Жанна Курмангалиева: «Комитет науки ищет агентов перемен»

Наука в Казахстане есть, - утверждают Жанна Курмангалиева, председатель Комитета науки МОН Казахстана, а также Булат Кенесов, заместитель председателя Комитета науки МОН. Новые правила финансирования науки, подвергнувшиеся критике некоторых ученых, нацелены на решение главной задачи – повышение эффективности научных исследований с точки зрения их коммерциализации. Но для этого нужны кардинальные перемены в системе науки и образования, – об этом в программе exclusive.kz «Мозговой штурм».

- Хотелось бы начать с сакраментального вопроса, есть ли наука в Казахстане? Кто эти 22 тысячи ученых, которые сейчас трудятся в нашей стране?

Курмангалиева Жанна.: - Наука в Казахстане есть, несмотря на всю сакраментальность вопроса. 22 тысячи исследователей – это 1700 докторов наук, 4 241 кандидатов наук, 371 докторов по профилю и 1 045 докторов PgD, работающих в 386 научных организациях. Это количественные показатели, но, если говорить о качестве, понятно, что наука в первую очередь, как творческий процесс зависит от научного потенциала. С этой точки зрения, я хотела бы привести два очень красноречивых примера. В конце февраля учеными Национального центра биотехнологий была разработана высокочувствительная ПЦР система, благодаря который были продиагностированы первые несколько сотен казахстанцев, подозреваемых в заражении коронавирусом. Второй пример - буквально недавно учеными НИИ «Проблем биологической безопасности» в Жамбылской области была разработана кандидатная вакцина против коронавируса, которая сегодня зарегистрирована в ВОЗ. Полагаю, что эти два примера показывают высокий уровень наших ученых. По результатам 2019 года, семь казахстанцев вошли в один процент самых цитируемых в мире.

Кенесов Булат.: Казахстанцы публикуются в самых признанных международных журналах, причем количество таких публикаций с каждым годом растет. Фактически наши ученые на равных конкурируют с зарубежными коллегами.

-  К 2025 году  1% ВВП будет направляться на финансирование науки. Достаточно ли этого, чтобы поддерживать результативность наших исследований? Каким образом сейчас осуществляется ее финансирование?  

Курмангалиева Жанна.: Самый болезненный вопрос казахстанской науки последних лет был связан именно с низким финансированием. К примеру, в 2018 году это было рекордно минимальный уровень 0,12% к ВВП. Действительно, поставлена задача к 2025 году повысить финансирование науки до 1% от ВВП, то есть вырасти в 7 раз. Но мы должны помнить, что речь идет в первую очередь о средствах налогоплательщиков, и поэтому они должны быть результативными. И это главная задача. Что касается финансирования, то на сегодня есть три вида: базовое, грантовое  и программно-целевое. Базовое финансирование - это содержание научных организаций.  Сейчас президент страны  поставил перед нами задачу его расширить, распространив его на ученых. Что касается грантового финансирования, то эти средства  направляются на повышение исследовательского уровня, на поисковые работы, реализацию научных идей.  Мы его тоже расширяем – вот уже второй раз будет проводиться конкурс для молодых исследователей до 40 лет.  В конкурсной документации этого года мы предусмотрели гранты на коллаборацию, малые гранты для индивидуальных исследователей. Также мы сейчас в корне пересматриваем подход к программно-целевому финансированию. В частности, оно будет направлено на решение конкретных научно-технических задач. Как отметил глава государства, нужно добиться того, чтобы от вложенных средств была конкретная польза социально-экономического характера.

- Правильно ли я понимаю, что все-таки упор будет сделан на прикладные исследования? Как, в таком случае, будут развиваться фундаментальные исследования? Можем ли мы вообще себе их позволить?

Курмангалиева Жанна.: Если смотреть с точки зрения международного опыта, то фундаментальные исследования всегда исключительно в зоне ответственности государства. Поэтому мы финансируем и фундаментальные, и прикладные исследования. Другой вопрос, что введено требование о наличии софинансирования со стороны частного сектора не менее  1% для прикладных исследований. Что касается фундаментальных исследований, то без них невозможна дальнейшая коммерциализация прикладных исследований. Я должна отметить, что, по результатам 2018-2020 годов, примерно 57% профинансированных исследований составляют исследования фундаментальные характера. В основном они касаются естественных наук,  учитывая высокую значимость которых решением ВНТК они выделены в отдельное приоритетное направление.

Кенесов Булат.: Во-первых, 1% софинансирования -  это минимально рекомендуемый объем по международному опыту.  Что касается фундаментальных исследований, то именно они играют огромную роль в развитии науки, а значит в общем развитии страны. Эффективность прикладных  исследований будет намного ниже, если фундаментальная наука будет слабо развита. Доказано, что ВВП на душу населения напрямую зависит от вложений в фундаментальную науку. И наконец, очевидно, что наш частный сектор едва ли будет ее финансировать.

