Российско-американские отношения в 2030 году
Ричард Сокольски, Юджин Румер, Центр Карнеги
Российско-американские отношения переживают невиданный со времен холодной войны упадок. Серьезный диалог на высшем уровне между двумя странами практически прекратился. Нет оснований полагать, что в ближайшем будущем отношения улучшатся. Однако маловероятно и то, что это навсегда. Какова же будет повестка, скажем, в не таком уж далеком 2030 году?
За точку отсчета авторы настоящей статьи взяли доклад Национального совета по разведке США «Global Trends 2030» («Мировые тенденции 2030 года»). В нем описан ряд «мегатенденций», которые повлияют на российско-американские отношения в грядущем десятилетии3. Ниже приведены наиболее значимые из этих тенденций и их последствия.
УСЛОВНО БИПОЛЯРНЫЙ МИР
Баланс военной и экономической мощи продолжит смещаться к Востоку и Югу. США и Китай сохранят статус сверхдержав в основных сферах (а именно военной, экономической, технологической и дипломатической), но появится множество центров средоточия силы как на международном (ООН), так и на региональном уровнях — Евросоюз, Индия, Япония и Россия (в сфере ее привилегированных интересов, где Россия сама и провозгласила свое главенство) — которые смогут оказывать влияние в отдельных областях. На мировую безопасность и процветание также будут влиять негосударственные субъекты, например Google, Amazon, Facebook и Apple, и транснациональные силы, такие как пандемии инфекционных заболеваний, джихадистский терроризм, а также движения популистов, националистов и нативистов. Складывающийся в настоящее время миропорядок наиболее корректно называть условно биполярным. Но какой бы ярлык на него ни наклеили, Америке следует учесть в своей внешней политике один важнейший момент: даже если Китай больше других стран выиграет от глобального распределения сил, остальные (хотя и менее крупные) центры влияния окажут серьезное сопротивление попыткам взять под контроль критически важные геополитические регионы Евразии.
Пока неясно, как подобный сдвиг может повлиять на внешнеполитический курс России. Кремль выступает за многополярную расстановку сил в мире еще с провозглашения доктрины Примакова в середине 1990-х годов. Логично предположить, что под влиянием таких изменений Москва, возможно, начнет вести себя более сдержано, поскольку перестанет видеть в США основное препятствие на пути к тому миропорядку, который ее устраивает, и признанию России влиятельной державой. Однако в то же время Москва может расценить движение в сторону многополярного мира как удар по российским позициям, поскольку ей придется считаться с другими крупными игроками, а собственный ее вес в относительных показателях уменьшится. Такой психологический удар по российскому эго может придать Кремлю смелости, и он начнет действовать более решительно, чтобы самоутвердиться.
МИР ВООРУЖЕННЫЙ
Распространение новых смертоносных ядерных и неядерных военных технологий, обладающих дестабилизирующим потенциалом, а также их доступность большему количеству государственных и негосударственных субъектов могут существенно пошатнуть мировой режим ядерного нераспространения. Хотя США и России не всегда удавалось договориться о подходах и приоритетах, обе страны заинтересованы в предотвращении дальнейшего распространения ядерного оружия, и в борьбе против ядерной угрозы Ирана и Северной Кореи они выступили единым фронтом. В следующем десятилетии, возможно, хотя и маловероятно, ядерное оружие попытаются заполучить еще ряд стран — Турция, Саудовская Аравия, Египет и, может быть, Южная Корея и Япония. Тем временем Северная Корея продолжит наращивать свой ядерный арсенал, а Иран может возобновить попытки реализовать программу ядерного вооружения, если не удастся вернуть в какой-либо форме ядерную сделку (СВПД, Совместный всеобъемлющий план действий). Новейшие технологии, например синтетическая биология, могут открыть дорогу совершенно новому типу угроз: созданию опасных патогенов, в том числе негосударственными субъектами. В таком случае могут появиться дополнительные возможности и предпосылки для российско-американского сотрудничества в сфере контроля за распространением ядерного оружия и других опасных технологий.
