У Казахстана есть шанс решить проблемы, копившиеся годами

Все в эпоху метамодерна ориентировано на взаимодействие, коммуникацию, диалог посредством компромисса, принятия и допущения инакового: противоположного мнения, образа жизни, мировоззрения, традиции.

Новости по теме

Даже виртуальное пространство становится мощным вариантом социального взаимодействия, окончательно стирая границу между виртуальным и реальным.

Центробежные и центростремительные силы, любые оппозиции уравновешиваются. Традиционное стремление власти влиять, оказывать давление на граждан уравновешивается обратным воздействием общества на власть. Нет иерархии и статики, – есть движение, которое обеспечивается равной силой воздействия одного и другого.

Позитивная черта любого переходного момента, каковым без сомнения является нынешний кризис, – это возможность собрать воедино все запущенные дела, отложенные проблемы, уязвимые места и решить их в комплексе. Подобный ход позволяет единым усилием в один период времени решить максимальное количество проблем. Мы столь многое откладывали в сторону (последствия катастроф ХХ века и культурной ассимиляции, инерцию советской идеологии и тоталитаризма, вопросы демографии, экологические проблемы и др.), что теперь неразумно выделять наиболее актуальные проблемы и приоритетные задачи. Их проще и эффективнее решать в комплексе, так, чтобы каждая из мер имела многократный эффект в разных сферах. Кризис (экономический, политический, экзистенциальный, экологический, ценностный, пандемический) – это всегда не только испытание, но и возможности. Если найдем решение, сделаем рывок вперед одновременно во многих сферах.

Является заблуждением мнение о том, что многие составляющие, условия, переменные не могут быть увязаны в одну задачу. На самом деле, движение позволяет охватывать и вовлекать все новые и новые элементы и процессы и, тем самым, набирать динамику. Метамодерн использует метод «сочетания несочетаемого», в основе которого лежит важный концепт постмодерна – сборка (Ж. Делёз, учение о номадологии). «Теория сборки» определяется соединением разнородностей, которая в результате создает не просто сумму и не копии собранных элементов, а новое явление, качество, принцип, систему. И эта новая данность характеризуется не стабильностью, не неизменностью, а постоянным развитием, трансформацией, движением, переходами из одного состояния в другое.

«Теория сборки» применима в социальном строительстве, например, в период формирования единой гражданской нации. Процессы сборки мы наблюдаем на примере складывания наций в некоторых странах Юго-Восточной Азии, где обнаруживается совмещение европейского и азиатского элементов. Использование «теории сборки» и сам процесс сборки необходим странам, характеризующимся множественными разрывами, разломами, например, после значительных кризисов, краха идеологии, в постколониальный период и т.д. Мы, как общество и нация, не «собрались», хотя этого требовали все названные факторы.

Сборка устраняет жесткую структурность и создает новые конфигурации, которые есть не нечто застывшее, а продолжающее формироваться. Простой пример: произведения искусства становятся плодом не одного конкретного автора, а множества взаимодействующих акторов, каждый из которых придает ему новые свойства и смыслы. Подобно фольклору, они становятся результатом коллективного творчества, когда при движении, передаче явления обретает дополнительные черты. Более того, некоторые жанры обретают значимость и смысл, лишь став объектом коллективной акции, объектом разветвляющимся и охватывающим все новые территории. Это всевозможные челленджи, мемы, флешмобы и др. Здесь коммуникации и движение становятся значимыми признаками.

Другой пример. В моде популярны этнические мотивы (чаще, азиатские как нераскрытые и более разнообразные по сравнению с унифицированными европейскими) и метод «сочетания несочетаемого», что вовсе не приводит к конфликту традиционных и современных тенденций, а, напротив, обеспечивает основу для создания множества необычных, неожиданных сочетаний.

Многомерность и многоплановость метамодерна может быть понята посредством «теории сложности», изложенной Джоном Урри. Практика «сложности» подобна самоорганизующейся глобальной сети. «Сложность» можно обнаружить в экономике, альтернативном лечении, архитектуре, потребительском дизайне, географии, истории, управлении образованием, социологии, градостроительстве и т.д.

Д. Урри приводит следующий пример «сложности»: в 1970 году самыми ценными в мировой торговле были простые продукты, произведенные посредством простых процессов, а четверть века спустя производство почти двух третей продуктов связано со сложными процессами, огромным количеством компонентов, кибернетическими архитектурами и социально-техническими системами.