- Когда вы говорите о софинансировании со стороны рынка, есть точка зрения, что наш корпоративный сектор не может себе это позволить. Но даже те, кто может себе это позволить, в этом не заинтересованы, в частности, крупные транснациональные и сырьевые корпорации. Согласны ли вы с этим? Кто потенциальные созаказчики этих прикладных исследований? Есть ли у них реальная заинтересованность для их проведения?

Курмангалиева Жанна.: Могу привести один пример - в результате трех конкурсов, проведенных Фондом науки с 2016 по 2018 годы профинансировано 158 проектов, в которых  5 млрд. тенге составляет доля рынка. Это не так много, но предполагает, что они имеют потенциал для последующей коммерциализации. Для того, чтобы привлекать инвестиции с частного сектора, мы должны повысить результативность науки. Если даже вы, человек  информированный, задаете вопрос о наличии науки, то можно только догадываться о том, что думает об этом частный сектор. Вообще, одно из ключевых приоритетных направлений нашей деятельности сегодня - это форсайт-исследования по всем этим ключевым вопросам. Надеюсь, что мы сможем через какое-то время дать вам более глубокие обоснованные ответы.

Кенесов Булат.: Спрос на научные исследования есть, однако для этого они должны быть очень высокого качества. Для тех, кто серьезно подходят к своим работам, привлечь софинансирование не проблема. Скорее, более сложно привлечь софинансирование государственных органов в силу каких-то ограничений. Но думаю, со временем эту проблему тоже будем снимать.

-  Буквально недавно объявлен конкурс на грантовое финансирование прикладных исследований, вызвавший критику. В чем его новизна? Чем были продиктованы изменения в конкурсную документацию по этим грантам?

Курмангалиева Жанна.: Да, 5 мая этого года мы объявили два конкурса. Первый конкурс малых грантов до 5 млн. тенге и сроком реализации на 12 месяцев направлен на решение конкретных задач, индивидуально или группами до 5 человек. Он предусмотрен для тех ученых, у которых на сегодняшний нет публикаций в авторитетных журналах.  Второй вид - это большие гранты на 27 месяцев, которые в свою очередь разделены на два вида:  казахстанские научные исследования и на привлечение зарубежных партнеров.

Да, они неоднозначно восприняты научным сообществом в силу своей новизны, но продиктованы двумя задачами. Во-первых, это повышение результативности. Во-вторых, это повышение конкурентоспособности нашего научного сообщества. Согласитесь, что для научного работника подготовка статей - это основной результат его деятельности. Наука – это процесс без гарантированного результата. Поэтому мы должны понимать, что любые нововведения, любая модернизация не могут проходить безболезненно для его участников. Кроме того, существует ошибочное мнение, что распределением бюджетных средств на научные исследования занимается только МОН. На самом деле это не так - бюджетные средства на научные исследования выделяются 10 центральным государственным органам. МОН осуществляет межотраслевую координацию.

Кенесов Булат.: Большая часть новых требований была разработана Советом молодых ученых еще в прошлом году. Был проанализирован большой массив данных, эти предложения обсуждались в социальных сетях. Причем, такой механизм был задействован впервые. В итоге требования очень минимальные: за последние пять лет требуется две статьи в международном журнале, из них одна должна быть первым автором или автором для корреспонденции. Такие требования позволяют обеспечить наибольшую результативность исследований, которые проводятся в рамках грантового финансирования. Для этого мы проанализировали результаты прошлого конкурса, где выявилась четкая зависимость -  проекты руководителей, имевших такие публикации на момент начала подачи, были более результативными, чем проекты руководителей, которые не имели таких публикаций.

Поэтому в целом я считаю эти требования правильными и даже низкими. Конечно, не все ученые смогут подать заявки, однако у них есть два года для публикации этих статей. При этом, в новой конкурсной документации были установлены различные требования для разных областей науки.

- Но, тем не менее,  ученые считают их завышенными. Чем были продиктованы изменения в эту конкурсную документацию?

Курмангалиева Жанна.: Во-первых, я хотела бы отметить, что две статьи должны быть опубликованы за период с 2015 по 2020 год, то есть за 5 пять лет. Во-вторых, в предыдущих конкурсных документациях  всегда были требования о наличии публикации в научных журналах. Но вы знаете, что несколько лет назад Казахстан был чуть ли не рекордсменом по количеству публикаций в хищнических журналах. Поэтому в этом году мы хотели бы избежать этих всех проблем и предусмотрели норму не просто о публикациях, а о публикациях в журналах с высокой репутацией. По большому счету, опубликоваться в этих журналах, значит войти в клуб премиум класса. В-третьих, если на протяжении трех лет  научная группа работает за 70 млн. тенге, и на выходе выдает одну статью в журнале первого квартиля, этого достаточно.

