, 
Афганское будущее и региональный выбор: стабильность или эпоха перемен
Валентин Богатырев, Аналитический консорциум «Перспектива»
Нет никого, кто мог бы взять на себя ответственность предсказать, что многолетнее, или уже можно говорить — многовековое, существование афганской проблемы как точки столкновения интересов центров силы и, следовательно, источника мегарегиональной дестабилизации подойдет к концу через пару лет. Даже если речь идет о таком заметном факторе, как возможное окончание срока американского военного присутствия в Афганистане.
Тот сложный клубок проблем, который являет собой эта страна, не только не стал меньше за последние десять лет, но и приобрел новые узлы, разрубить которые вряд ли удастся какими-либо операциями международного сообщества.
Скорее наоборот, мы имеем дело с одной из таких точек, существование которых является элементом стратегии глобальной конкуренции. Стратегии, которая продолжает оставаться определяющей в международных отношениях, и никто не видит пока конца этой эпохе.
Особенность таких точек и их предназначение состоит в том, чтобы создавать поводы и возможности для осуществления технологий конкуренции. И потому никакие проекты развития, порожденные в интересах этих территорий или самими этими территориями, не могут и не будут иметь успеха. Здесь действуют другие, куда более мощные проекты.
Есть все основания сказать, что Центральная Азия в ее традиционных границах постсоветского «пятистания» постепенно начинает также превращаться в такого рода зону конкуренции.
Возможности и опасности трансформации Центральной Азии из советской провинции в новый очаг международной напряженности обсуждались еще двадцать лет назад, и некоторые из участников нашей конференции помнят об этих обсуждениях. Но тогда они в большей степени связывались с внутренними проблемами стран, получивших суверенитет. Худо или бедно, но страны справились с этим.
Внешнее же влияние, и в первую очередь американское как наиболее мощное, не оказалось существенным. Почему — это другой разговор. Китай же, превратившийся сегодня в ключевую региональную силу, к тому времени еще не играл такой роли в Центральной Азии. А Россия вообще была в состоянии, когда больше думают о выживании, чем об империи.
Сегодня ситуация кардинально поменялась. Надо назвать три основные фактора. Прежде всего, логика и фаза развития самих стран Центральной Азии подвела их к ресурсным границам прежних систем управления и типов отношений в обществах. Кыргызстан, в силу своих размеров, ментальности и отсутствия ресурсных «подушек безопасности» раньше, в большей степени и с самыми заметными последствиями почувствовал это на себе. Но и другие страны стоят на пороге серьезных изменений, в преддверии эпохи перемен, в какой бы степени они ни осознавали или ни признавали это.
Вторым новым фактором является новая роль Китая в мире. Несмотря на заявляемую политику отказа от активного внешнеполитического действия в отношении стран-соседей и декларацию принципов равносильного партнерства, выражением которой является ШОС, Китай не может не играть все более усиливающуюся роль в Центральной Азии.
И третьим фактором является новая центральноазиатская стратегия России. Можно в зависимости от ваших отношений к России по-разному называть ее идеологию: мягкой силой, неоколониализмом, дружеской помощью, заботой о стабильности на своих южных рубежах, но это не меняет тот факт, что Россия после многих лет вновь становится одним из ключевых игроков в Центральной Азии.
Какое отношение все это имеет к Афганистану и есть ли связь между процессами, которые происходят в Афганистане и в странах Центральной Азии?
Есть несколько соображений, которые дают ответ на этот вопрос.
Прежде всего, это проблема переформатирования региона. Таджикистан и частично Узбекистан и Туркмения активно включены в этот процесс. Имея непосредственные границы с Афганистаном, существенное этническое пересечение, традиционные экономические связи, в том числе и связанные с наркотрафиком, эти страны или отдельные их регионы, непосредственно примыкающие к Афганистану, постепенно меняют региональную ориентацию. Этот процесс поддерживается и теми проектами, которые реализуются в рамках концепции Большой Центральной Азии, прежде всего транспортными и энергетическими. Он также лежит в основе выдвигаемых некоторыми американскими экспертами идей трансформации Афганистана в два или более государств.
Кыргызская Республика включена в этот процесс только как периферийная транзитная территория и возможный участник общих энергетических комплексов (Проект по строительству линий электропередачи и начала экспорта электрической энергии из Кыргызстана и Таджикистана в Афганистан и Пакистан (межрегиональный проект CASA-1000, первая фаза проекта CASAREM), согласно официальным документам (предварительная договоренность), будет финансироваться Всемирным банком, Исламским банком развития и другими финансовыми институтами). Баткен и Чон Алай — две наиболее активно включенные транзитные территории.
