, 
Пол Стронски: Назарбаев и Мирзиеев – это идеальный альянс
Старший научный сотрудник программы Россия и Евразии международного фонда "Карнеги" Пол Стронски считает, что, если страны Центральной Азии хотят вернуть к себе интерес со стороны Запада, то необходим теснейший альянс между Узбекистаном и Казахстаном.
- Г-н Стронски, как вы думаете, как изменились позиции Трампа после ноябрьских выборов в США? Появился ли шанс на потепление отношений США и России?
- Я думаю, что позиции президента значительно ослабли, что дает основания предположить, что напряженность между США и Россией вряд ли ослабнет. Ослабление Трампа означает усиление позиций тех, кто совершенно не заинтересован в каком-либо диалоге в Кремлем. И вероятно, что этот тренд будет усиливаться.
- Некоторые эксперты считают, что Путин заинтересован в диалоге США, но при этом запад должен позволить ему «сохранить лицо».
- Не уверен. Если Путин хочет улучшения отношений с Западом, то мне непонятно, зачем было затевать эту грязную историю с Скрипалем? Для запада использование химического оружия на территории самых близких союзников было практически пощечиной. Если он хотел улучшить отношения, то зачем продолжать вмешательство в наше информационное пространство, которое недавно подтвердили наши спецслужбы? Оно продолжается. Так что если он и хочет диалога, то его политика полностью этому противоречит.
- С приходом Трампа Госдеп США окончательно забыл о нашем регионе. И даже фактор Афганистана уже не играет прежней роли. У Центральной Азии есть шанс как-то иначе напомнить о себе? Есть ли хоть какая-то предпосылка, что появится ли какая-то концепция в отношении Центральной Азии? Потому что сейчас концепция в том, что концепции нет.
- У США есть психологическая усталость от Афганистана. Уже почти двадцать лет каждое новое решение только усугубляет ситуацию и Вашингтон просто уже не знает, как решить эту проблему. Действительно, сейчас в управлении Госдепартамента больше внимания к Пакистану и Афганистану. Конечно, в Вашингтоне есть люди, которые думают о Центральной Азии, но им очень трудно продвигать ваши проблемы на верхние строчки повестки дня. Во времена президентов Обамы и Буша это было сделать намного легче, потому еще была надежда разрешить афганский узел и было больше общих интересов в области нефти и газа. Сейчас проблема в том, что Центральная Азия стала далеко, и не только географически. Темы, которые были раньше важны, утратили свое значение для администрации Трампа.
- Но ведь в начале этого года состоялись практически один за другим два визита в США президентов Казахстана и Узбекистана? Или это скорее заслуга наших государств, чем признак возвращающегося интереса к нашему региону?
- Тот факт, что Узбекистан открывается для внешнего мира воспринимается очень и очень позитивно. Как бы там ни было, но Америка все же не готова полностью отказаться от присутствия в вашем регионе. Просто до сих пор фактическая самоизоляция со стороны бывшего президента Каримова автоматически снижала интерес ко всему региону. Теперь, когда две крупнейших центральноазиатских государства заявили о своем альянсе, шансы значительно выросли. По одному Казахстану и Узбекистану трудно заинтересовать в себе, но вместе это почти гарантированный успех. Это уже рынок емкостью в 50 млн. человек. И поэтому их альянс очень и весьма перспективен.
Я заметил что в этом году Назарбаев и Мирзиеев очень синхронизировали свою внешнеполитическую активность и это очень мудрый шаг со стороны двух лидеров. Как и то, что они недвусмысленно показали свою заинтересованность в присутствии США в вашем регионе. Для США важно, что Казахстан - богатая страна, знающая как строить международные отношения. Узбекистан – сильная страна, имеющая большое влияние на соседей. И общий меседж о том, что они хотят работать вместе – это шанс на качественно новое партнерство между США и ЦА. Но это только в том случае, если этот альянс будет крепким.