МИР, В КОТОРОМ БОЛЬШЕ КОНФЛИКТОВ
Ожидается, что межгосударственные и внутригосударственные конфликты в Евразии и вокруг нее, в том числе в соседних или сопредельных с Россией регионах, будут происходить чаще и станут интенсивнее. Для Москвы важно сохранить свое влияние и стабильность (то есть, в ее понимании, исключить западное влияние) на приграничных территориях, которые она считает своей сферой привилегированных интересов. Войны с Грузией и Украиной, а также вмешательство в ряд региональных конфликтов на постсоветском пространстве были вызваны стремлением Кремля утвердить свое влияние на этих территориях. Но в большинстве конфликтов в сопредельных с Россией государствах, если не во всех из них, основные интересы США затронуты не будут, и открытое военное противостояние России и США в результате таких конфликтов маловероятно. Более того, опыт, приобретенный в тесном воздушном пространстве над Сирией, когда две армии действовали параллельно и успешно избегали крупных конфликтов, свидетельствует, что у Вашингтона и Москвы есть и желание, и средства для урегулирования даже сложнейших ситуаций.
МИР СТРАТЕГИЧЕСКОЙ НЕСТАБИЛЬНОСТИ
США и Россия разрабатывают новые, все более совершенные и смертоносные виды оружия, многие из которых не подпадают под существующие договоренности контроля над вооружениями, да и вообще под какие-либо правила или ограничения. Среди таких систем — гиперзвуковые ракеты с управляемым боевым блоком и крылатые ракеты (как с ядерными, так и с неядерными боеголовками), кибероружие, вооружения для неядерного быстрого удара, противоспутниковое оружие, противоракетные комплексы космического базирования и автономные системы. Интеграция этих мощностей в американский и российский арсеналы и стратегические планы поставит под сомнение актуальность российско-американского режима контроля над вооружениями, который пока еще остается в силе, и повысит вероятность как кризиса, так и нестабильности гонки вооружений. Кроме того увеличится риск начала войны из-за случайности или просчета, а угроза ответного удара станет менее надежной защитой. В частности, весьма вероятно, что продвинутые системы ПРО и гиперзвуковое оружие с неядерными боеголовками значительно повлияют на систему стратегической стабильности. И США, и Россия заинтересованы в контроле над динамикой развития этих областей, и этот общий интерес может стать основой для сотрудничества по выработке новых правил и ограничений для поддержания стратегической стабильности.
МИР, ПРЕОБРАЗОВАННЫЙ ТЕХНОЛОГИЯМИ
К 2030 году мир шагнет далеко вперед в сфере технологий. Скорее всего, технологические инновации, в особенности связанные с искусственным интеллектом (ИИ), сетями 5G и возобновляемыми энергоносителями, окажут существенное влияние не только на экономику России и США и стратегическое равновесие между ними, но и на мировую экономику и характер международной системы. Подобные технологии — и, что не менее важно, возможность устанавливать стандарты, по которым они развиваются и монетизируются, — уже определяют вес государственных и негосударственных субъектов, а также новых победителей и проигравших. Отметим, что прогнозирование масштаба и охвата технического прогресса — в том числе разработок медицинского оборудования, методов лечения, медикаментов, а также устройств для наблюдения и мониторинга, направленных на сдерживание и подавление пандемий, — выходит далеко за рамки содержания данной статьи. Но уже очевидно, что технический прогресс может многое изменить как для России, так и для США, а вопросы его возможного влияния на расстановку сил в мире и экономики отдельных стран следует включить в повестку двусторонних обсуждений.
СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ АМЕРИКИ
Каким бы ни был исход президентских выборов 2020 года, Россия останется противоречивой темой для американской внутренней политики по крайней мере еще на несколько лет — и даже дольше, если Москва продолжит вмешиваться в выборы в США. Если в 2020 году Трамп будет переизбран и решит в одностороннем порядке встать на путь улучшения российско-американских отношений, он наверняка столкнется с активным противодействием конгресса в тот момент, когда попытается нормализовать связи с Россией, а уж тем более отменить даже часть санкций, введенных после 2014 года — особенно в отсутствие подвижек в урегулировании конфликта на востоке Украины. В руководстве США продолжатся споры о том, какой должна быть политика страны в отношении России, так что у президента будет немного шансов занять примирительную позицию, хотя возможность поверхностных, по большей части символических изменений в отношениях останется. Вашингтон по-прежнему будет озабочен смягчением внутриполитических противоречий, восстановлением экономики после пандемии коронавируса, сдерживанием Китая и сокращением своего непропорционально масштабного военного вмешательства на Ближнем Востоке и в Юго-Западной Азии в последние десятилетия.
