Мифы о происхождении сибирского казачества

Новости по теме

Оклеветанная барымта -  институт медиации кочевников

20.11.2020 19:11

Как избираемые народом бии превратились в назначаемых судей

13.11.2020 19:11

Миф о казахском бае: эксплуататор или защитник интересов народа?

30.10.2020 19:10

Миф о «бедных» кочевниках

23.10.2020 20:10

Мифы о том, как русские казахов земледелию научили

09.10.2020 20:10

Номадизм, как социальная сеть XXI века

02.10.2020 19:10

Нам следует гордиться своим номадизмом

25.09.2020 14:09

Как и зачем СССР создавал «продажную» литературу

18.09.2020 19:09

История Казахстана написана Россией

11.09.2020 19:09

Казахстан – все еще культурная колония России

04.09.2020 19:09

«Коллективное недомогание» Казахстана

21.08.2020 18:08

Казахи: антология уничтожения идентичности

14.08.2020 14:08

Линейное казачество в Сибири начало формироваться в период строительства Омской и Железинской крепостей (1716). На Новую линию отправляли и записывали в казаки ялуторовских, ишимских, тюменских и краснослободских крестьян. По сведениям генерал-майора С.В. Киндермана, из Сибири могло быть назначено (!) более 9000 выписных казаков. Выписные казаки служили без жалованья, «из земли и из травы», то есть за земельные угодья. Крестьяне «без ведома старост и десятских не могли отлучаться от домов, а в случае незаконной отлучки, по отысканию, наказывались кнутом... В 1752 г. на строительство Новой линии послали 500 выписных казаков. Их сменили через два года и они ушли домой вовсе разорёнными». Это – жалкая пародия на казачество, истинная суть которого в свободе и удали, а тут крестьян насильно (выписные!) назначали в казачество, словно духом свободы можно наделить, приписать его или заставить человека быть свободным ментально при рабской психологии. Крепостными методами (незаконные отлучки, наказание кнутом) казачество не формируется.

В 1755 году на Иртышской линии находилось 3081 человек регулярных и нерегулярных войск. Большая часть их были т.н. выписные или «черные» казаки – крестьяне (!) или посадские люди, мобилизованные на временную службу для строительства и охраны военной линии.

В 1758 г. в связи с временным обострением русско-китайских отношений, на сибирскую линию было отправлено 2 тыс. донских и яицких казаков, один драгунский полк и народные команды башкир и мещеряков по 500 человек на каждую линию. Донские и яицкие казаки сменялись каждые 2 года. Башкир и мещеряков сменяли через 1 год. Башкирам не доверяли. «На них не можно полностью надежду иметь в рассуждении прежде бывших башкирских замешательств и колеблемости, а паче и по однозаконству с киргизцами».

Но с 1763 года были отменены командировки донских и яицких казаков, и с тех пор численность казачества пополнялась зачислением в его состав «разного чина людей». В 1770 году на линию было выслано 150 ссыльных запорожцев, участвовавших в движении против польской шляхты.

Возникла проблема – нехватка женщин. Одним из способов ее решения стал насильственный захват женщин из непокорных казахских аулов, которые выступали против присутствия в Степи русских крепостей.

Другой способ был связан с пересылкой на линию преступниц, сосланных в Сибирь. В 1759 г. Сенатом было принято решение «поселить на сибирских линиях годных для замужества ссыльных женщин». Так, в 1759 году на Иртышскую линию была выслана партия из 90 колодниц, из которых 77 (в возрасте от 19 до 40 лет) были признаны годными для супружеской жизни. Для них это был шанс избежать каторги за совершенные преступления: 24 из них были сосланы за мужеубийство, 10 – за детоубийство, 1 – за отцеубийство, остальные за другие крупные преступления (поджег помещичьего дома и т.д.). Часть этих женщин брали одинокие офицеры «во услужение», на других женились казаки, солдаты и прочие линейные жители.

В 1762 г. согласно распоряжению Сената на Сибирской линии стали селить вышедших в отставку нижние военные чины, а в 1766 г. – мастеровых людей. Зачислялись также пленные поляки и мелкие преступники.

В 1797 году был издан указ, согласно которому «казачьи дети должны были верстаться на службу». Этот указ (по духу крепостной) стал основой создания казачьего сословия. Поступить в казаки мог любой годный к несению воинской службы мужчина, но правом выйти из сословия он не обладал.

