Как долго для россиян понятия «Родина» и «Путин» будут синонимами?

Московский журналист с трудом согласилась дать интервью exclusive.kz даже на условиях анонимности и тщательной защиты мессенджеров. Но запрет мыслить вслух привел к тому, что получился эмоциональный монолог. 

Не смей думать иначе

– В один день, 24 февраля, Россию разделила пополам пропасть. И как с одной, так и с другой стороны оказались внешне разумные, добрые, образованные люди. Но они перестали друг друга слышать... Почему-то одни мои знакомые считают, что Марина Овсянникова, выступившая с антивоенным плакатом в программе «Время», проплачена Западом, а другие называют ее инструментом пропаганды. Но почему вы – с обеих сторон – отбираете у человека возможность думать самому и поступать по совести?

… Утром просыпаешься, хватаешь телефон и бесконечно крутишь новости. Вдруг за ночь произошло что-то еще более ужасное? Здесь у тебя, в комнате, тишина, рассвет заливает оранжевым стены, а там, за окном, вдруг уже ничего нет? Пустота. Украины нет, всего мира нет, и тебе только кажется, что всё, как всегда. И листаешь, и крутишь новости, тысячу телеграм-каналов всех мастей, чтоб ничего не пропустить. Вроде, нет. Вроде, мир еще есть. Но Киев бомбили. Киев бомбили?! 

На кухне включаешь телевизор, там отменили все передачи и круглые сутки вещают эксперты. Они вдалбливают в зрителя одно и то же – Россия освобождает, Россия спасает, на Украине нацисты, там фашисты, где вы были восемь лет? И вновь перестаешь дышать, ловишь воздух, пытаешься впустить в себя кислород, чтоб продолжить жить, но его нет, его забрали. Сердце стучит, руки дрожат, когда смотришь на эти бесстрастные, злобные лица экспертов, и думаешь – неужели это люди? У них есть дети? Они умеют любить, плакать, чувствовать? Ты обращаешься к ним в безмолвной мольбе: «Нет! Не надо! Никакие задачи, амбиции, идеи не оправдывают гибель людей. Нет этой святой цели, не надо врать людям! Не надо про то, кто куда запустил ракету. Если бы вы не начали войну, не пришли с оружием в чужой дом, никто бы ее не запустил!»

Хочешь крикнуть, но забрали и голос тоже. Тебе говорят – большинство за войну, большинство за смерть, а ты – в меньшинстве, ты никто, не смей говорить, не смей писАть, не смей думать иначе, иначе выплюнем тебя как мошку, задержим, посадим, лишим всего, а нам за это премию дадут и благодарность выпишут.

А по телевизору новости, новости, новости – как в годы Второй мировой и Великой Отечественной, сводки с фронта: освободили, разрушили, захватили, приблизились, окружили, обнаружили бандформирование, прикрываясь мирными жителями, героически погиб, спасая своих сослуживцев, подорвался, матери вручили, поблагодарила… За что? За что они там сражаются – наши дети, наши генералы? Ведь там нет врагов, нет фашистов. В какой ненормальной голове это было придумано? Почему из этого бреда сшили знамена и поставили под них отряды экспертов, пропагандистов, солдат и их матерей? 

И вот этот абсурд обрушивается и крутит тебя в воронке, уносит всё дальше от реальности, от наших ценностей, где жизнь одного важнее мнения, где независимость неприкосновенна, где право говорить, жить, думать – абсолютно. Где я? В каком времени? Что за безумная машина возвратила нас на 50, 100, 200 лет назад? 

Жертвы «спецоперации»

Видео в соцсетях. «Россияне, выходите на улицу, сместите президента! Вот вам санкции, почувствуйте – каково вам? Выходите!» Но никто ничего не понимает. Не понимает, что мы здесь в заложниках. На одного протестующего – пятеро силовиков, берут нас на подступах, не дожидаясь толпы. Тысячи людей задержали и арестовали. И что? Кому до этого дело? Этот ад не остановить. И даже если соберется толпа – миллион, два миллиона, то что дальше? Она постоит и постепенно разойдется. Вспомните белорусов. 

Открываешь соцсеть и пишешь: «Остановитесь! Перестаньте! Я не давала разрешения! Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я!»

Звонит мама, плачет: «Убери, пожалуйста! Убери! У тебя дети, они останутся одни, их заберут в детский дом, меня уволят, папу уволят, сестру уволят. Это пустой подвиг, это не героизм, а глупость. Тебя лайкнули всего два человека. А раньше лайкали сотни. Ты понимаешь, что все боятся?» Мама, не плачь. Я убрала этот пост – хоть так я сделала точно доброе дело: теперь детей не заберут, никого не уволят, и ты не умрешь от разрыва сердца.
У моих знакомых умирают родители. Они недавно умирали от ковида, теперь – от разрыва сердца. У всех одно и то же: инфаркт, приступ, инсульт… Их много, они – жертвы «спецоперации», но они не входят ни в какую статистику.