- Но Россия считает наш регион зоной своего влияния. И даже на двусторонние контакты наших государств реагирует очень нервно…
- России хочется зависимости от себя каждой страны по отдельности. Они против интеграции здесь, против интеграции на Кавказе. Играть на двусторонних противоречиях – это их стратегия. Но на самом деле, сильная и стабильная Центральная Азия тоже в интересах русских. В конце концов, Россия хочет эффективно работающий евразийский рынок, а это нереально, если соседи будут вставлять друг другу палки в колеса. Русская политика по отношению к Центральной Азии очень противоречива и непоследовательна.
- Но разве Россия уже не проиграла наш регион Китаю? Вы, кстати, также зафиксировали этот факт еще два года назад в своем региональном исследовании. Я имею в виду доклад «Политика США в Центральной Азии 3.0».
- Да, для Казахстана Китай и ЕС самые большие инвесторы. Для остальных государств региона это действительно только Китай. У России сейчас нет таких инвестиционных ресурсов, чтобы тягаться с Китаем. И Кремлю надо смириться с этой реальностью. Правда, я не уверен, что они знают, как это сделать достойно.
- В упомянутом отчете в отчете три года назад вы уже писали о том, что ЦА раздавлена между Россией и Китаем, о том, что интерес запада угасает. ЦА остается невосприимчивой к американскому влиянию и ценностям, усилиям по государственному строительству и развитию демократии. Поэтому вы рекомендовали сместить усилия на вопросы безопасности. Вы по-прежнему так считаете? Есть ли третий вариант?
- Я боюсь, что это не совсем точная интерпретация. Для США всегда приоритетом были вопросы безопасности. Это факт. Но проблема в этой части света в том, что господствует риторика о приоритете экономических и социальных прав человека. Однако правда в том, что в полном значении этих стандартов их гораздо сложнее добиться без демократических реформ и соблюдения прав человека. Но, если ваши государство еще не готовы к этому, то нет другого выхода, кроме как пока сосредоточиться на социальных и экономических правах. Это не эксклюзивная модель и в некоторых странах, например, таких как Сингапур, она оказалась вполне эффективна. Я знаю, что ваша страна ориентируется на это небольшое островное государство и, если вам удастся повторить их успех, то это будет большим достижением. Я думаю, что демократия гораздо лучше, но если это невозможно, то это хорошая цель и я надеюсь, что вы это понимаете.
- Как вы думаете, возможна ли какая-то альтернатива китайской инициативе «Один пояс – один путь»?
- Китайская инициатива BRI отличается от концепции интеграции, которую предполагала Хиллари Клинтон, когда она выдвинула в 2011 году Стратегию американского нового шелкового пути. Это видение подключения стран, не имеющих выхода к морю, на мировые рынки с целью ускорения региональной экономики. Проблема американской версией заключается в том, что соединения транспортной инфраструктуры прошли через Афганистан, самую неустойчивую часть планеты. США также не выделили ресурсы, необходимые для реализации плана. По этим причинам он потерпел неудачу.
Существуют два отличия между BRI и Стратегией Нового Шелкового пути. Во-первых, BRI представляет собой план переориентации глобальной торговли с Китаем в качестве основного фактора. План США заключался просто в том, чтобы соединить центральноазиатские государства с существующими международными торговыми узлами. Во-вторых, Китай продвигает BRI прежде всего по внутренним причинам – он стремится к индустриализации Западного Китая, так как города вдоль береговой линии Китая стали промышленными электростанциями и ключевыми частями глобальных цепочек поставок.
Китайские прибрежные города переживают взрывной рост из-за легкого доступа к мировым рынкам. Таким образом, BRI также представляет собой план по преобразованию Западного Китая путем создания прямых связей через Центральную Азию на глобальные рынки. BRI в первую очередь не делается для выгоды Центральной Азии, но ваши страны, безусловно, могут воспользоваться преимуществами инфраструктуры BRI. И особенно Казахстан, расположенный прямо в сердце проекта. Но, если центральноазиатские государства будут использовать только создаваемую инфраструктуру, экономический рост BRI не будет устойчивым. Скорее, это драйвер для развития сопутствующих отраслей. Например, сельскохозяйственный сектор Казахстана имеет огромное экспортный потенциал за счет эксплуатации железной дороги, но только в том случае, если параллельно будут развиваться холодильные склады, центры по переработке пищевых продуктов и упаковочные комплексы, которые гарантируют, что сельхозпродукция Казахстана не испортится до того, как достигнет глобальных рынков. Эти типы заводов являются ключевыми для устойчивого роста экономики. Именно они, а не транспортные строительные компании, с большей вероятностью будут создавать рабочие места, чем любой строительный проект в Китае. Казахстан, а не Китай, должен будет выяснить, как сделать BRI устойчивым стимулом для экономики.
