, 
В Европу пришли политики нового типа
Премьер-министр Великобритании Тереза Мэй, Президент Франции Эммануэль Макрон и Канцлер Германии Ангела Меркель во многом отличаются друг от друга. Мэй неожиданно вступила в должность в прошлом году, после Брексит голосования, после того, как ее предшественник Дэвид Кэмерон подал в отставку. У Макрона еще меньше опыта: президентство, которое он только взял на себя в прошлом месяце, является его первой выборной должностью. И только Меркель служит в качестве канцлера с 2005 года.
Все они формируют новый тип политики, чтобы восполнить пробел, оставленный в результате снижения влияния традиционных политических партий.
Но у этих трех европейских лидеров также много общего. Все они занимают относительно сильные позиции внутри своих стран. Безусловно, Мэй и Меркель, по всей видимости, выиграют всеобщие выборы своих стран на этой неделе и в сентябре, соответственно, а Макрон добился решающей победы во Франции. Что еще более важно, все они формируют новый тип политики, чтобы восполнить пробел, оставленный в результате снижения влияния традиционных политических партий.
Новая политическая парадигма основана на своего рода центристском популизме, который сочетает поддержку глобализации со здоровой дозой социальной защиты и щедрой щепоткой патриотизма. И это очень личное. Мэй однозначно является основным фактором привлекательности на Британских выборах, а ее разделенная Консервативная партия в настоящее время умаляет свое имя. Меркель также стала центральной фигурой в меняющейся партии Христианско-Демократического союза, которой не хватает альтернативных лидеров. Макрон создал свою собственную партию.
Эта особая политическая революция в значительной степени упускалась комментаторами, которые, как правило, неправильно истолковывали слабость традиционных партий, особенно левоцентристских, как фундаментальную угрозу демократии. Подъем правого и нелиберального популизма, за последний год практически в каждой крупной индустриальной стране, усилил это восприятие.
Но волна правых популистов теперь может отойти, доказав, что она менее заразна и в меньшей степени интернационализируема, чем многие ожидали.
Но волна правых популистов теперь может отойти, доказав, что она менее заразна и в меньшей степени интернационализируема, чем многие ожидали. Объяснение, вероятно, частично лежит на опыте Соединенных Штатов после избрания Дональда Трампа в качестве своего президента - опыт, который, по-видимому, мало заинтересовал европейцев, в качестве примера для подражания.
На самом деле, Европейские националисты, поддерживающие Трампа, Герт Вилдерс в Нидерландах и Мари Ле Пен во Франции, привлекли гораздо меньше голосов, чем предполагали опросы общественного мнения. Это говорит о том, что Европейцы не хотят идти на политические крайности, поскольку они разочарованны данным видом политического поведения.
Во второй половине двадцатого столетия в большинстве развитых стран сложилась стабильная модель, с чередующейся властью между право – и левоцентристскими партиями. Партии, возможно и выглядели как непримиримые соперники, но они были схожи в том, что не прибегали к крайностям, а боролись за политический центр. Например, их фискальная политика привнесла некоторое перераспределение, но ничего слишком радикального ни для одной из сторон.
Однако, к 1990-м годам эта динамика была напряжена влиянием глобализации и страхом избирателей перед потерей рабочих мест из-за более дешевой рабочей силы из-за рубежа. В ответ на проблемы, вызванные большей экономической открытостью, левые партии связывали глобализацию с либеральными позициями по социальным вопросам.
Но эта обновленная форма социал-демократии, названная в Соединенном Королевстве “Новый Лейборизм”, мало что предложила традиционным основным избирателям левоцентристских партий, которые начали искать альтернативы, как это сделали некоторые из их правоцентристских коллег. Тем не менее, теперь это кажется очевидным, они не обязательно стремились к радикальному подходу. В конце концов, когда была предложена новая версия умеренной политики, многие ее приняли.
Новый центристский политический микс восходит к временам, предшествовавшим гиперглобализации. Действительно, так как Мэй, Меркель и Макрон перестраивают политику в своих странах, все они решительно придерживаются национальной традиции.
Новый центристский политический микс восходит к временам, предшествовавшим гиперглобализации. Действительно, так как Мэй, Меркель и Макрон перестраивают политику в своих странах, все они решительно придерживаются национальной традиции.
Например, консервативный отказ Мэй от крайнего экономического либерализма как “беспрепятственных свободных рынков” и “эгоистического индивидуализма”, напоминает традиционный Британский патернализм. Ее обещания улучшить систему здравоохранения, обуздать непомерные пакеты вознаграждения топ-менеджеров и предоставить больше социального жилья (которое затем могут приобрести квартиросъемщики), выглядят до боли знакомыми, даже старомодными (особенно если рассматривать их вместе с ее обещанием разрешить Парламенту проголосовать за отмену почти двадцатилетнего запрета охоты на лис).
Макрон представляет другую традицию, глубоко укоренившуюся во Французской национальной психике, но сильно проигравшую на недавних президентских выборах. Он фокусируется на Французской традиции, как современной и динамичной стране с высококвалифицированными инженерными школами и престижными инфраструктурными проектами. Французский президент больше всего напоминает Валери Жискар д'Эстена, который также пытался стилизовать себя не как голлист, а как модернизатор, который (буквально) ускорил бы темп национального гимна.
Меркель традиционна по-немецки: она сознательно отдает предпочтение прагматичным действиям, а не идеологии. Она больше всего, среди канцлеров Германии, похожа на коллегу Жискара, социал-демократа Хельмута Шмидта, который также порвал со своей партией и предпочел управление и компетентность.
Мэй изображается как единственный человек, которому можно доверить переговоры по Брексит. Макрон однозначно подходит для работы с Германией и Европейским союзом. На Меркель всегда можно положиться.
На самом деле, обещание индивидуальной компетентности является критическим элементом этой новой Европейской политики. Мэй изображается как единственный человек, которому можно доверить переговоры по Брексит. Макрон однозначно подходит для работы с Германией и Европейским союзом. На Меркель всегда можно положиться.
Но вызовы, с которыми столкнулись Мэй, Макрон и Меркель, будут непростыми даже для самого компетентного лидера. Они начинаются с переговоров по Брекситу, а для Франции и Германии продолжаются в сложных реформах по еврозоне и ЕС. В то время как Брексит, устраняя из ЕС страну с антиинтеграционной силой, может дать больший импульс Франко-Германскому сотрудничеству, он не сделает ничего для устранения многих серьезных препятствий на пути прогресса.
Реальность такова, что новая политика, охватившая три крупные Европейские страны, остается в целом хрупкой. Ей не хватает институциональной поддержки в виде сильной политической партии, которую она может быть неспособна приобрести, учитывая ее сосредоточенность на героических лидерах. Также, учитывая сочетание сложных повесток и больших надежд, эти лидеры могут потерпеть неудачу. Политический центр Европы, который сегодня мастерски пользуется волной доверия, может неожиданно оказаться ни с чем.
Гарольд Джеймс, профессор истории и международных отношений Принстонского университета, а также старший научный сотрудник Центра международных управленческих инноваций.
Copyright: Project Syndicate, 2017.
www.project-syndicate.org