Друзья и знакомые тоже умирают. Душой, сердцем, – для меня. Подружка детства, многодетная мама, актриса, талант, пишет стихи, рисует, играет на скрипке. И вдруг пишет: «Я поддерживаю своего президента, поддерживаю спецоперацию, так как люблю свою родину». Я смотрю на ее сообщение, читаю вновь и вновь, плачу от бессилия и не понимаю – где, в каком году, по какому случаю мы с ней вдруг так разошлись? Она – чуткая, добрая, любящая – поддерживает убийство, разруху, страх? Почему для нее любить родину и поддерживать президента – синоним? Мысленно обращаюсь к ней: «А если он убьёт твоих детей, ты тоже будешь его поддерживать?! Ведь любить – это желать лучшей участи, счастья, будущего. В чем твоя любовь?!».

Почему мой старый, мудрый сосед вдруг заявляет, что власть всегда поступает правильно, а телевизор никогда не врет. Что с ним произошло такого, что напрочь отбило желание подвергать сомнению, думать логически, мыслить критически? Почему 16-летняя дочь моей одноклассницы вообще не интересуется тем, что происходит вокруг? Она уходит от разговоров, не желает слышать ни одну из сторон. Как достучаться до молодых – прямо сейчас ваша жизнь и пишется.

Где вы, мои друзья, френды, подписчики? Я знаю, что вы есть, вы тоже против, вы тоже в шоке, вам тоже не хватает воздуха. Но страшно, очень страшно даже поставить лайк.

Зато те, другие, которые поддерживают, которые в безумном раже кричат – освободим, спасем, очистим! – громкие, смелые. Они приходят в комментарии, постят ссылки, кричат про восемь лет, они собирают стадион в Лужниках, они взывают: «Россия-матушка, защити своих детей!» Колет сердце, больно сделать вздох и шепчешь: «Да, защити, не посылай мальчиков, своих сыновей, на убой! Не убивай детей ни наших, ни тех. Дети, они ж общие, их же нельзя поделить. «Россия-матушка, – кричишь ты мертвым шепотом. – Вразуми своих детей. Пусть безумная машина времени отмотает свое колесо обратно, пусть мы вернемся в 21 век, в наш новый, гуманный, человеческий мир. Пусть русские – твои дети – опять будут творить добро: высокую литературу, высокую музыку, искусство, науку. Ведь мы – не такие, какими кажемся сейчас, мы не кровожадные, не бесчувственные, не уроды, поедающие на завтрак младенцев. Мы – такие же, как все. Но нас взяли в заложники – загипнотизировали половину, а второй половине запретили говорить и выражать мнение».

Пяты и антипяты

Из школы приходят дети. «Мама, я рассказала своим одноклассникам, что Украина нам ничем не грозила, я рассказала, что это мы напали первыми, это мы убиваем. А они, мои одноклассники, смотрели на меня ужасными глазами и молчали. Они думают, что это невозможно». 

Я не знаю, что сказать дочке – гадкое, сладко-тошнотворное чувство страха за нее и за мою семью быстро увеличивается, заполняя меня всю. Нет сил. «Катенька, не надо ничего говорить. Вообще не надо. У них свои родители, пусть говорят, что считают нужным. Мы с тобой знаем, что свет и добро – где жизнь, что война и смерть – это зло. Разговаривай со мной об этом, больше никому не говори». «Разве кто-то может думать по-другому? Разве есть те, кому нравится война?», – удивляется дочка. «Не война, а спецоперация», – поправляю я ее про себя, по привычке.

Высоцкий пел про антиподов. У них там всё с ног на голову. Это мы. Страна антиподов. Всё с ног на голову. Война – это мир. Смерть – жизнь. Прошлое – будущее. Меньшинство – большинство. Безумие – здравый смысл.

«Мы антиподы, мы здесь живём! У нас тут антикоординаты. Стоим на пятках твёрдо мы и на своём, кто не на пятках, те — антипяты! Но почему-то, прилетая впопыхах, на голове стоят разини и растяпы, и даже пробуют ходить на головах антиребята, антимамы, антипапы…»

Я уверена, что большинство русских, россиян – против войны. Только я не знаю, как это узнать, доказать, рассказать. Я знаю, что санкции ничего не изменят. Что повышение цен ничего не изменит. Я знаю, что ни я, ни мы ничего не можем изменить прямо сейчас, чтобы остановить ад там, ад здесь. Бессилие и страх управляет сейчас мной и миллионами таких, как я. Мы завидуем тем, кто уехал. Они могут говорить. Как это важно – говорить, дышать, думать. «Уехала туча, но туча осталась», – написала мне коллега. У нас здесь родители, дети, долги, обязательства. Мы в заложниках у кучки безумцев. Мы стали говорить метафорами и эзоповым языком, перестали называть своими имена простые, очевидные вещи. Но думать и чувствовать запретить нам нельзя.

Здравствуй, мир! Услышь нас. Мы есть, нас много. Мы против войны, мы ее ненавидим. И война сейчас не только на Украине, война сейчас и здесь, в России – война против собственного народа, против жизни, война прошлого и будущего. Мы – как заложники – машем вам слегка, мигаем одним глазом – мы здесь и мы живы.