Военная реформа 1798 г. сформирована иррегулярное войско (11 рот из калмык, 1 конный полк из тептярей). Структура войска состояла из 17 башкирских, 5 мишарских (мещеряки), 1 калмыцкого, 7 казачьих (2 уральских и 5 оренбургских) кантонов.

В начале XIX века на линию переселили 44 семьи донских казаков, крещенных калмыков, ссыльные поляки зачислялись солдатами.

Положение о Сибирском линейном казачьем войске (1807 г.) и Новое положение (1846 г.) указывали, что «поступивший в казачье сословие остается в нем на вечно с потомством своим». Этот указ распространялся на рядовых казаков, офицеров казачьего происхождения и их детей, переводчиков и толмачей, окончивших Омское азиатское училище.

Формирование сибирского казачества происходило путем его естественного и механического прироста. Естественный прирост был незначительным и до середины 1840-х годов составлял 1% в год. Дополнительным способом «приумножения» войска по Положению 1808 года являлось добровольное зачисление в его состав казахов и калмыков.

Спустя полвека проблема с женщинами не была решена. Указом царя от 23 мая 1808 г. разрешалось «всем российским подданным свободных состояний покупать и выменивать на линии киргизских детей».

Указом 1825 г. запрещалось «покупать киргизов, калмыков, и других азиатов, но, для пополнения недостатка женщин в Западной Сибири, разрешено выменивать у кочевников детей женского пола». За «инородческую бабу» 40 лет давали 12 рублей, за девочку-казашку – 2 быков, 2 кирпича чая, красную кожу и четверик крупы.

Отсюда этническая однородность сибирского казачества. Кроме русских, украинцев, белорусов в его состав входили тюрки (татары, казахи), мордва и другие. «Встречаются между казаками потомки киргиз, калмыков, башкир и мордвы. Вообще, уклонения от русского типа к монгольскому нередки. Это объясняется тем, что на пограничных сибирских линиях долгое время было чрезвычайно мало русских женщин и казаки женились на инородках».

Часто главным источником пополнения сибирского казачества становилось механическое увеличение его численности за счет массовых принудительных зачислений. Подобные мероприятия проводились несколько раз. Так, например, в 1813-1814 гг. и в 1831-1834 гг. войско пополнилось несколькими сотнями военнопленных поляков.

Указом Сената от 17 марта 1832 г. стали переселять на Оренбургскую линию казенных (!) крестьян с причислением (!) их в казаки.

В 1840 г. издано Положение об обращении в казачье сословие некоторых волостей Челябинского и Троицкого уезда. Кроме того, все крестьяне Новолинейного района обращались в казаков. К слову, переселялась с зачислением и в состав Оренбургского казачьего войска часть государственых крестьян Верхне-Уральского, Троицкого, Челябинского уездов. Крестьяне не хотели покидать насиженные места. Крестьяне Кундровинской, Верхне и Нижне-Увельской волостей Троицкого уезда (8750 душ) подняли восстание. Перовский просил разрешения вовсе согнать с земли всех крестьян, не желавших зачислиться в казаки. Летом 1843 года восстание крестьян было подавлено силами 4 тыс. солдат с 2 орудиями.

Переселение на новую линию шло и в связи с упразднением внутренних казачьих кантонов. Эти казаки тоже не желали переселяться ближе к Степи, ссылаясь на указы Петра I, обещавшего им вольность и самоуправление. Насильно с помощью воинских отрядов переселили 2877 казачьих семей, дав три дня на сборы. Иной раз гнали, «не дав бабам вынуть из печки калачи».

После ухода Кенесары хана на юг и его гибели, а также в период начавшейся военно-хозяйственной колонизации Казахской степи проводилось массовое зачисление крестьян в Сибирское войско (1846, 1849-1851, 1856, 1858-1860 гг.).

В 1861 году численность казачьего населения Сибирского войска достигла 93 тыс. человек, более четверти их составляли бывшие казенные крестьяне. Последний случай принудительного зачисления в сибирское казачество произошел в 1861 году. В войсковое сословие вошли крестьяне Канонировской волости Семипалатинского уезда и западно-сибирские городовые-казаки. В 1867 г. от сибирского казачества произошло образование Семиреченского войска. Словом, казачество-то было ряженое, и под казачьей формой скрывались вчерашние крепостные крестьяне с рабской психологией. Это и объясняет отсутствие воинской чести, грабеж мирного населения, захваты лучшей земли, мародерство и пр. со стороны псевдо-казачества.

