, 
Континентальный миропорядок -3
Продолжение
Важно понимать, что взаимодействие между большими сообществами людей в норме представляет собой слабый безличный статистический эффект, тогда как личные связи людей всегда конкретны и могут быть самыми сильными и близкими, независимо от свойств групп, к которым принадлежат участники личных отношений.
Мы без труда понимаем, что взаимодействие между раздельными баками с топливом и кислородом может быть слабым, но связь между соединившимися атомами того и другого будет очень сильна. Однако, некоторым бывает трудно понять, что в духовном пространстве такого рода закономерности тоже естественны.
Так, вполне нормально, если число межнациональных браков меньше, чем число внутринациональных. Есть тысячи причин для духовной близости людей одной культуры, и эти причины действуют статистически, влияя на свободный выбор каждой женщины и каждого мужчины. Это обеспечивает устойчивость национальных культур, которые нуждаются в достаточной однородности среды для своего сохранения.
Но если взять конкретную семью, то здесь самой близкой духовной связью будут не отношения наций или сословий, а личная любовь супругов и детей, которая сильнее всех национальных традиций, государственных обязанностей и цивилизационных предпочтений, которые у супругов вполне могут быть и разными. То же самое можно сказать и о личной дружбе — если уж она возникла, то страны и континенты становятся в конец очереди на влияние. Кто отказался от настоящей любви ради нации или от настоящей дружбы ради страны, тот обманул доверие человека.
Не понимающим этого патриотам (а также расовым, классовым и прочим пламенным борцам) приходится думать заранее о своих личных отношениях, не допуская никакой дружбы с любым человеком иной культуры, цвета кожи или политических взглядов. Чувствуя, что в таком отношении к миру есть доля психопатии, каждый такой упрощённый борец для самооправдания сочиняет дуалистическую теорию, по которой все «они» - это Зло и варвары, в отличие от всех «нас», которые суть Добро. И в результате он отравляет всё духовное пространство вокруг себя опасной дуалистической психопатией.
Континентальный патриотизм предлагает заботиться о непрерывности человеческого мира в каждой его точке и в каждом его масштабе, начиная с самого близкого. Вместе взятые «мы» всегда имеем свои особенные интересы и готовы их разумно защищать от неразумных посягательств со стороны вместе взятых и статистически понимаемых «они». Но каждый конкретный человек из любой другой группы — это прежде всего человек, и если он выделился для нас из безликой массы, отношения с ним становятся отношениями ближнего круга, которые сильнее любых дальних отношений.
Близкие отношения с представителем другой группы могут привести и к переходу в другую группу. В мирное время в этом нет ни предательства, ни нарушения традиций, потому что при этом не нарушается условие соответствия силы и близости отношений. На таком переходе в древности была основана семья в большинстве культур. Когда-то переход женщины в другую родовую группу был признан обязательным условием создания семьи (это был запрет близкородственных браков). Невестам пришлось совершать самый тяжёлый пограничный переход в духовном пространстве — из близкой семьи своих родителей в далёкую семью своего мужа.
Для поддержки этого перехода женщина была признана человеком Вселенной со своей особой духовной системой, в отличие от мужчины, который оставался человеком своего мужского Рода и обычно не мог его бросить без обвинения в предательстве. Все знали, что родовые союзы могут воевать между собой, но люди надеялись, что дальние браки предотвратят войну. В конечном счёте, именно таким путём родовые кланы соединялись в государства и нации.
Любой этнос живёт между Сциллой размывания его культуры и Харибдой её изоляции. Для национальной культуры изоляция — это путь к отставанию и поражению в конкуренции с соседними культурами. Все нации сложились в результате сложного синтеза культур и генов, и только самые отсталые народы живут без постоянного обмена с другими. Поэтому относительно редкие, но при этом самые сильные личные связи между представителями разных национальных традиций нужны самим этим традициям, как воздух нужен организму человека, в целом закрытому кожей от внешней среды.
Вполне нормально, если государство больше заботится о своём народе, чем о любом другом, и своими точно рассчитанными мерами контролирует потоки иммиграции. Но вовсе не нормально, если конкретный человек лично негостеприимен по отношению к иностранцу, уже прибывшему в его страну и тем самым доверившему местному народу свою безопасность. Если человек находится рядом и не проявляет враждебности — он уже духовно ближе, чем незнакомый и далёкий соотечественник. Поэтому всякое проявление личной ксенофобии — это предательство и разрыв целостности мира.
Во многих традиционных гостеприимных культурах степей, лесов и гор обязательным был радушный приём каждого незнакомца в своём доме. Правда, в регионах с высокой плотностью населения эта норма была нереалистичной, что вредило духовному развитию людей в античных цивилизациях. Горожане отгораживались стенами от всех чужих, нарушая тем самым масштабную непрерывность духовного мира, и становились лично негостеприимными невежами, что просто выводило из себя соседних кочевников.