Если Трампа переизберут, он будет и дальше пренебрегать многосторонним подходом и отношениями с союзниками и отдавать предпочтение двусторонней ситуативной дипломатии в духе однобокой и националистической повестки «Америка превыше всего». Если же изберут бывшего вице-президента Джо Байдена, вероятно, что, несмотря на декларируемое им стремление восстановить мировой либеральный порядок, амбиции США и их предложения по решению назревших международных проблем будут ограничены внутренними и внешними обстоятельствами. Кроме того, администрации Байдена потребуется время, чтобы нейтрализовать урон, нанесенный авторитету и репутации США его предшественником. Вашингтон по-прежнему будет пытаться договориться на национальном уровне о крупных вложениях в масштабные мероприятия внешней политики. Как показывают один опрос за другим, большинство американцев устали от внешнеполитических обязательств и хотят, чтобы их лидеры больше внимания уделяли внутренним проблемам, из-за которых значительно снижается качество жизни многих граждан. Очевидно, что когда в любой момент может возникнуть угроза новой пандемии и необходимость решать сопутствующие ей экономические, политические и социальные проблемы, это требование американцев выглядит справедливо.
Таким образом, в ближайшие годы США, вероятно, будут играть менее активную и значимую роль в общемировых делах, и то, насколько они будут вовлечены в них, будет отчасти зависеть от личности президента. Однополярный период закончился. Связи Америки с союзниками ослабли, и сама система международных отношений трансформируется в гораздо более сложный, неопределенный и хаотичный миропорядок, который предполагает изменение расстановки сил глобальных и региональных игроков. Сложившаяся в годы холодной войны и после ее окончания концепция руководящей роли, исключительного положения и незаменимости США еще не до конца адаптировалась к новым реалиям. Споры вокруг российско-американских отношений, по-видимому, не утихнут: Вашингтон и впредь будет видеть в поведении Москвы, защищающей то, что она считает сферой своих законных интересов, свидетельство враждебности России — во-первых, к миропорядку, который основан на правилах и охраняется США; во-вторых, к решениям глобальных проблем, которые предлагает Вашингтон; и в-третьих — к американской приверженности идеям государственного суверенитета, независимости и соблюдения норм демократии.
РОССИЯ. ФАКТОРЫ ВОЗМОЖНОГО ИЗМЕНЕНИЯ ТРАЕКТОРИИ
С изрядной долей уверенности можно предположить, что в ближайшее десятилетие, а возможно, и дольше, Россия сохранит текущий курс — как внутриполитический, так и внешнеполитический — независимо от того, останется ли Владимир Путин президентом. Вашингтону следует учесть это обстоятельство и сконцентрироваться на 1) урегулировании конкретных вопросов, касающихся стратегической конкуренции России и США вообще, вместо стремления к полной перезагрузке отношений, масштабным соглашениям или иным прорывам и 2) уменьшении риска открытого военного конфликта за счет координации острых вопросов конкуренции, стремления к сотрудничеству в борьбе с общими региональными и транснациональными угрозами и сближению в случае, если ситуация в мире изменится.
Скорее всего, российско-американские отношения останутся на сегодняшнем уровне еще многие годы, но есть и другие варианты. Траекторию российской внешней политики могут существенно изменить четыре события.
Существует небольшая вероятность, что резкий экономический спад и/или масштабная волна общественных протестов ослабят внутриполитический и внешнеполитический курс России, как это случилось в 1990-е годы. В этом случае основной проблемой для США и Запада окажется слабость России: ее возможности поддерживать внутренний порядок в условиях политических, социальных и экономических трудностей и реализация амбиций великой державы будут существенно ограничены. Россия в таких обстоятельствах может пойти на примирение с Западом, чтобы создать более благоприятную внешнюю среду, а также укрепить торговые, технологические и инвестиционные связи.
Другим триггером может стать попытка следующего российского лидера провести масштабные реформы наподобие горбачевской перестройки и ельцинских экономической и политической реформ. Такой поворот отодвинет глобальные амбиции Кремля на второй план, а возможно, и ослабит его внутриполитическую хватку, что ввергнет Россию в череду потрясений. В результате Россия не обязательно проникнется расположением к США, но точно станет уделять больше внимания внутренним проблемам, чем внешнеполитическим свершениям. Впрочем, не стоит забывать, что внутренняя нестабильность России 1990-х годов ударила по интересам США в области безопасности. Так что и будущие российские реформы могут иметь такой же эффект.
Третьим триггером может стать приход на смену Путину более импульсивного или менее опытного лидера — это сделает российско-американские отношения менее устойчивыми и взрывоопасными. Вряд ли уход Путина с политической сцены приведет к усилению плюрализма в России и более миролюбивой внешней политике в отношении Запада. Несмотря на то что на Западе Путина считают авторитарным и напористым лидером, его двадцатилетнее руководство страной и участие в общемировой повестке показали, что он в целом расчетливый и опытный политик. Об этом свидетельствует, например, его решение не использовать российские войска для помощи Сирии в защите от турецких атак. Кем бы ни был его преемник, он вполне может унаследовать отрицательные черты Путина, но они уже не будут уравновешены его опытом. При этом внутренние экономические трудности, даже обостренные пандемией коронавируса и низкими ценами на нефть, могут и не сказаться на внешнеполитических амбициях России. Именно так произошло после резкого падения цен на нефть в 2014 году: российская экономика понесла большой урон, но глобальные амбиции Кремля не пострадали.
