, 
Внедряет ли Россия китайские методы контроля над обществом
Леонид Ковачич, Андрей Колесников, Московский центр Карнеги
Пытается ли Россия перенять китайскую стратегию использования технологий для социального и политического контроля, в том числе для усиления давления на оппозицию? Широкое применение китайскими властями высоких технологий в подобных целях явно вызывает интерес у российских спецслужб.
Вопреки расхожим представлениям и риторике российских политиков, в ключевых областях Кремль вовсе не отказался от западных технологий. Более того, цифровые репрессии в России распространены значительно меньше, чем в Китае, где технологии массово применяются для слежки и контроля за гражданами, которые, по мнению властей, могут представлять угрозу политической и социальной стабильности.
Миф № 1: Россия преодолевает зависимость от западных технологий
Некоторые аналитики полагают, что Россия намерена последовать примеру Китая, который в ближайшие десять лет планирует стать независимым от Запада в цепочках поставок цифровой продукции. Однако добиться этого Москве будет гораздо труднее, чем Пекину. По мере того, как усиливается конкуренция в сфере безопасности, российские и китайские лидеры все чаще видят серьезную проблему в зависимости от американских и европейских технологий. (Справедливости ради нужно отметить, что США и некоторые европейские чиновники высказывают схожие опасения в отношении технологий из Китая.)
На практике для России будет крайне сложно отказаться от поставок из США. На нынешнем уровне технологического развития страна не способна организовать автономное производство полупроводниковых кристаллов (важнейший компонент микроэлектроники). США и Европа обладают монополией на современное оборудование для литографии и средств для автоматизации проектирования электронных устройств, необходимых для изготовления полупроводников.
Российские компании, включая АО «МЦСТ» (бывший Московский центр SPARC-технологий), не могут наладить производство чипов и микросхем, которые считаются их собственной продукцией. То же можно сказать и о российских производителях микросхем, таких как «Байкал Электроникс» и НПЦ «Элвис», создающих мобильные процессоры для смартфонов, системы искусственного интеллекта и устройства интернета вещей. Само производство они традиционно отдают на аутсорсинг ведущим иностранным компаниям, например, Тайваньской компании по производству полупроводников (TSMC), которая использует западное оборудование и технологии.
Другие аспекты российско-китайского сотрудничества в сфере технологий также свидетельствуют о зависимости от производимых за границей полупроводников. Крупнейшая китайская технологическая компания Huawei в рамках развития партнерства с Россией планирует производить серверное оборудование на базе московской фирмы «Норси-Транс». При этом в том, что касается создания чипов, научно-исследовательское подразделение Huawei по-прежнему зависит от американского программного обеспечения и мощностей иностранных подрядчиков. Произведенные совместно с «Норси-Транс» серверы будут укомплектованы чипами, созданными с использованием западных технологий. Таким образом, на Китай нельзя рассчитывать как на независимого партнера, способного производить все необходимые комплектующие, — и Россия пока не может приостановить поставки из США и ЕС.
Миф № 2: Россия полностью доверяет Китаю как технологическому партнеру
Несмотря на укрепление связей с Китаем, в некоторых областях технологий Россия пока держит китайских партнеров на расстоянии. Готова ли Москва закрыть глаза на то, что Пекин нередко обвиняют в краже интеллектуальной собственности? И как оценивается вероятность того, что Китай может использовать бэкдоры, встроенные в поставляемую им продукцию, — особенно учитывая растущее беспокойство Москвы относительно угрозы враждебных разведывательных операций Запада? В прошлом Москва иногда игнорировала подобные риски, но не так уж часто.
Рост недоверия к Китаю особенно заметен по реакции российских чиновников на китайскую инфраструктуру 5G. Российские службы безопасности все более настороженно относятся к китайскому оборудованию в российских сетях пятого поколения. Отчасти это вызвано страхами, что китайские телекоммуникационные компании могут встроить бэкдоры в свое сетевое оборудование, обеспечив своему правительству возможность следить за российскими пользователями. По этой причине российские власти согласились на строительство инфраструктуры для 5G только при условии использования отечественного телекоммуникационного оборудования. Однако сейчас такого оборудования в России нет и развитие сетей 5G, по сути, приостановилось.
Российские власти рассматривают идею ввести требование, согласно которому телекоммуникационное оборудование должно производиться только в России — однако местные компании не способны организовать полный цикл производства. Парадокс в том, что российские органы госбезопасности доверяют только технологиям, созданным внутри страны, но возможностей для развития такого производства пока нет.
Миф № 3: Россия под копирку воспроизводит китайский цифровой авторитаризм
Россия активно внедряет подходы к управлению интернетом, очень напоминающие китайские, но это сходство имеет определенные пределы. До недавнего времени российский интернет развивался по западной модели: он был относительно свободным и открытым для международного обмена. Однако после протестных акций 2011–2012 годов власти стали ужесточать контроль за пользователями и интернет-платформами. Так, пользователей некоторых мессенджеров и социальных сетей начали принуждать регистрироваться под своими настоящими именами, а отдельные граждане подверглись судебному преследованию за посты в соцсетях. Для мониторинга деятельности граждан в сети власти разработали новые инструменты, например технологии DPI.
