, не меняй цель – меняй план действий». Но потом идет откуда ни возьмись портрет казахстанцев будущего – обеспеченные, образованные, здоровые и сплоченные, с детальным разъяснением что бы это значило.

Есть и не менее шокирующие открытия. Например, о том, что «идеологическая платформа должна соответствовать запросам общества и обеспечивать будущее развитие».

То, что разработчики назвали архитектурой решений и изменением принципов, вылилось в 10 весьма фрагментарных инициатив. Например, для переосмысления пространства достаточно расширить законы об особом статусе гг. Нур-Султан и Алматы, или юго-восток страны обеспечить специализированной инфраструктурой, не говоря уже о таких «оригинальных решениях», как обеспечение финансирование или снижение административных барьеров, не считая такие «экзотические» предложения, как кооперация с российскими «миллионниками» на северо-западе страны.

Не то, чтобы это вода льет мельницу на ЕАЭС, но этот блок скорее о региональной стратегии развития страны, чем о человеческом капитале. К тому же он явно обильно взят из трудов российских ученых. Да и в целом все решения так или иначе содержат отсылки к другим блокам исследования, что говорит о том, что у группы не было четкой концепции документа, как и хорошего доступного языка для его изложения, которое отличает качественные исследования.

Все намешано – региональное развитие, отношения центра с регионами, государственное планирование, проблемы статистического учета и даже всеобщая декларация имущества граждан и оцифровка новейшей казахстанской истории. Зато каждый блок начинается со слов «смена парадигмы».

Очень куцо прописана важная для нас инициатива «Снижение неравенства возможностей».

После признания всех проблем, описанных в многочисленных публикациях любого эксперта средней руки, «смена парадигмы» заключается в уходе «от ограниченного участия в развитии ребенка к раннему и комплексному (каждый ребенок должен позиционироваться как «национальный проект»). И, кстати, предлагается разделить функции Министерства образования и науки на два ведомства. При этом нет ни слова для болезненной проблемы профессиональной ориентации, которая должна начинаться уже в стенах школы.

В решении «разработать концепцию образовательной политики, основанной на ценностном подходе» опять все перемешано начиная от диагностической карты ребенка и заканчивая повальными поездками учеников сел в Нур-Султан и Алматы. И на десерт предлагает развить образовательную роль армии. Дело даже не в том, что эти меры плохие, а в том, что так и не видно той самой смены парадигмы, с которого начинается каждый блок. Обычный набор хаотично подобранных рекомендаций скорее на уровне отдельных мероприятий, чем системного подхода. И можно понять, почему.

Несмотря на то, что за все эти годы государство выделяло на социологические опросы сотни миллиардов тенге, авторы признают, что в стране практически нет системных исследований. Поэтому они предупреждают, что выводы, которыми они руководствуются, могут быть искажены. Видимо, отсюда и большая волотильность документа, а, следовательно, его ценность под большим вопросом.