, 
Эдуард Мухамеджанов: «Язык казахстанских законов непонятен даже юристам»
Известный правовед, доктор юридических наук Эдуард Мухамеджанов рассказал, как в Казахстане рождаются законы. «Сегодня на нормах законов, скопированных с зарубежного права, выросло новое поколение юристов, которые воспринимают сумбур их изложения за норму, и, в свою очередь, таким же языком пишут новые законы».
Гиперболизированный интерес разработчика
Поводом для этого интервью стал нашумевший законопроект «О противодействии семейно-бытовому насилию», вызвавший большой общественный резонанс. Однако, государство заняло по отношению к нему выжидательную позицию. Орган-разработчик – МВД - предпочитает не излагать свое мнение открыто, поэтому складывается ощущение, что профильное ведомство не сильно заинтересовано в принятии закона. В итоге, подменив собой государственные органы, наиболее яростно отстаивает законопроект некий общественный фонд.
По словам Эдуарда Мухамеджанова, любой проект закона всегда содержит гиперболизированный интерес разработчика или тех сил, которые стоят за ним.
– «На стадии зарождения законопроекта надо также учитывать, кто его инициирует, - государственный орган, общественное объединение или группа активных граждан», - говорит он. - От этого будет зависеть, через какие каналы законопроект попадет в парламент. Если за ним стоит государственный орган, то, как правило, отраслевой министр доводит до премьер-министра аргументы в законодательном урегулировании тех или иных общественных отношений. Это нужно для плана законопроектных работ Правительства.
Если инициатива исходит от общественной организации или группы граждан, то реализация их идеи может идти по одному из двух направлений. Первый - через соответствующее министерство. Если разработчик находит там сторонников законопроекта, то вся остальная процедура будет идти по вышеописанному процессу. Если министерство его идею не поддержит, то у разработчика остается второй вариант - внести данный законопроект через депутата парламента, но в нашей законодательной практике такие примеры единичны.
Подготовленный министерством законопроект после всех необходимых согласований, выносится за заседание правительства и в случае его одобрения с сопроводительным письмом направляется в мажилис парламента. После рассмотрения на бюро палаты законопроект отправляют председателю соответствующего комитета, тот - одному или двум депутатам для работы над ним. Последние создают рабочую группу, куда входят разработчики законопроекта - представители министерства, сторонние эксперты, депутаты и другие заинтересованные лица… Принятый мажилисом проект закона передается в общий отдел сената. Если тот его примет после аналогичных процедур, то закон передают в Администрацию Президента для подписи у Главы государства. Вот, примерно, такая краткая процедура прохождения законопроекта и закона в нашем государстве.
Что касается техники создания рабочей группы, то в нее в первую очередь должны входить специалисты из той области специальных знаний, в какой будущий закон будет регулировать общественные отношения. Безусловно, в ней должны быть юристы, которые помогают специалистам облекать их идеи в правовую форму. Сама же работа начинается с определения концепции закона, на ее основе которого он будет писаться.
Дефицит специалистов
– Если законы проходят такой строгий контроль, то почему после их вступления в силу обнаруживаются повторы, пробелы, несогласованности, ошибочные положения?
– Всем известна поговорка «два юриста - десять мнений». Применительно к законопроектной работе она означает, что разработчик, прежде чем создать какую-либо норму, пытается представить различные ситуации ее применения в реальной жизни. Но на практике может случиться так, что в ста случаях норма будет работать нормально, а на 101-м может возникнуть вопрос с ее применением. Причин этому множество. Например, разработчик в силу малого житейского или профессионального опыта не смог просчитать все возможные ситуации. Либо на стадии согласования в министерствах или в парламенте норму редакционно изменили, и она начала давать сбой, например, в плане внутреннего противоречия с другой нормой. Еще одна причина - правоприменитель не правильно трактует эту норму.
Помимо отмеченных причин, есть еще человеческий фактор. Людей, имеющих дипломы и ученые звания у нас много, но как только встает вопрос о разработке закона или написания его концепции, то появляется дефицит специалистов. Это говорит о том, что просто юридического образования для написания закона недостаточно, нужна профессиональная подготовка. Отсюда возникает другая проблема - где взять таких специалистов? Раньше ими становились в процессе профессионального роста, когда социальные лифты реально работали, но сейчас, увы, не каждый член правительства может похвастаться тем, что начинал свою трудовую карьеру с низовых должностей. Это – не говоря уже о том, что уровень подготовки специалистов всех уровней у нас тоже упал. Отсюда и подготовка законов тоже посредственная.