И наконец, последним триггером может оказаться противостояние России нарастающему могуществу Китая, особенно его посягательствам на территории, которые Россия считает своей сферой привилегированных интересов. Если Китай сохранит текущую внешнеполитическую траекторию, Москва в конечном итоге окажется перед выбором: попытаться обуздать амбиции Китая или надеяться на его добрую волю. И хотя сейчас это кажется маловероятным, но отношения Китая и России могут ухудшиться, когда Москва начнет относиться с большим подозрением к геополитическим намерениям Пекина. Такое развитие событий стало бы для США и России, пожалуй, лучшим поводом отринуть враждебность и объединить усилия в интересах сдерживания китайской экспансии.
Важно понимать, что российская внешняя политика складывается с учетом как внутренних, так и внешних факторов. Важную роль в ее формировании играют действия США — и реальные, и предполагаемые. Так, очень многое может зависеть от того, как будут представлять себе в будущих администрациях президента США глобальную роль и обязанности Америки в ближайшие десять лет и как планируют использовать ее могущество. Поэтому один из ключевых вопросов — сможет ли Вашингтон справиться со своим желанием вмешиваться в ситуации, которые затрагивают важные российские интересы (и будет ли он готов признавать их таковыми), но при этом не имеют большого значения для США. Например, политическое руководство США может не сдержаться и высказаться в поддержку народных движений или цветных революций в России или у ее ближайших соседей. Вашингтон, вероятно, будет принимать интересы России в этих государствах за незаконные проявления ее неоимпериалистических амбиций, но на самом деле его способность повлиять на политику Москвы крайне ограничена.
Если Вашингтон будет более трезво смотреть на вещи и признает тревогу российского руководства, которое боится за устойчивость своих политических позиций, увидит в действиях и реакциях Москвы защиту ее интересов, начнет использовать менее амбициозную риторику и будет готов к более открытому диалогу с Россией — а ничего из перечисленного не наблюдалось во время украинского кризиса 2013–2014 годов, — то соблюдение этих условий может улучшить ситуацию для всех заинтересованных сторон. Не в последнюю очередь — побудить Россию смягчить свою позицию по отношению к США и их основным интересам. Можно попробовать срезать и другой острый угол: очевидно, что, несмотря на официальный курс, расширение Организации Североатлантического договора (НАТО) на восток достигло предела и в обозримом будущем для Украины и Грузии двери в альянс в действительности закрыты. Фактическое признание такого положения вещей — без официального отзыва политики открытых дверей, предложенной в 2008-м, но со снижением ее значимости в заявлениях альянса — могло бы стать залогом более стабильной с точки зрения безопасности Европы. Это не исключает помощи Украине и Грузии в сфере безопасности ни со стороны США, ни со стороны альянса. Как отметил один эксперт, «смягчив заявления Америки о собственной исключительности и уменьшив роль правил в регулировании международного поведения, [этот курс] содействовал бы зарождению согласия между великими державами и сосуществованию различных систем ценностей как пути к созданию порядка и достижению мира»5. Если Вашингтон пойдет в этом направлении, считает российская сторона, то и Россия может занять более миролюбивую позицию.
Появление изрядной доли скептицизма в оценке такого развития событий неизбежно, но все равно стоит внимательно следить за позициями будущих российских лидеров. И хотя возобновление содержательного диалога между Россией и США — не панацея, и были случаи, когда он действительно не шел никому из участников на пользу, стабильный стратегический диалог на высшем уровне как минимум показал бы Москве, что Вашингтон серьезно воспринимает ее интересы, и начал бы растапливать лед взаимного недоверия. Настоящее примирение потребовало бы от обеих стран большего уважения к интересам и чувствам друг друга. Как бы то ни было — в большинстве вероятных сценариев ближайшего будущего США и Россия, скорее всего, останутся противниками, даже если у них будет меньше ресурсов и/или решимости для масштабных внешнеполитических инициатив. И все же — благоприятными в итоге окажутся обстоятельства или нет — какие цели будут преследовать США в отношениях с Россией в 2030 году?
