, 
Айсултан Назарбаев. Прорывы кланового подсознания
Внук Президента возмущен размахом коррупции в стране и тревожится за судьбу своей дочери. Поэтому он желает успехов Кариму Масимову в «чистке» окружения Президента.
Судя по эмоциональному накалу, члены самой привилегированной семьи в стране очень раздражены тем, что «пока знаковые люди в его окружении по сотому разу в кулуарах перетирают тему «транзита власти», он (Президент., ред.) просто работает»…
Однако, вопрос в том, был ли вольным или невольным главный меседж поста: «Мы все видим, как г-н Карим Масимов расчищает окружение Президента от коррупционеров и прилипал. Нигде уже не используется это старое словосочетание «враг народа», но я думаю, что оно крайне уместно в отношении проворовавшихся чиновников высшего эшелона. Потому что плохо они делают не друг другу, а именно народу. Зная своего деда, я могу смело утверждать: эту трудную работу Масимов будет проводить до полной очистки окружения Президента Казахстана».
«…Проверки покажут нам, замарали ли себя грязными делишками господа Утемуратов и Тасмагамбетов. Но если сегодня вы спросите у любого на улице – вам скажут, что эти люди обворовали народ. Хвала Всевышнему, таких фамилий в действительности, не так уж и много. Просто порождаемый ими негатив накрывает страну какими-то плотными тучами. Что ж, по всей видимости эра агашек подходит к концу – Казахстан меняется прямо у нас на глазах.» Произнес ли вслух внук установку Президента или это проявление юношеского максимализма? Ведь сих пор все разоблачения, включая заместителя главы Администрации Президента, не касались самого ближайшего окружения Главы Государства. Прислал ли его внук «черную метку» тем, кого упомянул в своем посте? Или это просто эхо отражения старого конфликта его отца?
В любом случае, трудно предположить, что пост в ФБ санкционирован. В лучшем случае, это информационный «проброс», поскольку члены «ферст фамили» всегда отдают себе отчет в том, что их любое публичное заявление будет рассматриваться, мягко говоря, под лупой и приравниваться к политическому.
Буквально до последних нескольких лет на левом берегу Астаны работало незатейливое правило: «Будь лоялен действующему курсу, внимательно следи за его колебаниями и ты в обойме». После начала 2000-х появилась серьезная оговорка: «не лезь в политику, остальное – простят». Потом оно несколько ужесточилось – «избегай публичности, могут не правильно понять». Каковы сегодня новые правила идентификации «свой-чужой»? Значит ли это, что система начала уничтожать собственные продукты жизнедеятельности? Или это торжество сингапурского принципа по Ли Куан Ю - «чтобы побороть коррупцию, начните с того, что посадите трех своих друзей». Едва ли. Начинается болезненный процесс смены элит, совпавший с новым витком неопределенности, сопоставимый с 1991 годом. Период управленческого кризиса начала 2000-х был смикширован ростом нефтяных доходов. Лояльность ближайшего окружения была обеспечена относительной экономической свободой при перераспределении собственности в ущерб политической самостоятельности. Аналогичное правило проецировалось на общество. Существовал негласный общественный договор: общество было крайне снисходительно к власти в обмен на возможность саморегулирования. Баланс приличий соблюдался: официальная экономика жила за счет головокружительных сырьевых доходов, львиная доля которых просачивалась в виде госпрограмм в экономику, львиная доля которых, в свою очередь, подпитывала через «откаты» ненаблюдаемый сектор экономики. Это был не очень пристойный, но рабочий баланс интересов даже при наличии некоторых тромбов в финансовой системе страны.
Как ни парадоксально, но именно коррупционные доходы все эти годы были реальным источником экономического благополучия и лояльности не только масс, но и чиновничества: рост депозитов, стабильность рынка недвижимости, торговли, сервисных услуг. Именно «серая экономика», составляющая даже по официальным данным от 40 до 60%, обеспечивала ту самую социальную стабильность, которой мы так гордимся. Именно здесь подкармливалась та огромная масса «самозанятых», которая сегодня составляет почти треть экономически активного населения страны. Поэтому именно нынешняя концепция расширения налогооблагаемой базы может вызвать серьезные социально-экономические последствия. И именно поэтому надо сначала понять, какова конечная цель: рост налогооблагаемой базы или вывод экономики из тени. К сожалению, пока это практически взаимоисключаемые явления.
Некой попыткой разумно решить эту проблему была очередная легализация доходов, предпринятая в прошлом году. По оценке исследовательской группы Global Financial Integrity (GFI, 2004-2013гг), из Казахстана за 10 лет было незаконно выведено $167,4 млрд. Чтобы понять, много это или мало, скажем так: в наивысшей отметке активы Национального фонда РК составляли $76,8 млрд. То есть из страны выведено более двух Нацфондов. Таким образом, наши неофициальные доходы были как минимум в два раза больше официальных. И это с учетом того, что, как теперь выяснилось, мы ими тоже распорядились, мягко говоря, не очень рачительно. (Трудно удержаться от восклицания: какая мы все же богатая страна!)
Итоги второй волны легализации оказались весьма и весьма скромными, даже с учетом того, что уже даже в оффшорах, не говоря о зарубежных банках, они теперь не очень надежно защищены. И Запад, и Азия вдруг вознамерились бороться с доходами, не имеющими сколько-нибудь разумного объяснения. Будущее доллара и евро становится все более зыбким. Чтобы зарабатывать на ценных бумагах, нужно хоть что-то в них понимать и иметь хотя бы относительную легитимность капитала. Виллы и замки уже все скуплены. Да и в приличное общество, как оказалось, с большими деньгами все равно не пускают. Казалось бы, гораздо дальновиднее было бы вернуть хотя бы часть этих денег в экономику. Но здесь их судьба окажется еще более неопределенной, чем на чужбине.
Казахстан остается территорией, где неприкосновенность частной собственности была чем-то вроде ветхозаветной заповеди, которую все знали, но никто не выполнял. Теперь даже старые правила игры уже не работают.
Лет двадцать назад я брала интервью у главы крупного японского фонда г-на Сасакавы. Бывший военный преступник был реабилитирован, как я догадываюсь, в обмен на то, что вернул свои активы в экономику страны. На мой вопрос о том, как Япония победила коррупцию, он сардонически улыбнулся и ответил неожиданно искренне: «В коррупции не так много плохого, если интересы коррупционеров совпадают с интересами страны». Кстати, нечто подобное проповедуют и китайские чиновники. Если какое-то явление нельзя победить, то его нужно использовать, управлять им и контролировать его. До тех пор, по крайней мере, пока не будет создана другая система мотивации.
Как это будет называться на языке официальной риторики – другой вопрос. Гораздо важнее определиться в другом и четко это артикулировать – в чем же они, интересы страны?
