, 
Вернуться из «красной зоны»: как выжить при 95% поражении легких
«8 апреля я получил первый компонент вакцины Спутник-V, а через 10 дней попал в «красную зону»… Шанс на жизнь был крохотный – всего лишь 5%. Я задыхался как рыба, выброшенная на берег. В какой-то момент просипел лечащему врачу: «Кажется, я загибаюсь».
«Кажется, я загибаюсь»
«Красная зона» - это территория внутри ковидного госпиталя, куда медики входят в специальных защитных комбинезонах и масках, а поверх надевается еще и респиратор. Внутри этой зоны есть еще одна территория с еще большими ограничениями. Это ОАРИТ – отделение анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии, где лежат больные COVID-19 в тяжелом и крайне тяжелом состоянии. Мы оказались одними из них. Мы – это Турар и Земфира Кельмагамбетовы, молодые пенсионеры 64 и 63 лет, автоматически вошедшие в «излюбленную» коронавирусом группу риска 60+.
Пока болезнь не зацепила нас персонально, ситуация с COVID-19 воспринималась нами несколько отстраненно. Мы соблюдали все возможные, а порой и «сверхвозможные» меры индивидуальной защиты и сангигиены. При первом карантине прикручивали, к примеру, к зажигалкам кусочки проволоки, которыми сначала нажимали кнопки на дверях подъездов, а потом огнем обрабатывали саму проволоку. Так мы старались защититься от невидимого, малоизвестного, а потому пугающего своей непредсказуемостью вируса.
8 апреля я получил первый компонент вакцины Спутник-V. Супруга решила сделать прививку через неделю после меня. Не успела: по злой иронии именно в те дни у нее поднялась температура, появился сухой кашель, ломота в теле. Неделя самоизоляции, прием жаропонижающих, надежда на то, что болезнь пройдет бессимптомно, но состояние не улучшилось. Скоро такие же проявления болезни появились и у меня. Утром 18 апреля мы сдали ПЦР-тест, вечером на мобильный пришло сообщение – результат «положительный». Далее - вызов бригады скорой помощи, госпитализация в Алматинскую железнодорожную больницу.
Первая КТ показала у супруги двухстороннюю пневмонию с 40-45% поражением легких. У меня – 10-15%. Считая это легкой формой заболевания, мы надеялись, что через 7-10 дней лечения болезнь пройдет. Но к концу первой недели наше состояние резко ухудшилось. Скачки температуры, кашель, сбои дыхания, предельно низкая сатурация. Вторая томография выявила у супруги 95% поражения легких, ее срочно перевели в отделение реанимации. Мой организм сопротивлялся еще неделю, а потом тоже пошло резкое ухудшение. Я задыхался как рыба, выброшенная на берег. В какой-то момент, когда стало совсем плохо - боль в легких и спазмы, высокая температура, сатурация упала до нижних пределов, просипел лечащему врачу: «Кажется, я загибаюсь». 28 апреля КТ показала 95 % поражения легких и я тоже оказался в ОАРИТ, где супруга находилась уже неделю. Оставшиеся 5% - это маленькое окошко для закачки кислорода и наш шанс на жизнь. Сопутствующая беда – синдром острой дыхательной недостаточности. Ничего этого я уже не мог знать – в полубессознательном состояние впервые за несколько последних дней провалился в сон.
На этапе, когда большая часть легких поражена вирусом, а сатурация предельно низкая, больному оказывают кислородную поддержку - дышать самостоятельно он не может. Для этого применяется только медицинский кислород – газ, состоящий на 95% из него и 5% - углекислого газа. Чистый кислород сильно высушивает дыхательные пути, поэтому для его увлажнения используют аппарат Боброва – камеру увлажнения, наполненную дистиллированной водой. Он незаменим в случаях, когда сатурация критически низкая. Состояние в этот период у всех разное. У кого-то - головокружение и тошнота, как при похмелье. У других – головные боли, как будто резко упало давление. Мне это напомнило горную болезнь. Незадолго до того, как попал в больницу, прочитал в интернете информацию о том, что специалисты по высокогорной медицине из Боливии заметили, что состояние у больных с тяжелой формой COVID-19 похоже на проявление высотной болезни, вызывающей отек легких. Они (больные) как будто бы оказались на вершине Эвереста, где начинается гипоксия – нехватка кислорода в крови. Так как признаки одни и те же, то специалисты предлагают использовать при лечении СOVID-19 средство выживания из арсенала альпинистов, - гормон эритропоэтин, который увеличивает производство красных кровяных телец и защищает сердце, мозг и сосуды от гипоксии.