Темпы естественного прироста в эти годы по-прежнему оставались невысокими (в среднем 1,24%), что было связано с высоким уровнем детской смертности. К концу 1866 года численность сибирского казачества увеличилась до 109 тыс. чел.

Этническая структура казачьего населения войска стала более сложной в результате массовых зачислений крестьян. Согласно официальным данным к концу 1870-х гг. русские (не совсем понятно, кто имелся в виду. – М.А.) составляли более чем 84 % сибирских казаков.

В 1891 году Н.М. Ядринцев писал: «Сибирские казачьи команды нарочно отправляются в улусы или юрты калмыцкие и киргизские, чтобы, по словам актов, захватывать в полон калмыцких и киргизских баб, девок и ребят, и сибирская губернская канцелярия «взятую добычу людей отдавала им в раздел»». Таким образом, матерями некоторых казаков были казашки, что отразилось на их физиологическом облике.

Н. Я. Коншин в 1899 г. писал: «Зато среди семиярских казаков также не трудно встретить смуглых, черноволосых людей с узкими глазами и широкими скулами...».

В 1880-х-I пол. 1890-х гг. немногие из переселенцев в Казахскую степь соглашались вступить в казачье войско. В то время как покидавших его было немало в связи с появлением у некоторых категорий казаков возможности легально выходить из войска.

В 1890-е годы, когда выдавали земли (казак наделялся землей в 30 десятин), количество желавших вступить в ряды сибирского казачества заметно возросло, и в его состав зачислялись целые группы новых переселенцев. Как видим, казачество росло за счет предоставления казахской земли. Злая ирония в том, что чем больше земли отбиралось у казахов, тем больше становилась численность казачества. Но уже в начале XX века с возросшим дефицитом земли желающим вступить в казачество переселенцам в этом отказывали.

В 1900-1915 гг. темпы естественного прироста сибирских казаков составляли 2,13%. Невысокий показатель объяснялся «высокой смертностью, связанной с неурожаями, отсутствием в станицах необходимых санитарных условий, низким уровнем медицинского обслуживания».

В 1916 году численность сибирского казачества составляла 172 тыс. человек. Очевидно, казаками эти люди только назывались, но пользовались всеми привилегиями, которые давала принадлежность к казачеству.

Тема контактов со Степью вызывала интерес многих путешественников, этнографов, ориенталистов, офицеров, губернаторов. О ней оставили свои записи В. Вельяминов-Зернов, В. В. Григорьев. Г. Ф. Гейнс, В.А. Перовский, Г.Н. Потанин, Н.Я. Коншин, А. Машкеев и мн.др. К слову, В.А. Перовский и многие другие называли казахов не «киргиз-кайсаками», а ордынцами, в трудах писали «казачьи орды». Авторы оставили свои наблюдения о том влиянии, которое оказывали казахи на казачество и переселенцев.

Отличительная особенность яицкого казачества состояла не только в смешении азиатских и европейских черт (смешанные браки создавали «особый казачий тип, впоследствии отличавший их от других народов северо-западных русских княжеств»), заимствовании многих явлений жизни, создания войсковой общины, знания языка и традиций казахов, но и в том, что они служили ханам Белой Орды. Именно в этот период службы в составе войск кочевников они научились приемам ведения степной войны (облавы, конные лавинные атаки, обходные маневры), несению дозорной службы, разведке, устройству засад, использованию пик, казахских коней и практики иметь заводных коней (о-двуконь). Позже, в XVII в. яицкое казачество стало служить русскому царю Михаилу (1613-1645 гг.).

Казачество постепенно приспосабливалось к природным условиям Степи, узнавало местность благодаря общению с коренными жителями. Г.Н. Потанин: «От беспрестанного пребывания в степи, они хорошо ее знают, привыкли к ее однообразным возвышениям и владеют такой же способностью не заблудиться в ней, как и сам киргиз, тогда как солдат в состоянии заблудится, отошедши полверсты от большой дороги. Наконец, они такие же наездники, как кочевые киргизы, и, живя в постоянных сношениях с ними, хорошо знакомы с их обычаями и всеми военными хитростями».