НЕ ДОПУСТИТЬ КОНФЛИКТА РОССИИ И США
Не допустить конфликта, в особенности ядерного — абсолютный приоритет США в двусторонних отношениях с Россией. Вполне возможно, что риск спонтанного начала войны между странами из-за случайности или просчета и недопонимания — например, военный ответ на ложное предупреждение о нападении — гораздо выше, чем вероятность спланированной атаки. Самые опасные районы — Прибалтика и Черное море, где члены альянса наиболее уязвимы для внезапного нападения, а силы НАТО и России действуют в непосредственной близости друг от друга. К концу следующего десятилетия, если не раньше, и альянс, и Россия должны по взаимному согласию занять сдерживающие и оборонительные позиции в обоих регионах, чтобы исключить вероятность столкновения или максимально ее уменьшить. Для улучшения двусторонних отношений необходимо восстановление определенной степени доверия, как бы утопично это ни звучало. Один из способов — возобновление на высшем уровне серьезного стратегического диалога, который в первую очередь должен быть ориентирован на создание системы взаимной безопасности в Евро-Атлантическом регионе7. Сторонам следует обсудить следующие вопросы.
Насколько Россия озабочена риском эскалации и спонтанного конфликта на европейском театре военных действий? Если Москва опасается последствий появления новых вооружений и технологий, какие меры, с ее точки зрения, можно принять, чтобы решить проблему короткого времени предупреждения, доступного командным инстанциям для деэскалации кризиса до того, как он перерастет в вооруженный конфликт? Как, по мнению Москвы, может начаться кризис между НАТО и Россией и каковы сценарии его возможной эскалации? Как военные, разведывательные и другие инновации влияют на представления России о кризисных ситуациях?
Следует ли США и России, помимо жесткого соблюдения своих обязательств по соглашениям Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), рассмотреть более активные меры обеспечения прозрачности передвижения войск и уведомлений об учениях, ограничения масштаба, характера и места проведения военных учений, а также установку границ развертывания вооруженных сил и вооружений, которые могут нанести удар вглубь территории НАТО и России? Следует ли странам рассмотреть идею переговоров о новых мерах контроля над вооружениями в Европе, которые ограничивали бы развертывание дестабилизирующих систем неядерного оружия?
Как можно усовершенствовать существующие каналы связи для урегулирования кризиса, чтобы снизить риск столкновения? К примеру, следует ли сторонам создать новые военно-гражданские каналы для связи друг с другом и, возможно, начать их использовать в оперативном режиме, чтобы выработать и обкатать процедуры урегулирования кризиса?
ПОДДЕРЖАТЬ СИСТЕМУ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ
Стратегическая стабильность, которая в данном случае определяется как состояние, когда ни у США, ни у России нет повода нанести ядерный удар первыми, — неотъемлемая часть ядерных отношений России и США уже более шестидесяти лет. Из-за потенциально мощного ответного удара каждая из стран чувствует себя уязвимой перед другой, и это обстоятельство не меняется, несмотря на все перестановки в расположении стратегических сил и новшества военных технологий. И США, и Россия заинтересованы в том, чтобы поддерживать систему стратегической стабильности и устранять любые поводы к применению ядерного оружия, но делать это будет все труднее, поскольку появляются такие системы вооружения и технологии, которые способны дестабилизировать ядерные отношения двух стран.
В ближайшей и среднесрочной перспективе риск спланированного крупномасштабного ядерного удара чрезвычайно мал. При этом в более отдаленном будущем отсутствие двустороннего стратегического контроля над вооружениями, отсутствие продленного Договора между РФ и США о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III) и пополнение неядерных и ядерных арсеналов обеих стран новыми потенциально дестабилизирующими технологиями могут иметь длительные негативные последствия для стратегической стабильности. Что еще опаснее, может увеличиться риск неядерного конфликта между двумя странами из-за случайности или ошибки, а такой конфликт, в свою очередь, может перерасти в ядерный.
По всей видимости, к 2030 году, если не ранее, США и Россия будут готовы к разработке нового режима перестройки и адаптации архитектуры российско-американского контроля над вооружениями. Подобная структура помогла бы поддерживать стратегическую стабильность, поскольку обе страны стремятся включить в свои военные стратегии и доктрины кибероружие, стратегическое неядерное оружие, гиперзвуковые ракеты, перехватчики ПРО космического базирования, противоспутниковое оружие и системы ИИ. Разработка такой структуры должна стать основной целью возобновленного российско-американского диалога на высшем уровне по вопросам стратегической стабильности и снижения риска ядерного конфликта.
Полная версия здесь.