, 
Сатыбалды Нарымбетов: «Врагов снаружи искать не надо. Они внутри нас»
«Талантливый человек широких взглядов», – сказала киновед Гульнара Абикеева о кинорежиссере, чьи фильмы были удостоены многих международных наград, а заграничные поклонники называли его гением.
В кино он пришел не сразу. В школе увлекался игрой на аккордеоне, в мечтах видел себя знаменитым музыкантом, но отец его увлечение не разделял, старому шахтеру хотелось, чтобы сын пошел в зоотехники. При этом сам он часами мог отводить душу игрой на домбре.
– Позже я выяснил для себя, что у меня к музыке двоякое отношение, – рассказывал Сакен-ага. – Первое – природный дар, второе – меркантильный интерес. Чего греха таить, ростом я не вышел, а у большинства людей небольшого роста присутствует так называемый синдром Наполеона. И это естественно. Иначе в нашем кино невозможно работать. В строю мы обычно стоим в самом конце, со стороны девчонок – ноль внимания. Как такое стерпеть, особенно, если амбиции не по росту?! А у меня где-то в классе четвертом или пятом появился тайный объект для воздыханий. Надо было как-то ее завоевывать.
В нашем ауле был аккордеонист Акшал (о нем я позже рассказал в своем фильме «Страдания юного аккордеониста»). По вечерам этот парень, будучи единственным и полновластным хозяином танцплощадки, всегда был в центре внимания. Я, глядя на него, думал, что если буду играть, как он, на аккордеоне, то моя тайная любовь, наконец-то, будет смотреть на меня благосклоннее.
Акшал, к удивлению, быстро согласился стать моим учителем. За какую-то неделю научил меня знаменитому вальсу «На сопках Манчжурии». Оказалось, что он тоже делал это не без «мерканта». Пока Акшал развлекал публику, его любимая танцевала с другими. Но от того, что он с удовольствием уступил свое кресло и аккордеон, мне не было никакой пользы – все равно она смотрела на других мальчиков. Но я был упрям: раз не завоевал ее аккордеоном, то решил прошибить стихоплетством. Первые стихи, которые я ей подкладывал в карман, были безымянными, потом, когда я стал публиковаться в районной газете, она догадалась, кто их автор, но реакция была прежней – ноль внимания.
То, что Нарымбетов так и не смог завоевать сердце упрямой девчонки, не остановило его – он продолжал писать стихи. После школы была прямая дорога – на филологический факультет университета. Однако, познакомившись в Алма-Ате с творчеством Жарасхана Абдрашова и Жуматая Жакпаева, он понял, что ему надо срочно переходить на прозу: его стихи не шли ни в какое сравнение с тем, что выходило из-под их пера.
Первый рассказ был написан и опубликован в благословения Абиша Кекилбаева, который в то время заведовал отделом искусства и литературы в газете «Лениншiл жас», а ктретьему курсу он уже подготовил целый сборник.
– И мне, как говорится, стало тесно в Алма-Ате, и я уже стал подумывать о Москве, – рассказывал Нарымбетов. – Затею с поступлением в литинститут одобрил литератор и интеллектуал Аскар Сулейменов, который был для многих из нас в то время был своего рода идеологическим маяком. И я полетел в Москву. Но в тот год (1965-й) в литинституте имени Горького не было приема на заочное отделение. Прослонявшись несколько дней в столице, я случайно встретил Камала Смаилова и Шакена Айманова. Как оказалось, директор «Казахфильма» и художественный руководитель киностудии приехали сдавать Госкино СССР фильм. Мэтры посоветовали ему сдать документы на сценарный факультет ВГИК. В этот раз ему повезло – он поступил. Оглядевшись вокруг, примерно через полгода Сатыбалды убедился, что в кино главный персонаж – это режиссер.
– Какой бы гениальный сценарий ты ни написал, он все равно его перекроит, – рассказывал Сакен-ага. – Режиссерская группа занималась параллельно с нами в мастерской Михаила Ильича Ромма, которого боготворила вся советская киноэлита. Среди его учеников были мои друзья и я стал постоянно пропадать у них на занятиях. Мы, сценаристы, писали для них этюды, а они ставили их на площадке. И я был свидетелем, как преображалось написанное в процессе репетиции. Оно на глазах оживало, обретало реальные черты. И мне стало казаться, что режиссер – это все равно что факир, который творит чудеса. С этого момента я потерял покой – заболел режиссурой.
Его дипломная работа – сценарий фильма «Шок и Шер» – после защиты была отобрана редколлегией единственного в то время киножурнала «Искусство кино», где была опубликована с хорошим предисловием. О Нарымбетове заговорили в кинокругах, как о талантливом кинодраматурге.
– Я возомнил себя чуть ли мэтром, мне казалось, что я уже «железно» освоил это ремесло, – говорил Сакен-ага, вспоминая свои первые шаги в кино. – И опять мне стало тесно и опять я подстегивал себя: если работать в кино, то нужно быть только хозяином положения от замысла до реализации, то есть срочно нужно осваивать профессию режиссера. Поэтому, приехав на «Казахфильм», сразу потребовал у директора киностудии Камала Смаилова режиссерскую постановку. Того это изрядно развеселило и он предложил молодому Нарымбетову поработать год штатным сценаристом, а там, мол, посмотрим.
