Пенсионеры и популизм

Пенсионеры, домохозяйки и инвалиды – основа протестного электората на Западе. Не станет ли эта же социальная группы детонатором взрыва в Казахстане?

НЬЮ-ЙОРК – Начнётся ли спад волны популизма, если Дональд Трамп проиграет американские выборы? Или же бунт против глобализации и иммиграции просто примет иные формы?

Многие считают, что рост протекционистских и анти-иммигрантских настроений в Британии, Америке и Европе стал следствием стагнации доходов, увеличения неравенства, структурной безработицы и даже излишнего смягчения монетарной политики. Однако есть несколько причин поставить под сомнение связь между популистской политикой и проблемами в экономике.

Во-первых, большинство сторонников популизма не являются ни бедными, ни безработными. Они не являются жертвами глобализации, иммиграции и свободной торговли. Главную демографическую группу, стоящую за бунтом против истеблишмента, составляют люди, которые вообще не входят в состав трудовых ресурсов: пенсионеры, домохозяйки среднего возраста и малообразованные мужчины, получающие пособия по инвалидности.

Результаты детального анализа голосования на референдуме по вопросу о Брексите показали, что больше всех пострадала молодёжь младше 35 лет из-за конкуренции в зарплатах с иммигрантами и китайским импортом – 65%. 60% проголосовавших пенсионеров также поддержали кампанию за выход из ЕС, как и 59% избирателей-инвалидов. Напротив, 53% проголосовавших работников с полной занятостью хотели, чтобы Британия осталась в Европе, равно как и 51% работников с частичной занятостью.

Британские данные говорят о том, что культурные и этнические идеи, а не прямые экономические мотивы, являются реальной отличительной чертой избирателей, голосующих против глобализации. На вопрос, является ли «социальный либерализм» «силой добра» или «силой зла», 87% проголосовавших за сохранение членства в ЕС, сказали, что «силой добра», а 53% проголосовавших за выход назвали либерализм «силой зла». В отношении к «мультикультурализму» разница ещё заметней – 65% проголосовавших за выход выступают против подобной политики, а 86% сторонников ЕС её одобряют. По данным другого анализа (его опубликовала ВВС после референдума), одним из самых точных индикаторов того, что человек проголосовал за Брексит, является поддержка им идеи смертной казни.

В Америке, по данным опросов, индикатором позитивного отношения к Трампу, причём даже более важным, чем возраст и уровень образования, является пол избирателя. В начале октября, когда по общему уровню поддержки Трамп лишь на несколько пунктов отставал от Клинтон, был проведён опрос Washington Post/ABC с целью сравнить намерения избирателей на предстоящих выборах с результатами выборов 2012 года. Выяснилось, что белые мужчины не просто поддерживают Трампа с отрывом в 40 процентных пунктов, но и что уровень их поддержки Трампа на 13 пунктов выше, чем наблюдалось у Митта Ромни, кандидата от республиканцев, в 2012 году.

Белые женщины, напротив, с небольшим перевесом поддерживают Клинтон, при этом их поддержка республиканцев сократилась на 15 процентных пунктов. Среди избирателей без высшего образования гендерные различия даже сильнее: недостаточно образованные белые мужчины поддерживают Трампа с перевесом в 60%, их поддержка республиканцев выросла на 28 процентных пунктов, а женщины из этой категории снизили поддержку республиканцев на десять процентных пунктов, хотя в целом с незначительным перевесом они отдают предпочтение Трампу.

Получается, что конфликты, которые обычно объясняют экономическим недовольством и глобализацией, на самом деле являются новыми битвами в культурных войнах, раскалывающих общества западных стран с конца 1960-х годов. При этом основная роль экономики сводится к тому, что финансовый кризис 2008 года создал условия для политической контратаки пожилых и более консервативных избирателей, которые длительное время проигрывали в культурной войне по поводу расовой, половой и социальной идентичности.

Доминирование рыночной идеологии накануне кризиса привело к тому, что множество спорных социальных изменений (начиная от роста неравенства в доходах и усиления конкуренции в зарплатах до расширения гендерного равенства и политики позитивной дискриминации) произошло практически без возражений. «Прогрессивный» социальный либерализм и «консервативная» рыночная экономика оказались двумя сторонами одной монеты. Но когда рыночный экономический либерализм потерпел крах во время кризиса 2008 года, политические возражения против политики социального либерализма больше нельзя было отвергать, ссылаясь на некие объективные экономические законы.

Впрочем, даже если социальные перемены больше нельзя оправдывать тем, что это необходимое условие экономического прогресса, маловероятно, что демократические страны начнут теперь голосовать за восстановление тех социальных условий, которые существовали до расцвета экономического либерализма и глобализации. Расовое и гендерное равенство поддерживается сейчас явным большинством в США, Британии и многих европейских странах. Даже таким, казалось бы, популярным мерам, как, например, торговый протекционизм и строгий иммиграционный контроль, редко удаётся получить более 30-40% поддержки в опросах. Почему же тогда Брексит победил, и почему всё ещё возможно, что следующим президентом США станет Дональд Трамп?

И Брексит, и Трамп черпают силу из нестабильного альянса двух очень разных, даже противоречащих друг другу, движений. Основная масса их сторонников действительно принадлежит к числу социальных консерваторов, выступающих за политику протекционизма и желающих отмены всех социальных перемен, которые начались в конце 1960-х годов.

«Вернуть контроль» и «Я хочу вернуть мою страну» – такими оказались одни из самых эффективных лозунгов в кампаниях за Брексит и за Трампа. Но социальные консерваторы, вдохновляемые подобными атавистическими, авторитарными идеями, не являются большинством ни в одной западной стране. Сам по себе социальный консерватизм не в состоянии мобилизовать более 30-40% избирателей. Для получения большинства социально-консервативным сторонникам протекционизма пришлось объединиться с остатками движения сторонников политики laissez faire Тэтчер-Рейгана (то есть политики минимального вмешательства государства в экономику). Они возмущены интервенционистскими методами госуправления экономикой в период после 2008 года и хотят усиления конкуренции, дерегулирования и глобализации, которой так недовольны социальные консерваторы.

Этот нестабильный политический союз сейчас разваливается в США, как, впрочем, и в Британии, где правительство премьер-министра Терезы Мэй оказалось расколото между идеологическими националистами и экономическими либералами. Если американские выборы 8 ноября подтвердят неудачу попытки Трампа объединить социал-консерваторов с экономическими либералами в победную коалицию, аналогичная дезинтеграция, видимо, наступит и в среде остальных европейских популистов.

В этом случае голосование за Брексит начнёт выглядеть как аберрация, ошибка. Окажется, что это не начало новой мощной волны национализма, протекционизма и деглобализации, а конец контратаки на сторонников социального авторитаризма с рыночными либералами, выступающими за политику laissez faire. Это будет последний вздох стареющего поколения, которое пытается навязать свой ностальгический провинциализм всё более космополитичному молодому поколению.

Анатоль Калетский – главный экономист и сопредседатель Gavekal Dragonomics, автор книги «Капитализм 4.0: Рождение новой экономики».

Copyright: Project Syndicate, 2016.
www.project-syndicate.org