Так что весьма сомнительно выглядят любые меры по пресечению нелегальной иммиграции внутри страны, когда факт приезда гостей уже произошёл и они уже доверились местному населению. Ограничительные барьеры надо ставить за границами и на границах, где взаимодействие между народами является дальним, абстрактным и статистическим. Нельзя лично преследовать внутри страны приезжих людей, виновных только в излишнем доверии к стране пребывания.
Открытие границ — дело ответственное, требующее предварительной научно-исследовательской работы по прогнозированию миграционных потоков и культурной совместимости приезжих с местным населением. Прежде чем приглашать гостей, надо подготовить для них условия и рассчитать запасы. Но когда они уже приехали, надо терпеть связанные с ними неудобства, чтобы хозяевам не оказаться невежами.
При глупо-либеральной политике бывает и такой результат трудовой иммиграции, как образование духовно самоизолированных колоний приезжих, где теоретически могут зарождаться планы разложения местного общества. И даже если таких планов не будет, изоляция непременно приведёт ко всяким подозрениям, как это хронически происходило с еврейскими общинами в Европе. Изолированные в нескольких поколениях колонии потомков трудовых гостей уже создают проблемы в Европе. Зеркально повторяется ситуация европейской заморской колонизации прошлых веков, но происходит она уже на территории бывших метрополий.
Можно назвать такой процесс обратной колонизацией, размах которой действительно угрожает европейской идентичности. Европа может быть стёрта как своеобразное культурное и духовное пространство, чего она совершенно не заслуживает. Ей просто необходим континентальный миропорядок, чтобы сохранить духовность Всеединства в своём отношении к каждому конкретному человеку, но при этом на статистическом уровне надёжно контролировать миграционные процессы, избегая колонизации Европы.
Если уж люди научились с помощью денежной системы статистически регулировать производство и потребление, избегая принуждения в отношении каждого конкретного человека, то они смогут отрегулировать и глобальные миграции без персонального давления на конкретного странника. Возможно, бывшим метрополиям следует намного больше помогать развитию своих бывших колоний на их территориях, как это всегда делали континентальные империи в разумных фазах своего развития.
Это сложная научная и экономическая задача, на решение которой следует тратить большие средства уже сейчас, чтобы сохранить целостность мира в будущем. Но пока что мы не видим даже способности Евросоюза решить проблемы экономических дисбалансов внутри своей единой экономики.
Внутренняя политика в традиционно многонациональных государствах должна строиться на основе духовного Всеединства и выражаться в предотвращении прямой и обратной колонизации путём равномерного развития территорий и защиты духовного своеобразия каждой национальности. Если бывшие континентальные империи будут концентрировать материальные и духовные ценности в нескольких центрах, фактически следуя политике внутреннего колониализма, то вызванные этой концентрацией миграционные потоки где-то обескровят местную культуру оттоком людей, а где-то — задушат её неуправляемой колонизацией.
Худшие случаи самоизоляции человеческих сообществ представляют собой и самые ужасные разрывы мировой целостности. Мафия означает добровольную изоляцию родовой общины, нацизм — изоляцию нации, капитализм — самоизоляцию богатых либералов, большевизм — самоизоляцию бедных бюрократов, секта — самоизоляцию духовной общины.
Во всех этих случаях происходит абсолютизация одного определённого масштаба общества, и этот выделенный масштаб — группа друзей, нация, каста, секта, корпорация или класс — объявляется «превыше всего». Более крупные масштабы мира отвергаются как факт. Поскольку реальность не согласуется с воображаемой изоляцией, самоизолированное сообщество начинает войну, чтобы и в реальности разрушить все отвергаемые структуры человечества. Близкие связи между людьми в этом случае тоже подвергаются разрушению через репрессии и разрушение среды совместной жизни. Так, при нацизме, капитализме и большевизме намеренно уничтожаются родовые, соседские, трудовые и семейные сообщества.
Дело тут вовсе не в конкретной разновидности самоизоляции по этническому или классовому принципу. Например, разорение крестьян, бараки для рабочих и голодную смерть сотен тысяч ткачей придумали не большевики, а английские либеральные капиталисты. Новое рабство построили добрые американские фермеры, а мировые войны были следствием колониального империализма национальных государств. Опасна сама по себе любая духовная самоизоляция группы людей, её возвышение превыше всего, нарушающее масштабную непрерывность духовного мира. Такая группа, в зависимости от размера, становится преступной бандой или преступной империей.
Заметим, что уже по определению ничто не может быть превыше Всего, поскольку всё по отдельности есть лишь часть Всего как целого. В монотеистических религиях Бог есть имя персонифицированного Всего, так что попытка объявить что-то превыше Всего является богохульством. Такие разрывы духовного мира противоречат идее Всеединства и всегда оформлены дуалистической идеологией, разделяющей мир на своих настоящих людей и чужих варваров, очень часто — на основе происхождения людей. Поэтому все эти разрывы развиваются в соответствии с логикой дуализма, независимо от рецепта разделения Добра и Зла. И дуализм, верующий в существование абсолютного Зла, приводит к власти психопатов, ведущих к войне.