Амбициозного молодого кинематографста это устраивало, тем более, что его знаменитый сценарий студией принят не был. И когда им заинтересовались соседи-киргизы, он продал его им, а потом по их приглашению уехал на «Киргизфильм» снимать документальный фильм. Через год, когда уже шел монтаж, пришла телеграмма из Алма-Аты: «Срочно вылетай. По твоему сценарию запускается фильм. С приветом Камал Смаилов». Обиженный прошлогодним приемом, он на первые две телеграммы не ответил, но Смаилов все же «достал» его.
Режиссер Каныбек Касымбеков снял фильм по его сценарию, далеко отойдя от главного замысла. Несмотря на успех («Шок и Шер» получил Серебряную нимфу на международном кинофестивале в Монте-Карло), результатом сценарист все равно был недоволен. Им задумывалась драма о мальчике, который расстается с любимой лошадью (в те годы по указу Хрущева в казахских и киргизских семьях отбирали лошадей). Картина же получилась, по мнению автора сценария, наивно-оптимистичной. Это Нарымбетова окончательно укрепило в мысли заниматься режиссурой. Тем более, что к тому времени он написал еще несколько сценариев и все они выходили на экран сильно измененными.
И Сатыбалды Нарымбетов в очередной раз уехал завоевывать Москву – поступил на Высшие режиссерские курсы.
О том, какие фильмы он снял после их успешного окончания и какие они получали оценки дома и за рубежом, очень хорошо сказал когда-то музыкальный продюсер Мурат Иргалиев: «Я очень завидую нашим кинематографистам. Много лет назад прямо в центре Парижа хозяйка гостиницы, узнав, что я из Казахстана, спросила меня: «А вы знаете такого режиссера?». И называет имя Сатыбалды Нарымбетова. В те годы мне его имя еще ни о чем не говорило. Тогда она назвала имя какого-то французского режиссера: «А этого знаете?» – «Знаю». – «А почему своего не знаете? Он же гений». Мои патриотические чувства были уязвлены, но потом я стал гордиться: пусть я даже не знаю этого режиссера, но про него знают в центре Парижа!».
В новом веке Сатыбалды Нарымбетов снял несколько картин. Одна из них – историческая драма «Аманат», которая вошла в лонг-лист (около 100 картин) премии американской киноакадемии «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» за 2016 год. Один интересный момент. Когда картина была показана в Алматы в Доме ученых, среди зрителей были и родственники оппонентов Бекмаханова. Они не остались на обсуждение, сразу после фильма молча встали и ушли.
Сам режиссер говорил, что осознанно взял на себя такую ответственность: фильм «Аманат» — это его аманат, сыновний долг перед отечественной историей.
Байопик рассказывает о судьбе Ермухана Бекмаханова, первого казаха – доктора исторических наук, основателя кафедры истории Казахстана в главном вузе страны – Казахском государственном университете имени аль-Фараби. Но главная заслуга этого человека – он первым среди казахских историков попытался объективно рассказать о восстании под предводительством Кенесары Касымова. Это стоило Бекмаханову многого: сама монография «Казахстан в 20-40 годы ХIХ века» была «удостоена» четырех дискуссии, одна из которых проходила в Москве, а ее автор – лишен всех званий, исключен из КПСС и сослан в Сибирь на 25 лет.
В картине Сатыбалды Нарымбетова есть эпизод, когда в ходе «научной дискуссии» в Казахской академии наук коллеги, вооруженные идеями марксизма и ленинизма, по стандартной для тех времен процедуре «с большевистской прямотой» заклеймили Бекмаханова. Но это не заставило Бекмаханова отказался от своих научных взглядов. Таким был и его герой – хан Кенесары. Зная, что, возможно, будет предан соратниками, последний казахский хан идет до конца, борясь за независимость своего народа.
– Увы! Мы испокон веков терпели поражения из-за отсутствия единства, – говорил Сатыбалды Нарымбетов. – Трагедия Бекмаханова тоже была в том, что он, пытаясь открыть завесу над нашей историей, был трагически одинок. Коллеги и не пытались его поддержать, зато черной зависти было хоть отбавляй. Как же! Его признают именитые московские ученые. Он, самый молодой среди них, первым защитил кандидатскую, а потом, когда ему было всего 31, – докторскую. Врагов со стороны искать не надо, они внутри каждого из нас. Я убедился в этом, когда изучал архивы. Снимая этот эпизод, я ни на йоту не отступали от текста стенограммы, но когда профессиональные актеры исключительно талантливо оповестили об этом весь мир, – это уже другой разговор…
Досье Exclusive.kz: Сатыбалды Нарымбетов родился в поселке Ачисай Туркестанского района Южно-Казахстанской области. В 1969 году окончил сценарный факультет ВГИКа, в 1984 – Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР (мастерская Георгия Данелии). Автор сценария фильма «Шок и Шер», режиссер и автор сценариев фильмов «Очарование», «Дон Кихот моего детства», «Осенние извилистые дороги», «Зять из провинции», «Гамлет из Сузака», «Жизнеописание юного аккордеониста», «Молитва Лейлы», исторических драм «Мустафа Чокай» и «Аманат». Лауреат Госпремии РК, премии французской киноакадемии им. Жоржа Садуля, обладатель приза Берлинского кинофествиаля и других наград.
Фото из открытых источников.