В одну из самых тяжелых для меня ночей, когда в палатах слышно только как ухают и качают давление кислородные аппараты, стонут больные и бегают медсестры, я вспомнил, как в 2005 году мне довелось участвовать в автоэкспедиции, маршрут которой пролегал из Алматы до Лхасы, исторической столицы Тибета, где находится резиденция Далай-ламы. В Гималаях, на высотах выше 4 тыс. метров, а на некоторых перевалах свыше 5 тыс. над уровнем моря, примерно у половины членов нашей экспедиции появились признаки этой самой горной болезни. В каждой машине для таких случаев имелись кислородные баллоны с масками. В качестве профилактической меры мы получили уколы этого самого эритропоэтина. Состояние улучшилось у всех, до цели доехали без видимых признаков кислородного голодания. Маски с кислородом почти не применялись.
Почему вспомнилось это? Потому что при лечении тяжелых и крайне тяжелых форм СOVID-19 в Казахстане эффективно применяют средство, также взятое из арсенала высотных альпинистов, - дексаметазон. Он назначается при СOVID-19 тяжелым и критическим пациентам. Нам с женой его активно кололи почти на всем протяжении лечения.
Для скорой кислородной помощи при острой дыхательной недостаточности, как в нашем случае, меня и супругу подключили к аппарату Боброва. Если его недостаточно, кислород подается через маску. Чтобы исключить потери, ее фиксируют очень плотно, она сильно сжимает лицо и давит на кожу, - не лучший вариант для тех, у кого клаустрофобия. Если и это не помогает, подключают к аппарату ИВЛ – искусственной вентиляции легких. Для этого в трахее больного прорезают специальное отверстие, в которую вставляется пластиковая трубка с подключенными шлангами. Человек не может говорить, питание искусственное – через трубку. Среди негативных последствий этой экстренной, иногда единственной помощи - высокий уровень смертности, атрофия дыхательной мускулатуры, а после длительной по времени искусственной вентиляции легких человеку приходится учиться заново ходить, двигаться, есть, пить, дышать, глотать.
Глядя, как моего соседа в моменты неконтролируемых приступов переключают на усиленную подачу кислорода через маску (даже смотреть на эти мучения нелегко), решаю для себя продержаться на своем рационе кислорода насколько хватит сил, обойтись малой болью, чтобы не навлечь большую.
Если сорвешься и запаникуешь, сатурация и другие показатели зашкалят, наденут маску, а там уже и последний шанс на жизнь - подключение к ИВЛ. Эти невеселые перспективы заставляют изо всех сил поддерживать ту маленькую часть легких, которая осталась еще целой. Главное, на этом этапе - при острых приступах дыхательной недостаточности, когда количество кислорода не совпадает с потребностями организма - не впадать в панику. Вдох-выдох, вдох-выдох. Границы этого коридора, конечно, небольшие. Маленькие глоточки кислорода, какой-то нащупанный ритм, но, если вдруг резко начать дышать хаотично, срыв неминуем. Временами приступы накрывали конкретно, в такие минуты захлебываешься, задыхаешься, трясешься от температуры и кашля. Но если перетерпеть, переждать - боль в легких отступит, уровень сатурации пойдет вверх.
Некоторые в такие минуты срывают с себя трубки и маски, работы медперсоналу прибавляется - начинается паническая атака. И еще одна трудновыполнимая, особенно в кризисный период, но необходимая процедура – движение. Даже когда трудно сесть, встать, переворачиваться в кровати, нужно шевелить пальцами, поднимать руки и ноги, насколько хватает сил. А когда получиться вставать, даже со всеми подключенными кислородными трубками и шлангами можно ходить у кровати – полшага вперед, полшага назад, шажок вправо и влево. Кровь, которая разгоняется при этом, разносит кислород по всему телу, а это – жизнь!
Для нас – тех, кто выползает, выкарабкивается из кризиса, это не менее важно, чем лекарства.
Наверное, когда-нибудь будет доказано, что жители предгорий, а тем более гор, легче и быстрее переносят даже тяжелые формы COVID-19. В наше счастливое советское детство мы все летние каникулы проводили в пионерских лагерях, расположенных в горах Заилийского Алатау. Мы дышали чистейшим горным воздухом, настоянном на разнотравье альпийских лугов, купались в ледяных ручьях, не подозревая, какой заряд жизненной силы получали оттуда.
Выжили!
Почти две недели, проведенные в реанимации, увлажненный кислород, антикоагулянты, растворы, инъекции и многое другое, - и наше окошко в 5 % постепенно раскрывается. Легкие еще забиты, но пусть с трудом и болью, но дышать уже можно без аппарата. У некоторых больных от долгого подключения к сильным источникам кислорода появляется устойчивая зависимость от них. Им кажется, что кислорода может не хватить, его могут перекрыть и т.п. Вывод из такого состояния – реабилитация, не самая простая часть следующего этапа лечения. Восстановление дыхания, специальные упражнения, а еще массаж. Его назначают после отключения от кислорода и проводят регулярно, в некоторые дни в усиленном режиме, каждые 2-3 часа, днем и ночью. Это не роскошь, а средство передвижения кислорода в кровь.