В статье «4 месяца в Киргизской степи» один из офицеров, командированных в 1848 году для подавление волнения в Степи, писал в «Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений» (Том 58, 1849): «Чтоб избавиться от комаров, казаки, находящиеся на степных пикетах, разводят летом на ночь курева из кизяка и мокрой травы, так что пикет превращается в совершенную коптильню. Через несколько минут, я привык однако к дыму… Как ни способны казаки на все обязанности боевой жизни, но для разведывания они не могут заменить киргизов. Последние обладают в этом отношении какою-то чудною сметливостью. Заметив след, они останавливаются, разглядывают его во всех подробностях и потом утвердительно скажут вам; когда проезжали тут люди, сколько их было, други ли они или недруги, зачем они ехали, и пр., и пр. Сцепление этих выводов так же удивительно как удивительна проницательность Кювье, воссоздававшего по маленькой окаменелой косточки целое допотопное животное… Кроме рассылки чалганчей, мы расставили по всем Улутауским возвышенностям наблюдательные пикеты из киргизов, которые также в этом деле превосходят казаков. Во-первых, узкие, едва приметные глаза киргизов могут ясно разглядеть предметы в такой дали, где мы ровно ничего не видим, и в этом отношении, мы с ними никак не можем сравниться. Во-вторых, киргизы обладают искусством так располагаться, что могут видеть все вокруг себя и в тоже время сами остаются совершенно невидимыми. Самый образ жизни развивает в них эти дарования, столь драгоценный для аванпостной службы».

Н.М. Ядринцев пишет: «…в Западной Сибири, на границе Киргизской степи, где казаки, мало того, что перешли местами к скотоводству, но заимствуют у киргизов одежду, обычаи, язык. Нравы эти проникли даже в среду офицерского сословия. Иногда офицеры являются в города совершенно окиргизившиеся».

«Влияние киргизского населения выразилось ещё другим образом: почти все казаки Горький и Иртышской линий употребляют в разговоре весьма часто киргизский язык и приняли от киргиз некоторые обычаи».

В результате проживания на одной территории и активных контактов казаки многое заимствовали в хозяйстве, быте, материальной культуре казахов. Семипалатинская администрация во второй половине XIX века отмечает: «…Казаки, живя с киргизами, совершенно окиргизились, и говорят не только с киргизами, что было бы понятно, но и между собою по-киргизски, считая этот язык более легким для себя, носят они также киргизскую одежду. Маленькие дети казаков – и те говорят по-киргизски».

Г.Н. Потанин в «Заметках о Сибирском казачьем войске»: «Киргизский язык не только не пренебрегается, но считается разговорным; киргизские обычаи также многие усвоены: так, например, казаки охотно пьют кумыс и едят конину… Около Коряковской станицы происходит самое сильное взаимодействие русского и киргизского духа. Недалеко от Коряковской станицы находится другая станица – Ямышевская, в которой в прежнее время было сделано такое сближение между двумя народами, что обе расы здесь отчасти смешались… здесь много между казаками крещенных киргизов и даже киргизок, так что здесь можно встретить хоровод из смуглых и плоских лиц и можно услышать песню, представляющую много смесь киргизского языка с русским. Все окрестные киргизы сделали много заимствований из русской жизни и даже многие живут в землянках, по крайней мере в зимнее время, а казаки здешние, в свою очередь, подчиняются сильному влиянию киргизов, следуют в одежде их модам и в домашней жизни предпочитают киргизский язык своему».

В другой статье Г.Н. Потанин пишет: «Как на левом, так и на правом берегу Иртыша, к линии примыкают киргизские кочевья, так что здешние казаки окружены киргизами и находятся под их исключительным влиянием. Почти все население говорит на киргизском языке, нередко предпочитая его, легкости ради, родному языку. Для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпками здесь бывают Киргизки. Не только простые казачки, но и казачки-барышни болтают здесь по-киргизски. Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе о сенокосных пайках, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалине; в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа, проезжающего чиновника; иногда даже в суде, потому что между здешними казаками встречаются лица, которые обстоятельнее рассказывают дело на киргизском языке, чем на русском языке. Рассказывают анекдоты о станичных начальниках, которые в своих рапортах сбиваются с русского языка и оканчивают доклад на киргизском».

В. Семенов в «Киргизском крае» (Т. 18) писал об уральских (яицких) казаках: «Киргизский халат, который носит большинство казаков, на крестьян можно увидеть редко».

В 1876 г. Ф.Н. Усов пишет: «В одежде казаков много восточного, перенятого от киргиз и татар... Всего больше полюбился казакам восточный бумажный халат, его носят во всякое время: в будни и праздники, богатые и бедные. Даже, находясь на службе в отрядах, в лагерных сборах и т. п., казак при первой возможности облекается в халат, который щеголевато подвязывает обыкновенным русским поясом, образуя сзади множество складок, Кроме того, казаки носят по праздникам киргизского покроя камзолы (бешметы) из бумажной материи и такие же узенькие штаны, суконные, триковые и нанковые казачины, а также партикулярное платье; в рабочее время киргизского шитья армяки. Зимою овчинные шубы и полушубки, ергаки из цельной конины, шерстью вверх (род дахи), кожаные или плисовые чамбары (широкие шаровары), которые запускаются в сапоги. Летом на голове форменная казачья фуражка с козырьком и кокардой, или гражданская фуражка с козырьком; зимою бараньи тяпки, a в дороге овчинные киргизские малахаи с острым верхом и с лопастями, прикрывающими уши».