Пространственная непрерывность человеческого мира состоит в том, что верный миропорядок должен объединять планету через внутреннюю неразрывность всех его естественных частей, крупнейшими из которых являются континенты. Абстрактные, статистические, безличные и обобщённые связи между разными континентами не должны рвать живые личные связи между людьми внутри континентов.
Атлантиды не существует, и атлантическая солидарность людей не сильнее арктической или тихоокеанской. Если атлантизм является духовной связью между Великобританией и англоязычной Америкой, можно говорить об англосаксонской солидарности, не вводя Европу в заблуждение. Есть столь же сильная связь между Португалией и несколькими странами Южной Америки, но её никто не возводит в ранг особого явления Атлантизма.
А вот величайший на планете континент, включающий в себя Европу и Азию, существует в реальности, как его ни назови. Жители Урала и Кавказа не видят разрыва между мифическими частями света, который разделял бы людей так, как их разделяют океаны. И даже сам вроде бы вполне интеграционный термин «Евразия» - это тоже реликт колониальной эпохи. Нежелание европейцев связывать себя с Азией общим названием континента является пережитком их простодушной средневековой культуры, которая считала себя Добром, а всё за своими границами — Злом.
Континентальный миропорядок подразумевает ликвидацию выдуманной границы, проведённой в головах людей между Азией и Европой. Эта граница настолько искусственна, что каждый двигает её, как хочет, то разрезая ею Украину против России, то выстраивая её по Амуру против Китая. На самом деле Испания непрерывно и постепенно переходит в Китай и наоборот, если двигаться между ними по континентальному пути предков. Если почему-то многих не устраивает единая Азия или единая Европа от Исландии до Индонезии, нам надо просто дать величайшему континенту новое имя.
Принцип непрерывности духовного мира людей во времени состоит в том, что построение устойчивого миропорядка признаётся возможным лишь на основе непрерывной связи с исторически сложившимися культурами путём согласования множества традиций. Изменения традиций неизбежны для их согласования. Но даже необходимые изменения не должны быть разрывами или скачками. Есть предел резкости изменений, за которым наступает разрушение.
Так, современная наука всегда ищет изменений, но всегда сохраняет преемственность научных традиций и ценность накопленных знаний. Новые знания не опровергают старые, а лишь приводят к обобщениям, объединяющим новое и старое в новой единой теории. Тот, кто хочет потрясти основы науки и отменить всю её историю, имеет мало шансов привлечь профессионалов, хотя это всё же не нулевые шансы. Устойчивость развития науки обеспечивается равновесием между сохранением знания и новыми открытиями. Без одной из этих формально противоречащих друг другу тенденций наука погибнет.
К сожалению, общество людей в целом сильно отстаёт от духовной организации научного мира. Политические и экономические новаторы часто не утруждают себя доказательством применимости чужого опыта в своей стране, обычно они просто не понимают всей сложности предлагаемого нововведения. Ещё хуже бывает, когда чужую идею бросаются впервые в мире проверять на своём народе, как это произошло с русской профанацией немецкого марксизма, прямо и явно не рекомендованного автором для России.
В отличие от науки, революции в обществе часто делают недоучки, обиженные на учителей и сильно переоценивающие уровень своего понимания процесса, в который хотят вмешаться. Поэтому социальные революции обходятся очень дорого, и не только в России.
Процесс революционной индустриализации везде включал в себя беспощадное разрушение традиционного общества, причём нередко — с таким количеством человеческих жертв, что ни одна античная традиция жертвоприношений не может соперничать с ранним индустриальным прогрессом в жестокости.
Это происходило независимо от того, имела ли место капиталистическая или социалистическая индустриализация. При этом разрушались сразу и непрерывность развития общества во времени, и духовная непрерывность общества на уровне уничтоженных общин. Общество на всех масштабах между элементарной семьёй и централизованным государством перемалывалось в полужидкий фарш, то есть ликвидировалось. Эта человеческая масса потом двигалась под давлением машинного производства в соответствии с законами экономики голода. При социалистической индустриализации вместо голодного и полицейского принуждения на людей давила комбинация духовно-партийного контроля и государственного насилия, которая оказалась не лучше капитализма.
Современные страны с разным успехом занимаются подбором подходящей им комбинации капиталистического и социалистического опыта, но они редко ставят задачу преодоления духовного последствия индустриализации — разрушения всех средних масштабов духовной структуры общества, которое ведёт к неустойчивости общества из-за нарушения масштабной непрерывности.
Мы остались с элементарной семьёй внизу, бюрократическим государством наверху и с огромным духовным разрывом между ними, который невозможно заполнить ни государственной вертикалью, ни экономическими структурами, поскольку все они действуют в своих пространствах, не очень-то и духовных. Партии и церкви, живущие в духовном пространстве, ещё как-то действуют в бывших капиталистических странах, но и там они уже теряют силу.
Продолжение следует…