- Как вы оцениваете угрозу ядерного конфликта?
- Я думаю, что риск ядерной войны остается небольшим, но, вероятно, он больше, чем несколько лет назад. Я возлагаю основную вину на Россию, которая в течение нескольких лет нарушает договор о INF. Президент Путин и другие высокопоставленные чиновники Кремля безответственно угрожали применением ядерного оружия. Это довольно тревожно. Администрация Обамы пыталась оказать давление на Россию и призывала ее вернуться в INF. Но, после того, как администрация Трампа заняла свой пост, подход США изменился. Вместо того, чтобы заставить Россию соблюдать договор о INF, Трамп дал понять о своем намерении выйти из нее. Это глупое и не очень стратегическое решение. Международному сообществу было бы гораздо разумнее заставить пересмотреть это решение вместо того, чтобы обвинять США в крахе договора. Как вы, наверное, догадались, я не очень высоко ценю Дональда Трампа.
Я все еще думаю, что риск ядерного конфликта между Россией и Соединенными Штатами остается небольшим. Но крах режима контроля ядерных вооружений между США и Россией открывает шлюзы для рисков распространения в других странах. Я не думаю, что это приведет к массовому использованию ядерного оружия, но возрос риск того, что какое-то государство-изгой может развернуть их в конфликте меньшего масштаба. Я нахожу этот сценарий весьма тревожным.
- Как вы оцениваете будущее ЕАЭС. Ранее вы предрекали его скорый развал.
- Я не думаю, что Евразийский союз развалится; его символизм слишком важен не только для президента России Путина, но и для президента Назарбаева, который впервые озвучил эту идею несколько лет назад. Но Евразийский союз не является эффективным экономическим блоком. В нем отсутствует вторая по величине экономика региона - Украина. В нем также отсутствует самая густонаселенная страна Центральной Азии - Узбекистан.
Первые несколько лет Евразийского союза были довольно сложными. Союз облегчил распространение экономических проблем России в других странах Евразийского союза, а торговля снизилась, а не выросла. Участились торговые или приграничные споры между Казахстаном и Кыргызстаном, Россия также иногда блокирует поставки казахстанских сельскохозяйственных товаров в Россию по надуманным основаниям. Россия использует эту тактику против многих, чтобы защитить свой собственный сельскохозяйственный сектор от конкуренции со стороны других стран. Ситуация усугубилась после того, как Дмитрий Патрушев, сын председателя Совета безопасности России, стал министром сельского хозяйства России. Поскольку ключевой кремлевский субъект сейчас очень заинтересован в сельском хозяйстве, я боюсь, что проблемы только усугубятся несмотря на существование Евразийского союза. А скорее, именно благодаря ему.
- Как вы думаете, будет ли Россия усиливать свое давление на Центральную Азию?
- Я думаю, что Россия, конечно же, хотела бы увеличить свое влияние в Центральной Азии, но у нее уже нет прежних политических и экономических рычагов. Распространенность русского языка уже не так высока в Центральной Азии, как 10 лет назад, особенно за пределами городов. Таким образом, Кремль утрачивает свое культурное влияние, что удивительно, учитывая их географическую близость и историю. Молодое поколение центральноазиатских народов выросло после распада СССР и не имеет таких же лингвистических навыков и культурных связей с Россией, как их родители. Когда они придут во власть и бизнес, они будут менее связаны с Россией.
Когда дело доходит до Китая в Центральной Азии, Россия просто не может конкурировать экономически, и мы видим, что Пекин усиливает свою проекцию мягкой силы. Россия по-прежнему сохраняет сильные позиции в регионе, но они неумолимо тают.
Иллюстрации из открытых источников