В рамках этого процесса и тогда, когда он пересекается с проектами и стратегиями мировых центров силы, возникают достаточно опасные коллизии, способные нарушить стабильность в Центральной Азии и привести к превращению ее в целом в зону конфликта или возникновению в ее границах конфликтных очагов. Скажем, одной из таких конфликтогенных проблем является водораспределение, и прежде всего по водостоку Амударьи. Здесь формируется очевидный многофакторный конфликт, в котором участвуют не только, а может быть, и не столько страны Центральной Азии.
Другой проблемой, тесно увязывающей афганскую ситуацию с судьбами Центральной Азии, является такой феномен, как трансляция идеологии насилия. Мы не только каждый день видим и слышим о насилии, формируя тем самым достаточно низкий порог чувствительности к нему, мы начинаем сталкиваться и с тем фактом, что насилие становится повседневным явлением в странах, находящихся в соседстве с теми, где идет война. Не только июньские 2010 года события на юге Кыргызстана очень убедительно продемонстрировали, насколько тонкой стала грань между миром и насилием, между добром и злом. Кыргызстан дал и другой пример: пример свержения власти насильственным путем как повторяющейся практики. Нельзя сказать, что для Центральной Азии это свежий прием, но в последние сто лет мы здесь об этом забыли. Если война в Таджикистане воспринималась как трагедия и исключение, то сегодня насилие становится не только привычным, но и оправдываемым способом действия.
Есть и прямые линии связи с ситуацией в Афганистане. Мы много слышим о том, что Афганистан стал школой терроризма, школой насилия для всех радикальных элементов. И это не лишено оснований. Те криминальные группы радикального толка, которые время от времени обезвреживаются в Кыргызстане, практически всегда имеют в своем составе людей, прошедших обучение в афганских и северопакистанских лагерях для боевиков. Мы также видим, что в составе тех групп, которые время от времени обезвреживаются в Афганистане, есть граждане Кыргызской Республики. Насилие для определенной части молодежи, лишенной возможности работать на родине, становится профессией, приносящей средства к существованию.
Наиболее острой точкой влияния ситуации в Афганистане на Кыргызскую Республику и, думаю, другие страны Центральной Азии является наркотрафик. Проблема тут состоит не в потреблении наркотиков, хотя и оно растет. Наибольшую опасность представляет тот факт, что наркотрафик является для значительной части населения южных областей Кыргызстана единственным бизнесом, приносящим доходы и позволяющим кормить семьи, учить детей и т. д. Это означает, что участие в наркотрафике общественно не осуждается, и невозможно решить это никакими административными мерами, сколь бы суровыми они ни были. Кроме того, надо понимать, что наркотрафик как отрасль экономики формирует под себя многие государственные институты, в первую очередь — правоохранительные, полностью коррумпируя их. Проблема в том, что у Кыргызской Республики существует очень мало возможностей, чтобы противостоять наркопотоку. Он формируется не у нас и направлен не к нам. Мощность этого преступного бизнеса настолько велика, что ресурсы страны по сравнению с ней кажутся незначительными. Потому Кыргызстан может только приветствовать те меры, которые принимают или будут принимать другие страны, прежде всего страны-производители и страны-потребители, к сокращению наркопотока.
Для Кыргызской Республики есть и один частный вопрос, связанный с войной в Афганистане. Это вопрос о Транзитном центре США в аэропорту Манас. Размещая у себя этот центр, Кыргызская Республика, безусловно, вносит тем самым свой вклад в борьбу с терроризмом и получает некоторые ресурсы для себя. Но и получает немало проблем. Прежде всего потому, что центр является точкой негласного противостояния США и России. Его вывод или изменение условий функционирования, как известно, всегда включались в пакет соглашений о помощи Кыргызской Республике со стороны России. В любом случае, окончание военных действий и присутствия войск НАТО в Афганистане связано с закрытием этого центра. И это тоже будет проблемой, не только потому, что кыргызский бюджет лишится существенных вливаний, но и потому, что аэропорт Манас станет убыточным предприятием, если не будут предприняты меры по существенному увеличению транспортных потоков через него.
Таким образом, ситуация в Афганистане, афганское будущее через многие факторы и процессы связаны с тем, что будет происходить в Кыргызской Республике и Центральной Азии в целом. И нашей задачей является предвидеть эти влияния и последствия и постараться минимизировать их негативные эффекты.