- А как быть с исследованиями закрытого характера, или по  гуманитарным проектам?

- Курмангалиева Жанна.: Правильный вопрос, волнующий наших гуманитариев. Мы не ставили для них жесткие условия о публикации в зарубежных журналах первого квартиля. Есть альтернатива- наличие публикаций за 5 лет 10 статей в журналах, рекомендованных ККСОН (Комитет по контролю качества образования науки). Во-вторых, мы предусмотрели малые гранты, на которые в течение года  можно опубликовать одну статью, и в следующем году уже претендовать на грант более высокого порядка и с большим сроком реализации. Также подчеркну, что если раньше конкурсы проводились раз в три года, и тогда ученый который не получал финансирование, на три года вынужден был почти уйти из профессии, то начиная с этого года, эти конкурсы будут проходить ежегодно. В этом году у нас будет проведено порядка 7 конкурсов, со следующего года будет проводиться 4 конкурса  ежегодно. Поэтому ничего не фатально, до следующего года остается 6 месяцев. Несоответствие требованиям этого конкурса может быть легко компенсировано в следующие годы. Более того, мы готовы какие-то требования смягчить. Но главное требование - результативность науки, будет обеспечиваться.  Понимаете, конкурс – это конкуренция, это не пособие, это не гарантированная заработная плата.  

- Мы с вами помним очень хорошо скандал 2018 года, связанный с работой национальный научных советов. Изменилось ли что-то за это время? Я знаю, что совет молодых ученых выступает за исключение ННС из процесса...

Курмангалиева Жанна.: Изначально сама идея о том, чтобы бюджетные средства на научные исследования распределяло само научное сообщество в виде ННС, справедлива. В таком процессе мы не должны абсолютизировать роль ни Комитета науки, ни ННС, ни экспертизы, ни других институтов, распределяющих бюджетные средства.  Да, в 2018 году  научное сообщество потрясла серия скандалов, связанных с деятельностью ННС. После этого в МОНе работала большая рабочая группа, выработавшая комплекс рекомендаций, и он был реализован в изменениях НПА. Также был изменен сам состав ННС – сейчас туда входят ученые с высоким индексом хирша, представители квазигоссектора, НПП «Атакемен». Очень многое сделано для повышения прозрачности деятельности ННС - все заседания проходят в режиме онлайн-трансляции, а все записи сохраняются, введен институт открытого голосования. Сейчас в парламенте рассматриваются изменения и дополнения в Закон о науке.  Очевидно, мы должны думать не об исключении каких-то институтов из этого процесса, а совершенствовании их  деятельности на основе этического кодекса.  Я полагаю, что нужно совершенствовать не только институты, нужно менять в целом среду с точки зрения академической честность, справедливости, обоснованности. Все это, собственно, те ценности, которые должны быть действенными во всех других отраслях, а в науке они имеют актуальность как нигде больше.

Кенесов Булат.: Новая система рассмотрения проектов национальными научными советами  требует прозрачности. Но если у нас будет такое же большое количество заявок, как на прошлом конкурсе, а это около 4 500 заявок, то НИС просто физически не успеют их рассмотреть. Поэтому для снижения нагрузки очень важно обеспечить правильные квалификационные требования к руководителям проекта.

- Что подразумевается под разработкой «цифровой аналитической платформы управления казахстанской наукой»?

Курмангалиева Жанна.: Это наша самая большая надежда на решение многих проблем. Сейчас разрабатывается единая информационная система науки Казахстана, в рамках которой будет проведена автоматизация всех государственных услуг от аккредитации в качестве субъектов научно-технической деятельности до проведения конкурса. Часть этой платформы уже реализована Национальным центром государственной научно-технической экспертизы. Мы хотим оцифровать абсолютно все процессы и исключить любой субъективизм, это первое. Второе, на этой платформе будут актуальные профайлы всех исследователей Казахстана, включая результаты, которые были реализованы этим ученым за бюджетные средства. Плюс в эту платформу будет внедрен казахстанский индекс научного цитирования. Большой частью этой платформы должна стать информация для бизнеса о тех научных проектах и разработках, которые имеют перспективу коммерциализации. То есть  это масштабный проект, предполагающий  цифровизацию всех процессов и снижение административных, бюрократических барьеров.

Для того, чтобы реализовать все эти планы необходимо критическая масса так называемых агентов перемен. На сегодня в Комитете науки всего по штату 50 человек. Но есть 15 вакансий от эксперта до заместителя председателя комитета. Я хочу пригласить всех ученых, которые готовы прийти и реализовывать все эти мероприятия вместе с нами. Мы открыты для сотрудничества, и ждем молодых, креативных, а главное, желающих повысить конкурентоспособность нашей науки, чтобы в ближайшем будущем вопросы о науке начинались не сакраментального, есть ли она вообще?