, 
У института президентства сложилась негативная карма
Случившееся может сформировать «негативную карму» для института президентства в Казахстане. При всех тактических выигрышах и усилении теперь точно единственного президента все, что произошло с Основателем государства, неизбежно означает дискредитацию и десакрализацию президентского поста.
Если первый президент настолько бессюжетно исчезает из нашей политической реальности, то же самое теперь может произойти и с любым следующим. Президентство было у нас чем-то фундаментальным, от него исходило ощущение масштабности и неизменности. Оно было способно многим внушать почтение и страх. Ничего этого больше нет. Но возможно, для Казахстана в исторической перспективе это не так уж и плохо, когда любые «неизменные» реалии отныне будут подвергаться сомнению.
В то же время, существует опасность фактической легализации нашей бесконечной клановости. Сильная «первая позиция» все эти десятилетия служила противовесом центробежным силам национального трайбализма. Сейчас они рискуют остаться неуравновешенными. Для страны, суверенитету которой заданы суровые вопросы, все это, скажем мягко, проблематично.
Под вопрос поставлен и принцип многовекторности, определявший нашу политику и работавший вполне эффективно да самого последнего времени. Теперь внешнеполитическая ситуация склоняет Казахстан к более выраженной пророссийской ориентации, а неизбежное общественное сопротивление – к антироссийской. Оба этих курса для нашего Национального будущего не полезны. В них мы деградируем, становимся безвольным фантомом чужой воли, теряем субъектность, лишаемся роли честного и непредвзятого геополитического партнера. В условиях нашей неизжитой вторичности все это может завести страну в цивилизационный тупик, что фундаментальнее любой геополитики.
Следующая проблема – январь породил разнообразные и многочисленные соблазны. Разбитая витрина способна разбудить грабителя в том, кто вчера и подумать не мог сам ее разбить. Оттого произошедшее стало ситуацией испытания на прочность цивилизованности, да и просто личной порядочности. Но оно же породило героев, организующих отряды самообороны, поддерживающих порядок и противостояние вооруженным бандитам. Многие рисковали жизнью, но пытались спасти соотечественников от расправы, оказывать медицинскую помощь всем нуждающимся.
Государство отступило, чем создало соблазн для хищников и мародеров. Государство преуспело и тем создало соблазн уже для самого себя: поставить «на место» гражданское общество. Соблазн расправиться заодно с вооруженным мятежом и с любой протестной активностью, любым инакомыслием вообще. И этот соблазн ощутим, уже формируя текущую риторику и действия чиновников. Мы видим примеры подобного диктата наряду с готовностью общественности, несмотря на естественную растерянность и дезориентацию, противостоять любым попыткам изменить конституционный строй. От кого бы они ни исходили, тем более от тех, кто обязан его защищать.
Подчеркнутая дипломатичность формулировок президента Токаева неизбежно имеет обратную сторону – переизбыток неопределенности, незавершенности, недоназванности вещей своими именами. Но для государства определенность всегда относится к категории долга. Есть тактические соображения, связанные с режимом ЧП, с неразглашением тайны расследования. Но такие обстоятельства сиюминутны, народ должен знать правду. Если произошла иностранная агрессия – то при поддержке каких государств и организаций, какого гражданства были наемники, в чем была ее цель (приход к власти либо дезорганизация существующей власти)? В чем обвиняют руководство КНБ – в беспечности, соучастии или конечной организации мятежа? В чем историческая роль Первого президента и может ли она быть ограничена констатацией обогащения при нем определенной группы лиц? И это все, что можно сказать о Нурсултане Назарбаеве, и что может сказать он сам?
Таких вопросов намного больше потому, что сами по себе понятия «иностранная агрессия» или «реформы» безадресны и несостоятельны. Также необходим откровенный разговор о произошедшем, не монолог (сейчас по сути нет даже монолога). Умеренная недосказанность объяснится чрезвычайной ситуацией, но не может стать моделью длительного умолчания. Здесь не может быть «некоторого» и «некоторых», все должно быть названо своим именем и расставлено по своим местам, что и может стать гарантией неповторения январской катастрофы.
Очевидно, что это может быть прежде всего настоящая децентрализация, повышение роли местных властей. Областные акиматы должны стать центрами власти, а не простыми посольствами Акорды с нулевыми полномочиями, в том числе и на случай критической ситуации. Они должны избираться прямым голосованием, чтобы в подлинном смысле слова местным самоуправлением. Здесь нет противоречия с унитарным характером Республики, который можно только однозначно подтвердить как нашу неизменную ценность. Но перераспределение полномочий на места, отказ от избыточной президентской власти неизбежен, если мы хотим дальше видеть наше государство сильным.
В сильных унитарных странах муниципальная власть всегда выборная. И любая власть не имеет права быть другой.
Катастрофа показала уязвимость чрезмерной централизованости. Она перестает работать в случае любой недееспособности единственного человека (еще одно основание вернуться и к теме вице-президента как гаранта работоспособной равновесной политической системы).