Все эти методы цифровых репрессий хорошо известны китайским интернет-пользователям, но пока уровень контроля за интернетом в России не сопоставим с тем, что происходит в Китае. Ключевые западные сервисы, такие как Google, YouTube, Facebook, Twitter, заблокированы в Китае, но работают в России. Чем это объясняется?
Есть две причины для относительной свободы интернета в России. Во-первых, инфраструктура российского интернета изначально построена на западных принципах открытости. Это означает, что России технически (и политически) тяжелее установить системы сетевой защиты и мониторинга содержания, которые использует Китай.
Во-вторых, если в Китае есть местные аналоги главных мировых интернет-сервисов, то россияне привыкли пользоваться западными соцсетями, поисковыми и почтовыми сервисами. Их блокировка станет серьезным ударом по интересам пользователей — учитывая, что местных альтернатив фактически нет: работа по созданию местных платформ наподобие YouTube, которая ведется при поддержке государства, только начинается. Если российское правительство решится на такие меры, это может спровоцировать серьезное общественное недовольство или даже социальную нестабильность — перспектива, вряд ли желательная для властей.
Параллельно российское правительство усиливает давление на западные технологические компании. Это и угроза взимать штрафы в виде процента от глобальной прибыли компании, и подготовка так называемого «закона о приземлении», который обязывает технологические компании открывать представительства внутри страны. Несмотря на неудавшуюся попытку заблокировать Telegram в середине 2018 года, правительство заметно усилило наступление на интернет и социальные сети, которые используются для мобилизации уличных протестов.
Более того, российские власти используют систему распознавания лиц, чтобы отслеживать и арестовывать участников митингов. По имеющейся информации, российские чиновники ведут базу данных оппозиционно настроенных активистов и уведомляют полицию, когда кто-то из них оказывается поблизости от протестных акций. Многие из этих наработок весьма схожи с китайскими.
И все же, несмотря на то что российское правительство во время пандемии следовало духу цифровой авторитарной модели Китая, концепция не была проработана в деталях и с точки зрения адекватного распределения ресурсов. Например, власти запустили программы мониторинга и контроля за передвижениями и действиями граждан, используя систему распознавания лиц и введя QR-коды, которые необходимо сканировать при поездках и на входе в здания, — такая практика, безусловно, копирует китайский опыт. Но, в отличие от четко выстроенной организации видеонаблюдения в Китае, здесь эти технологии внедрялись непродуманно и хаотично.
Богатые города, прежде всего Москва, вероятнее всего, продолжат развивать передовые системы видеонаблюдения и распознавания лиц, но эти системы будут не так широко распространены, как в Китае, и технически будут значительно отличаться от китайских аналогов. Масштабы инвестиций Китая в технологии видеонаблюдения существенно превосходят российские. Так, на систему распознавания лиц Москва в 2019 году выделила 53 млн долларов. Для сравнения: Китай в 2018 году профинансировал 786 проектов в рамках программы «Зоркий глаз» и смежных инициатив на сумму свыше 5 млрд долларов.
Миф № 4: Россия закупает цифровые технологии наблюдения только у Китая
Если учесть, каких успехов Китай достиг в области цифрового видеонаблюдения, можно понять тех, кто ошибочно предполагает, что Россия закупает передовые технологии видеонаблюдения только у него. Самое большое число патентов на технологии 5G действительно принадлежит китайским компаниям. Они также достигли мирового лидерства в производстве камер видеонаблюдения: китайские гиганты Hikvision и Dahua контролируют более 40 % мирового рынка.
Однако есть много областей, где китайские компании продолжают отставать от западных конкурентов, — это системы обработки и хранения данных, серверы, алгоритмы и программное обеспечение. Комплексные китайские решения заимствуют преимущественно страны Центральной Азии, Латинской Америки, Африки, где вопрос стоимости подчас играет решающую роль.
Поскольку российские власти продолжают активно инвестировать в развитие систем безопасности и видеонаблюдения, они предпочитают закупать более надежное западное оборудование. В Москве цифровую инфраструктуру для «умной» системы видеонаблюдения поставляют главным образом Cisco, Dell и HP. Точно так же московские системы видеоаналитики, взятые за основу российской модели цифрового контроля, зависят от продукции Nvidia и других поставщиков из США. В Китае московские власти закупают лишь незначительную часть комплектующих для вспомогательных систем, таких как источники бесперебойного электропитания и жесткие диски.
Все это свидетельствует о том, что российское государство не просто импортирует китайскую модель цифрового авторитаризма и связанные с ней технологии. Оно выстраивает и отлаживает собственную версию, задействуя и китайские, и западные продукты, исходя из своих потребностей и сложившихся обстоятельств.