«Сложность» включает новую «структуру чувства», возникающую на основе вовлеченности людей, корпораций и обществ в невиданную ранее открытость и публичность, а также непредсказуемость последствий этой вовлеченности во времени и пространстве. В этом же ряду: новое «сложное» отношение к природе, «сложность» современного человека (следствие пересечений идентичностей, влияния информации), домашнего хозяйства, увеличение гиперсложности продуктов, технологий и социальных сетей (Ф. Капра).

Новое «сложное» понимание природы открывает природу, которая оказывается похожей на человеческую – непредсказуемой, чувствительной к воздействию на нее. Это предполагает взаимозависимости, параллели, совпадения между анализом природного и социального миров. Разделение между «физическим» и «социальным» частично растворяется под влиянием поворота «сложности». Природа сталкивается новыми формами «культуры». Медикализованный апокалипсис (адаптивные вирусы СПИД и эбола, новые супербактерии, новые смертельные патогенны и др.) обусловлен сложными моделями глобальной торговли и стиранием границ, повышенной миграции и мобильностью населения Земли, а также развитием новых рисков вне и внутри «медицины» (Дж. Ван Лун).

«Сложная структура чувств» усугубляется отсутствием пропорциональности между причинами и следствиями. Чтобы установить их, надо видеть процесс многомерным, многоплановым, разветвленным. Позволим себе сравнение теории сборки, теории сложности с действиями нашей полиции, которая, пытаясь решить один вопрос, создает целый ряд новых проблем. Или в качестве примера возьмем действия власти по «спасению экономики», реформам и т.н. информационной политике – топорные, одномерные действия (и те не эффективные), в то время как посредством сборки и с учетом теории сложности можно было бы решить многие проблемы комплексно. Не владея теорией сложности, не видя взаимосвязи и взаимозависимости, власть обречена на бесконечное латание дыр. До сих пор действия, программы министерств (элементы правительства) не соотнесены, не взаимосвязаны. Каждое из них пытается решать собственные вопросы вместо реализации единого комплекса мер, который способен дать многократный эффект. О соотнесенности действий правительства с мировыми процессами речи даже не идет. А ведь «сложность» – это глобальная система, которая адаптируется и развивается совместно с другими глобальными гибридами, которые перемещаются по миру и изменяют среду существования. Это касается любых систем, будь то культурные веяния, транснациональные корпорации, бассейны водоемов, перелет птиц, пандемия и др. – все они распространяют «сложность» в масштабах мира.

Коротко говоря, «сложность» есть сумма, которая значительно больше включенных в нее частей. Все взаимообусловлено и взаимозависимо. Ничто и никто не задает тон, не доминирует. Сила импульса и движение/развитие одного зависит от ответной реакции остальных составляющих системы. Отсюда невозможность прогнозирования, поскольку каждый новый шаг, новое движение, новый акт меняет всю конфигурацию и требуют новой ответной реакции.

Плюс движения в том, что не надо непременно достигать какого-то конкретного пункта развития, определять положение, устанавливать окончательные правила, цементировать некое состояние общества. Конечной цели нет, она все время отодвигается дальше, как горизонт. И надо постоянно делать шаги в направлении ее.

Чем хорош метамодерн? Он не требует выбора между оппозициями, не создает конфронтации. Движение между, сборка и понимание «сложности» позволяют сочетать несочетаемое, примирять противоположности, а значит, находить консенсус.

И потому в тренде сочетание глобального и локального, мультикультурализма и национального своеобразия. Нет необходимости выбирать между одним и другим, когда есть возможность соединения, компромисса или выбора из множества альтернатив того, что требуется.

Метамодерн – эпоха идентичностей. Нация и идентичность находят свое место в глобализирующемся мире. Нет нужды жертвовать одним в угоду другому: национальным ради глобального, традицией ради новаторства. Причем может оказаться, что жертва приносится ради альтернативы сомнительной ценности. Мы это уже проходили.

Говоря о метамодерне, я бы заменила предложенный Т. Вермюленом и Р. ван дер Аккером образ маятника на метафору алтыбакана. Движение в метамодерне совершается не просто между двумя альтернативами, а тем наивысшим, лучшим, что они содержат, ведь метамодерн выбирает лучше в том, что он пытается вобрать и соединить. Достижение этих высших точек, т.е. лучшего в альтернативах, возможно лишь при слаженном действии, взаимосвязанных движениях акторов. Более того, эта слаженность действий придает максимальную энергию для движения.