Инициативы 2018 года о расширении полномочий местного самоуправления стали шагом в таком направлении, но «проработка вопроса» на уже позавчерашнем уровне, предполагаемая выборность районных акимов и глав городов областного значения теперь меньше, чем полумера. Пришло время прорабатывать вопросы уже более высокого уровня. Например, о возможности формирования верхней палаты парламента по германскому принципу (представительство глав регионов). Так было изначально и в современной России. Во многих странах подобный принцип оправдал себя и способствовал формированию политической активности на местах. Время показало – реальных партийных лидеров, авторитетных и облеченных доверием населения, нам критически не хватало в начале 2022…
Вторая инициатива, которая может оказаться актуальной – создание в Казахстане муниципальной полиции. Это действенный элемент расширения прав регионов, повышения их ответственности и эффективности. Для стабилизации обстановки в подобных случаях муниципальная полиция выглядит несравнимо более качественным решением, чем армия (исполнение которой полицейских функций принципиально неверно).
За разговорами о стабильности любой ценой, которая всегда в итоге означает одно – бессилие, потерю ориентиров, остались в тени все попытки хотя бы классифицировать и внятно интерпретировать идейные угрозы в сфере религиозной безопасности Казахстана. Мы неоднократно говорили, что эта тема в случае социальных и политических катаклизмов будет ключевой. Но государство самоустранилось от проблемы религиозной безопасности, никак не обозначило в ней ни официальных приоритетов, ни стратегии, ни реальных уполномоченных структур. Итог очевиден и он мог быть еще трагичнее, если бы все не вышло настолько спонтанно. Подобные структуры по определению готовятся к нанесению более тотального удара. К сожалению, предостережения нашего Центра оставались без внимания.
Шокирующим обстоятельством стала не только массовая террористическая активность в южной столице, но и обстоятельства, при которых Казахстан обратился за иностранной помощью. Ввод войск ОДКБ в обществе был воспринят скорее в диапазоне от настороженности до недоверия. И настороженность здесь неизбежна: государство, имеющее в своем распоряжении такие объемы силовых ведомств, фактически признается в их неэффективности для установления контроля над ситуацией.
Очевидно, что это понятно и самой власти, судя по скорости решения о вводе иностранной военной экспедиции. Ситуацию спасло только понимание того, что иностранцев нельзя привлекать к проведению собственно полицейских мероприятий. В результате миротворческая акция не вышла за пределы заявленных полномочий. Тем не менее, Казахстану пришлось оказаться первой страной, просящей о помощи ОДКБ.
Так или иначе, в ситуации с миссией ОДКБ как власть, так и наши союзники повели себя ответственно. И дело не только в скептиках, ожидавших, что миссия не покинет страну. Дело также в ответе некоторым неказахстанским политикам и публицистам, настроенным на тот же вариант и громогласно рассуждавшим о наследии империи и зонах влияния. Была заявлена и такая позиция: казахи обязаны расплатиться за помощь, в частности отменить реформу алфавита, изменить государственную политику в области языков и так далее.
То, что такая недружественная риторика не стала официальной позицией Москвы, само по себе геополитический успех. В те дни важна была и скорость, с которой решение реализовалось. Благодарность, высказанная нашим союзникам, естественна и закономерна. Однако в основе все обстоит принципиально сложнее: Казахстану никто не оказывал услугу, никто не принимал решения его спасать или не спасать. Соответственно, оттого неверна и постановка вопроса про «расплатиться». Миссия ОДКБ не чья-то добрая воля, она прямая обязанность организации, прописанная в ее уставе в случае агрессии против государства-участника и соответствующего обращения его властей. Обращение Казахстана было необходимой формальностью, но не поводом для геополитического бизнеса. Для того договор и заключался.
Так и оказание миротворческой помощи не вопрос, который ОДКБ решает в положительном или отрицательном ключе: принятие решения, которое подписал Никол Пашинян, такая же необходимая формальность. «Совет коллективной безопасности ОДКБ в соответствии со статьей 4 Договора о коллективной безопасности принял решение направить Коллективные миротворческие силы ОДКБ в Республики Казахстан на ограниченный по времени период с целью стабилизации и нормализации обстановки в этой стране».
Необходимо чувствовать разницу между исполнением долга и стихийным человеколюбием. Не принято же благодарить взявшего кредит в банке за то, что он своевременно выплачивает ежемесячные отчисления. Это правильно, но само по себе не выходит за границы нормальности.
В защиту власти можно сказать (и формально это верно), что в системе безопасности страны ее международные договоры имеют такое же значение, как и внутренние силовые структуры. И теоретически использование международных институтов не менее правомерно, чем использование собственной армии и полиции. Мы должны вести себя так же, если помощь потребуется от нас. Но Казахстан в силу данных обстоятельств никому ничего не должен.
И самое главное. Сейчас, после самых грозных предостережений последних дней, нам надо научиться слышать друг друга, а не использовать сложившееся положение для сведения счетов и возвышения одних группировок за счет других, или в целом политиков за счет нации.
Преодолевать весь черный негатив произошедшего может только единая нация, в противном случае ее раскол становится необратимым. Сейчас пред нами стоят три исторических задания.
Первая – скорбь и память обо всех невинно погибших соотечественниках. Независимо от того, демонстранты они или силовики. Никогда более казах не должен поднимать руку на казаха.
Поиск всех невиновных, ставших жертвами преследований. В любой стране в подобной ситуации число таких невиновных всегда значительно. Поэтому важно полноценное разбирательство, поименное название и наказание всех виновных в попытке раскола нации.
Скорейшее завершение режима ЧП и проведение честных выборов в Мажилис: перемены в стране должны начаться с перевернутой страницы, с прихода новых представительных органов власти. «Честные выборы» сегодня могут стать паролем казахского Будущего. Не сведение счетов и не гонки в тупике.
Адил Тойганбаев , Экспертный центр Национальной стратегии