– Какой общей бедой, на ваш взгляд, грешат сегодняшние наши законы?
– Я выделил бы проблему, связанную с языком изложения норм закона. Она состоит в том, что в начале 90 годов прошлого века многие законы первого поколения в своей основе содержали текстовку переводных формулировок, взятую из зарубежного законодательства. Чтобы было понятно, о чем идет речь, поясню на примере. Если сопоставить тексты УК КазССР и ныне действующего УК, сразу будет видна разница в изложении идентичных понятий, и это характерно для большинства законодательных актов. Усугубило данную проблему и так называемое модельное законодательство (законодательный акт типового характера), которое тоже в основном копировалось с норм зарубежного права. Сегодня на нормах таких законов выросло новое поколение юристов, которые воспринимают сумбур изложения законов за норму и в свою очередь таким же языком пишет новые законы. Но если даже юристу трудно понять, о чем идет речь в законе, то как его поймет среднестатистический гражданин? При этом нельзя сбрасывать со счетов посредственною подготовку юристов всех уровней - от юрисконсультов до судей, отсюда и огрехи в правоприменении закона. Есть и такая проблема, когда специалисты, получившие образование за рубежом, и, мягко говоря, не знающие специфики нашего законодательства, пытаются привнести в него элементы права другой правовой семьи. Наглядным примером тому служат действующие уголовный и уголовно-процессуальные кодексы. Наслоение двух систем права, на мой взгляд, привело к тому, что коррупционеры освобождались от реальной ответственности в пользу штрафов, а реформа следствия и сделка с ним создала условия, о которых, к примеру, в середине 30 годов в СССР даже и не мечтали.
– С чего вообще начинается разработка законопроекта?
– С того, что у кого-то появилась возможность написать закон, который урегулировал бы проблему, беспокоящую его многие годы. Предполагаю, основная мысль в законопроекте будет крутиться вокруг нее. При этом заинтересованное в законе лицо постарается сделать так, чтобы решение проблемы требовало минимум затрат с его стороны, но определенным бременем ложилось на источник ее порождения, которыми могут быть и граждане. Иными словами, любой проект закона всегда содержит гиперболизированный интерес разработчика или тех сил, которые стоят за ним.
– Какую роль в законопроектной работе играет лоббирование?
– В 90-х годах прошлого века в парламенте, где я тогда работал, поднимался, помнится, вопрос о принятии закона о лоббировании. Позже, кажется, тоже. Я придерживаюсь той точки зрения, что лоббирование лоббированию рознь. Наряду с коррупционным существует и другое, которое не носит такого характера. Я имеют в виду политическое лоббирование, когда партия, победившая на выборах, пытается пробить принятие закона, о котором она заявляла в своей предвыборной программе. Элементы лоббирования можно усмотреть и в действиях лиц, которые доказывают свою точку зрения по тому или иному закону в ходе работы над ним в парламенте. Я догадываюсь, что вы хотели бы от меня услышать и об отрицательной стороне лоббирования. К сожалению, а, может быть, и к счастью, я такими фактами не располагаю, поэтому что-то конкретно сказать об этом не могу. Но я не исключаю, что такие факты могут иметь место. Ведь любое коррупционное действие носит латентный, скрытый характер, и пока компетентные органы такие факты не обнародуют, то и говорит о них нет смысла.
Конечно, интуитивно факты коррупционного лоббирования можно вычислить через те или иные изменения или дополнения законов, либо, когда из логики законопроекта напрашивается логически правильное решение, но законодатель принимает алогичное решение или пытается применить законодательный камуфляж.
– Мы заметили, что в составах рабочих групп по работе над современными законопроектами отсутствуют известные юристы. Почему?
– Это вопрос не ко мне. Но, на мой взгляд, в рабочей группе должны быть специалисты из той области знаний, по которой принимается законопроект. Но опять же - на какой основе он привлекается к работе? Если на платной, то он будет лоббировать интересы стороны, оплативший его труд. Если бесплатно, то под сомнением заинтересованность специалиста. Возможно, решением проблемы стало бы создание при государственных органах научно-консультативных советов в составе настоящих профессионалов.