Г.Н. Потанин: «Киргизские привычки простираются и на одежду и пищу казаков. Подобно кочевнику, иртышский казак любит носить широкие плисовые шаровары, халат из бухарской парчи или саранжи и лисью шапку, называемую по-киргизски «борик».

Казаки Прииртышья носили лисий бөрік, а в зимнее время – казахский тымақ. Среди казачества широкое распространение получили сапоги казахской работы – саптама-етік, надеваемые на ноги, как и у казахов, с войлочными чулками (киіз-байпақ). «Носившие «саптама-етік» старики из казачьих поселков утверждают, что такие казахские сапоги в условиях Восточного Казахстана и Прииртышья являются самым удобным видом обуви, так как войлочные чулки хорошо защищают от сильных морозов, а кожаные сапоги, надеваемые на «байпақ», не пропускали сырости даже во время слякоти» (Аргынбаев Х.А.).

Из наблюдений Г.Н. Потанина: «Иртышский казак – страстный охотник до киргизских национальных блюд. Он ест конину и казы и не уступает ему в способности выпить торсык кумыса. Есть старые казаки, которые колют собственных лошадей на еду. Кроме этих внешних черт, иртышские казаки заимствуют у киргизов многие предрассудки, понятия и убеждения. Казак, как и киргиз, считает за стыд сесть на коня без нагайки, надеть холщевые шаровары и прочее». «Русский журнал для чтения» в 1844 г. писал: «Многие киргизоманы в восторге от курта…».

«Многие казаки делали из молока «ірімшік» и «құрт» казахским способом и употребляли их в пищу. Все слои казачьего населения Прииртышья в большинстве случаев до некоторой степени и чай пили также по-казахски, то есть сидя на полу за круглым и низким столиком казахской работы» (Аргынбаев Х.А.).

В домах у казачества можно было встретить обилие ковров, сундуки. Коншин Н.Я: «На дворе у богатых казаков нередко можно было встретить войлочные юрты, куда переходили жить летом, а менее состоятельные казаки, как правило, в летний период проживали в выстроенных во дворе помещениях, называемых «завозня», что также является заимствованной от казахов традицией».

В. Семенов видит, как меняются и отличаются более ранние переселенцы от вновь прибывших: «Крестьяне-старожилы – это жители Акмолинской и Семипалатинской областей. Условия жизни в новом краю способствовали развитию и закрепления этих качеств (решительность, энергичность), чем и отличаются они от недавних пришельцев из Европейской России».

Сибирское казачество в подавляющем большинстве – это против воли назначенные быть казаками, или из корыстных побуждений записавшиеся в казачество представители разных этносов. Казачество вобрало в себя прежде всего крепостное российское крестьянство, затем – азиатский элемент (башкиры, татары, казахи). Это – не этнос и не социальное сословие, а пригнанные, переселенные из разных мест крестьяне, привлеченные на службу (колониальной власти) за возможность грабить местное население, получить надел земли.

(См. подробно: Семенов В. Киргизский край. Т. 18; Макшеев А. Путешествие по Киргизским степям и Туркестанскому краю; Потанин Г.Н. Сибирские казаки: Заметки о сибирском казачьем войске; Коншин Н.Я. Очерк экономического быта киргиз Семипалатинской области. – Усть-Каменогорск, 2009; Аргынбаев Х.А. Влияние местного населения на хозяйство и материальную культуру пришлого русского населения// Историко-культурные связи русского и казахского народов; Бекмаханов Е. Казахстан в 20-40-е годы XIX века; Нурбаев К.Ж. Сарыарка: до и после колонизации (с древнейших времен до сер. XIX в.): историко-географический аспект. Павлодар, 2005; Сарсембаева Г.А. Особенности формирования городского пространства Восточного Казахстана в XIX-начале XX века; Акишев А.А. Инсебаев Т.А. и др. Очерки колонизации Павлодарского Прииртышья царской Россией. – Павлодар, 2008).

(Продолжение следует).