Нынешняя эпоха проявляет повышенный интерес к прошлому (вплоть до средневековья - премодерна). Этот интерес обусловлен не эстетским стремлением к ретро, а актуальным запросом – поиском смыслов после нигилистической эпохи постмодерна. Метамодерн, будучи выражением современности, активно перерабатывает прошлое (старые конфликты, противостояния, ошибки, идеологии) в поисках разумного, наделенного смыслом, чтобы оно стало отправной точкой для будущего.

Пришло время возвращения больших нарративов: история, религия, нации, идей (справедливости, нравственности и др.). Речь не идет о возрождении прежних тотальных больших нарративов, объясняющих системах, «подчиняющих» идеологиях, которые должны разделяться большинством. В новую эпоху востребованы т.н. интернарративы, основанные на понимании сложности мира и формирующиеся как результат консенсуса, коллаборации.

Юрген Хабермас, автор теории коммуникативного действия, говорит о принципах, позволяющих достичь общественного консенсуса по основополагающим мировоззренческим и этическим вопросам. Эти принципы просты: коммуникативная рациональность; социальный диалог, направленный на понимание Другого; готовность/способность к отказу от прежних форм неравенства, социальной несправедливости, подавления личности или народов.

Именно эти принципы в плюралистичном мире с разными идеологиями, религиями, национальными традициями, множеством идентичностей способны создать фундамент социального мира и, шире, глобального согласия. Происходящие в стране и мире события заставляют задуматься о ценности коммуникации, взаимодействия, соблюдения принятых договоренностей. Консенсус пока не достигнут, но пути к нему существуют.

К примеру, как достичь консенсуса в нашем отношении к недавнему историческому прошлому? Создать объективную картину фактически невозможно. Первая причина – это уничтоженные и закрытые архивы. Вторая причина – это инерция прошлой и сила нынешней идеологической обработки, с одной стороны, и стремление восстановить ранее замалчиваемые факты и формировать собственный взгляд на свою историю, с другой стороны. Разумеется, интерпретация событий, аргументация той или иной точки зрения основана на субъективных взглядах. Напомним банальную истину: история всегда была служанкой политики.

Поскольку объективный взгляд на историю прошлого невозможен, то на помощь приходит интерсубъективность как результат совокупности разных субъективных взглядов и интерпретаций, из которых и складывается приближенная к объективности картина. Это – своеобразная сборка путем изучения, сравнения, примирения разных точек зрения. Иными словами, важна готовность услышать и признать за Другим право голоса. Таким образом, интерсубъективность становится не только способом создания, насколько это возможно, объективной картины мира, но и средством коммуникации.

ХХ век избегал диалога и консенсуса. Это выражалось в противостоянии идеологий, систем, в борьбе с инакомыслием, цензуре, миллионах политзаключенных и т.д. XXI век идет другим путем.

Обращаясь к нашей действительности, следует отметить важность общественных дискуссий по самым разным вопросам именно потому, что власть не готова ни предложить жизнеспособную повестку, ни вести диалог. Сегодня едва ли не единственный оставшийся действенный канал связи – это соцсети. Все другие, традиционные методы (выборы, обращения, коллективные письма, даже заявления в суды), увы, атрофированы. Чиновников заставляют идти в соцсети. Но без понимания сути этого действия они вместо диалога, цель которого – нахождение консенсуса, по привычке хотят зарегулировать, цензурировать, навязать свое мнение. В итоге они делают прямо противоположное, и, вместо коммуникативного действия, закрывают еще один канал коммуникации. А без нее достичь консенсуса не представляется возможном. В итоге мы вновь выпадаем из духа современной эпохи.

(Продолжение следует).

Оставить комментарий

Новости по теме

Казахи потеряли слишком много времени – нам нужен реванш

Государство превратилось в бизнес-корпорацию небольшого числа лиц.

Качество наших элит не позволит достичь успеха

Существующая политическая система не соответствует идентичности казахов

Можем ли мы позволить себе двойное гражданство?

Номадический ренессанс вместо столкновения цивилизаций

Метамодерн: героями становятся те, кто не боится быть самим собой

СССР- наши дни: хроника рождения безальтернативных выборов

История казахов - это коллективная травма, которую надо принять

Между модерном и постмодерном: усталость

Общество потребления и кредитная кабала

Наши города – это зеркало социальной сегрегации общества

За 30 лет Казахстан так и не нашел своего место в мировой глобальной цепи

Потеря связи между информацией и реальностью привела общество к апатии

Общество

События дня

Самое читаемое

Актуальное

Подписаться на новости: