«Проект Большого Ближнего Востока» и Афганистан

Александр Князев, профессор, координатор региональных программ Института востоковедения РАН, действительный член Русского географического общества (Россия) Нет никаких оснований отказываться от рассмотрения происходящего в Афганистане и сопредельных регионах через призму известного «Проекта Большого Ближнего Востока». События «арабской весны» только подчеркивают правомочность такого подхода. Мировая история, по крайней мере в ключевых регионах мира, окончательно утратила естественный характер. История стала проектной. Афганистан — это проект. Один из старейших, имеющий и историю, и традиции, и свои законы реализации, заложенные и сформатированные первоначально известной Great Game, а с рубежа 1990–2000-х годов лишь изменившийся структурно и приобретший новую динамику. Говоря о вероятном состоянии Афганистана к 2013–2014 годам, важно понять, что может произойти ранее, учитывая как раз невиданную ранее динамику современной истории. Одной из наиболее алармистских, а от того и актуальных тенденций в Афганистане является резкое усугубление межэтнических противоречий и обозначившийся тренд к расколу страны. Вторая половина 2010-го — первая половина 2011 года демонстрируют актуализацию одного из наиболее опасных трендов в афганском конфликте — резкий рост межэтнических противоречий, эволюционизирующий в общественных настроениях и в пристрастиях этнических политических элит в сторону сепаратизма. Идея в афганской политической среде не новая, но к настоящему времени получающая, судя по всему, новое качество. Одним из главных компонентов «Проекта Большого Ближнего Востока» для Афганистана и сопредельных стран является давно известный план создания «Большого Пуштунистана». Как и другие, он эксплуатируется частью пуштунской элиты исходя из нерешенности проблемы этнополитического баланса в стране. В то же время инициируемая окружением Хамида Карзая и нарастающая пуштунизация госструктур уже вызывает отрицательную реакцию непуштунского населения, что в косвенных признаках было очевидно в ходе электоральной кампании 2009 года и очень ярко проявилось по результатам парламентских выборов 2010 года, когда пуштуны потерпели скандальное фиаско, уступив определяющее большинство в парламенте другим этническим группам. Дальнейшая пуштунизация госвласти способна привести только к усложнению конфигурации конфликта в целом, а значит, и к сужению поля потенциального переговорного процесса. В этом контексте интересна современная актуализация вопроса о «линии Дюранда». Готовность администрации Хамида Карзая (компромиссная по своей сути) подтвердить признание «линии Дюранда» в качестве официальной афганско-пакистанской границы вызывает негативную реакцию националистических пуштунских кругов и одобрительную — со стороны непуштунских элит. Суть в том, что отказ от претензий на Зону племен и другие спорные территории исключает из потенциального афганского пуштунского электората пуштунскую ирреденту, расположенную восточнее «Durand line», фиксируя ее нынешнюю долю в общей сумме афганского электорального населения. Категорическое неприятие непуштунской элитой переговорного процесса с талибами, в свою очередь, основано на нежелании включения в политический процесс той части пуштунских лидеров, которые сегодня находятся на стороне «Талибана». Все это вкупе лишний раз свидетельствует б изменившейся на протяжении 1980–2000 годов этнополитической структуре афганского общества и о резком возрастании роли непуштунского населения и соответствующих элит в афганском политическом процессе. При этом все попытки правительства Хамида Карзая вести переговорный процесс будут обречены на конфронтационный результат до тех пор, пока в этот процесс не будут включены непуштунские лидеры и не будут учтены интересы, претензии и амбиции непуштунской части социума. В ином случае сепаратистские настроения и угроза распада страны, реализации центробежных сценариев будут стремительно прогрессировать. Еще один проект такого характера — «Независимый Белуджистан», декларируемая задача которого — объединить в единое государство белуджское население Афганистана, Пакистана и Ирана. Практически впервые в истории Афганистана, и уж во всяком случае — в новейшее время, афганские белуджи начинают заявлять о себе как о самостоятельной политической силе. В первую очередь этот проект направлен на хаотизацию ситуации в Пакистане и Иране. В иранской провинции Систан и Белуджистане компактно проживают около миллиона белуджей, провинция в целом не очень развита, значительную часть ее территории занимают пустыни и полупустыни, основная часть населения занимается скотоводством и земледелием, но в провинции ведутся большие работы по модернизации социально-экономической сферы. Белуджского вопроса как такового в Иране не существует, несмотря на активную работу антииранских сил по дестабилизации ситуации в районах, населенных белуджами, по фрагментации этнополитического состояния страны. Основную работу в этом направлении ведут исламские организации «Моджахеддин-е Халк» и «Федаян-е Халк». Позиционировавшие себя когда-то как партии левого толка, а «Федаян-е Халк» — даже как марксистская, к нынешнему времени обе организации де-факто могут быть отнесены к экстремистским и террористическим, обе успешно контактируют с ЦРУ США и иракской спецслужбой «Мухабарат». Идеи национализма и тенденции сепаратизма наиболее развиты в Восточном, пакистанском, Белуджистане, где проживает около четырех миллионов белуджей. Белуджские общественно-политические организации за рубежом основаны главным образом выходцами из Пакистана, и именно они пытаются провоцировать этнические настроения в иранском Белуджистане. В Афганистане белуджей значительно меньше, но тема актуальна и с точки зрения сохранения целостности Афганистана как государства. Федерализация Афганистана рассматривалась в свое время еще в советском руководстве — как вариант урегулирования межэтнических, этнополитических проблем и стабилизации ситуации в стране после вывода советских войск. В частности, изучалась возможность создания таджикской автономии. Отказ от подобного переформатирования Афганистана был связан с пониманием высокой дисперсности расселения этногрупп и очевидной нереальностью администрирования по этнокритериям. В проектировании раздела Афганистана главные звенья — Пуштунистан, а на севере — Афганский Туркестан. Но вопреки существующим в массовых представлениях стереотипам, на юге страны проживает масса непуштунского населения, есть большие таджикские и шиитско-хазарейские анклавы. Есть проблема дариязычных пуштунов. На севере страны — крупные анклавы переселенных пуштунов. Вообще, актуализация темы этноавтономизации в истории Афганистана последних десятилетий — это своего рода индикатор этнополитического состояния афганского общества. Каждый раз эта проблема актуализируется тогда, когда пуштуны как государствообразующий этнос теряют военно-политическую монополию в стране. В 2011–2014 годах планируется вывод иностранных войск и передача ответственности за поддержание безопасности афганской национальной армии и полиции. Но снижение интенсивности боевых действий, не говоря уже об их прекращении, совсем не очевидна. Анализ основных парадигм американско-натовской стратегии в регионе позволяет, скорее, предположить жестко сформулированную установку на реализацию ситуации «управляемого хаоса» в регионе. Основные тренды развития ситуации к весне 2011 года: • активизация антиправительственных сил и движения сопротивления иностранному военному присутствию; • тенденция к сокращению военного присутствия ISAF и Operation Enduring Freedom; • продолжающаяся недостаточность афганских национальных сил безопасности; • невозможность установления регионального этноплеменного баланса в афганской политической элите в кратко- и среднесрочной перспективе; • «реинкарнация» Исламского движения Узбекистана и его активизация в северо-восточных провинциях (Тахар, Кундуз, Бадахшан, частично — Баглан, Саманган, Батгиз, Фариаб); • продолжающиеся осложнения в афгано-пакистанских отношениях, особенно в приграничных вопросах, влекущие объединение афганского конфликта с ситуацией в Северо-Западной пограничной провинции, в провинциях Вазиристан и Южный Вазиристан Пакистана; • активизация белуджских сепаратистских организаций на юге Афганистана. Один из наиболее вероятных сценариев может заключаться в следующем. Если согласиться, что вторжение США и НАТО в Афганистан (2001) и в Ирак (2003) является частью проекта переформатирования восточной части так называемого «Большого Ближнего Востока», то к началу 2011 года в череде событий в Магрибе и на Ближнем Востоке можно увидеть переструктуризацию западной части обширного региона. После уже практически неминуемого раздела Ливии основные акценты сместятся на, условно говоря, сирийско-иранский узел. Это затронет, помимо Сирии и Ирана (основных субъектов), Саудовскую Аравию, Йемен, Бахрейн, наверное, Оман, возможно, Турцию. По крайней мере, лелеемое американскими стратегами создание независимого Курдистана в любом случае всколыхнет всю Переднюю Азию. Создание независимого Белуджистана (из частей территорий Ирана, Афганистана и Пакистана) — очень важный компонент американских стратегических планов, поскольку в орбиту его реализации вовлекается Иран. Выделение Пуштунистана — формальное или фактическое — в высокой степени обусловливается тем, что у США и НАТО уже просто не хватает сил для полноценного прямого присутствия на юге Афганистана. Вероятно, там останутся основные базы — Шинданд, Баграм (обеспечивающий контроль над политической властью в Кабуле), Кандагар, возможны договорные отношения западного командования с частью пуштунской элиты, все это в целом будет обеспечивать некое состояние конфликтности, которым можно будет управлять. И, главное, основные силы американо-натовской коалиции будут смещены на север Афганистана, а частично — в страны Центральной Азии. Общий анализ ситуации в Афганистане, Таджикистане и Киргизии позволяет прогнозировать вероятное объединение трех стран в единую конфликтную зону. Это только подтверждается низким уровнем охраны государственных границ между Афганистаном и Таджикистаном, между Таджикистаном и Киргизией. Несомненно, близость зоны конфликта обязательно окажет воздействие на Узбекистан и (возможно, в меньшей степени) Казахстан. Такое развитие событий может повлечь участие в конфликте России, в частности в формате ОДКБ, что дополнительно приведет к разрастанию и пролонгации конфликта в рамках всего региона. Превратив его уже не в проектном, а во вполне реальном измерении в часть «Большого Ближнего Востока».