Массаж делают в положении лежа на животе. Вообще всем больным коронавирусом с первых дней поступления в больницу рекомендуют больше лежать именно так. Это называется прон-позиция: площадь задней стенки наших легких больше и когда больной лежит на животе, жидкость перетекает на переднюю стенку. Таким образом удается повысить насыщение крови кислородом. Лечение еще продолжается - ставят системы, уколы, регулярно забирают кровь на анализы, назначают антибиотики и кроверазжижающие препараты. Слишком уж высок процент поражения легких у больных в отделении ОАРИТ и еще существует вероятность рецидива. Но однажды ночью, когда вдохнешь у открытого окна маленький глоточек свежего, после дождя, воздуха (на большее легкие еще долго будут неспособны), понимаешь, что самое страшное уже позади. Мы – выжили!
Домой!
Из палаты интенсивной терапии начинается дорога домой. Врачи отмечают, что больные, заряженные на выздоровление, быстрее проходят этот этап лечения. Кстати, женщины легче мужчин переносят нехватку кислорода. Когда моя супруга задышала сама, без аппарата, я спросил ее, не рано ли она отказалась от кислородной подпитки, ответила, что эти аппараты сильно шумят и вызывают ощущение, что находишься между молотом и наковальней. Ей важнее был покой, боль в легких после отключения от кислорода перенесла не без труда, но в целом достойно.
Почти две недели реанимации, общий срок пребывания в больнице – больше месяца. Самый пик кризиса был, когда степень поражения легких достигла критических 95%. По медицинской классификации этот рубеж обозначается КТ-4, это почти летальная «Красная зона». Но мы выжили, мы были спасены, выздоровели и вернулись в обычную жизнь, наполненную самым вкусным, что есть на земле - обычным воздухом. Впереди долгие месяцы восстановления. Теперь мы – «ковидные дальнобойщики», которые после тяжелой болезни вышли на трассу реабилитации и выздоровления. В ночь перед выпиской приснился сон – я подъезжаю на заправку, а на табло вместо АИ-95,98 горит надпись - сатурация 95,98. Пусть этот сон сбудется и у нас у всех всегда будет такая сатурация.
Терапия отчаяния
Комментарии специалистов
Бауржан Сарыев, заведующий отделением приемного покоя.
– К нашему счастью, а точнее – к меньшему несчастью, коронавирусная инфекция примерно в 80% случаев протекает в легкой форме и лечится дома. Чтобы рассеять сомнения, нужно сдать ПЦР-тест – мазок из зева. Сегодня в каждой домашней аптечке должен быть пульсоксиметр – прибор для измерения пульса и сатурации – насыщения крови кислородом. Норма - 95% и выше. Если сатурация стабильно меньше 94 % – это повод для обращения к медикам.
Роберт Ахунов, заведующий отделением анестезиологии и реанимации:
– В ОАРИТ госпитализируют тяжелых и крайне тяжелых пациентов. Признаки - высокая температура, большой процент поражения легких, резкое снижение сатурации. Таких экстренно подключают к кислородным аппаратам, в крайне тяжелых случаях к ИВЛ – аппарату искусственной вентиляции легких, назначаются антикоагулянты, противовирусные и кроверазжижающие препараты, антибиотики. Они дают возможность убрать микротромбозы в легких, восстановить кровоток в легочной ткани и уменьшить поражение этой ткани вирусной инфекцией.
В медицинских интернет-изданиях публикуются данные исследований умерших от коронавируса людей. При вскрытии ученые обнаружили, что в мелких кровеносных сосудах легких образовались сгустки крови – тромбозы, которые и ограничили поступление кислорода в легкие. Из-за недостатка кислорода произошло что-то наподобие микроинфаркта. За которым и наступила смерть человека.
Дидар Ерменбаев, заместитель директора по лечебной работе.
– Тяжелая степень коронавирусной инфекции сопровождается пневмонией. Часто это категория людей 60+, у которых легкие практически перестают функционировать. На снимках просматривается эффект «матового стекла» или «бутылочной мостовой», свидетельствующий о крайне тяжелой степени коронавируса. Параллельно в легочной ткани развивается воспаление, в тяжелых случаях оно нарастает лавинообразно, превращается в «цитокиновый шторм», который стремительно разрушает легочную ткань, разбивает сердечно-сосудистую систему, работу печени, почек и головного мозга. Самый действенный способ лечения больных в крайне тяжелом состоянии – подключение к аппарату искусственной вентиляции легких. ИВЛ – это терапия отчаяния, когда из-за большого процента поражения легких в организм не поставляется кислород. Подаваемый под определенным давлением, он усваивается организмом через те маленькие участки легких, которые остались неповрежденными. Это очень тяжелая для больного процедура, но если ее не использовать, шансов на выживание практически нет.
Турар КЕЛЬМАГАМБЕТОВ
