, 
Умерла идеолог легализации абортов Симона Вейль
На прошлой неделе умерла Симона Вейль, европейский политик, изменившая жизнь французских женщин.
У меня всегда перед глазами её портрет. Это чёрно-белое фото, сделанное перед мемориалом неизвестному еврейскому мученику в Париже в сентябре 1979 года, в период между Рош ха-Шаном и Йом-Киппуром, называемый также «Днями трепета». Молодой мужчина с непокрытой головой произносит с трибуны речь памяти тех, кто погиб во время Холокоста. Симона Вейль стоит в первом ряду, это симпатичная женщина, глубоко задумавшаяся о чём-то, но, тем не менее, слушающая очень внимательно. Она скептична, строга, недоверчива, насторожена. Позднее она скажет молодому человеку тоном мягкого упрёка: «Слишком много лирики».
За несколько лет до этого, в 1974 году, она выступила во французском парламенте с речью, которая изменила жизнь французских женщин и стала таким же символом президентства Валери Жискар д’Эстена, как отмена смертной казни стала символом президентства преемника Жискара – Франсуа Миттерана. Тогда, защищая легализацию абортов, она была похожа на Роми Шнайдер из фильма Орсона Уэллса «Процесс», решительно настроенная и в то же время смущённая. В её словах гром сочетался с бездонной меланхолией. Может быть, она и не плакала после этого выступления, но я не сомневаюсь, что она пережила тот момент, который христианский теолог Дунс Скот называл «предельным одиночеством».
Её уважали, прославляли и восхищались во всей Европе, хотя при этом она жила как безбилетник в эпоху, которую никогда полностью не одобряла
Парадоксальным образом её уважали, прославляли и восхищались во всей Европе, хотя при этом она жила как безбилетник в эпоху, которую никогда полностью не одобряла. Загадка для своих современников, всегда немного отстранённая, но настолько честная перед самой собой, насколько это вообще возможно человеку. Она знала своё призвание, направление судьбы, а также силу своего желания (которое было для неё непоколебимым) покончить с тем, что она назвала – во время демонстрации в Париже в поддержку жертв взрыва синагоги на улице Коперника в 1980 году – «еврейской дезинтеграцией».
Каким может быть человек, которого депортируют в Освенцим спустя всего несколько дней после получения степени бакалавра и который пережил немыслимое, посмотрев смерти прямо в глаза? Можете ли вы делать что-либо иное, кроме как сохранять дистанцию, если вы пережили в полной мере и катастрофу, и чудо?
Ничто так не злило Вейль, как неизменный рефрен о том, что о Холокосте невозможно говорить. Этим пытались объяснить молчание тех, кто его пережил. Нет! – настаивала она. Иметь возможность говорить – это именно то, чего на самом деле просят эти жертвы!
Но люди не хотели её слушать. Вопреки сложившимся клише, что сначала была память, а потом память постепенно стёрлась, и ей на смену пришло забвение, она была уверена, что для поколения, выжившего в концлагерях, забвение наступило сразу. Память надо было создавать, укреплять и защищать от зыбучих песков банальности и отрицания.
Дискомфорт, который она ощущала, когда, будучи министром, пыталась поднять этот вопрос, был реален и слишком очевиден. А что она могла подумать, когда на торжественном приёме её однажды спросили, почему у неё на руке татуировка с номерком из гардероба?
Мы поспорили однажды. Это было в 1993 году, когда я привёз Миттерану послание от боснийского президента Алии Изетбеговича, в котором он сравнил Сараево с варшавским гетто. Вскоре после этого я организовал встречу Изетбеговича с президентом Франции в Париже. Накануне этой встречи Вейль, Изетбегович, несколько друзей из Боснии и я обедали вместе на втором этаже ресторана Brasserie Lipp в Париже. Она не смягчала слов: «Сравнения могут вводить в заблуждение; какой бы ужасной ни была ситуация в Боснии, вы никому не поможете, сравнив её с несравнимыми страданиями евреев». Изетбегович слушал, кивал и, что удивительно, казалось, согласился.
Она была одновременно властной и мягкой, вспыльчивой и уступчивой.
В её защиту надо сказать, что никто так точно, как она, не описал своеобразие Холокоста. Она говорила, что это было преступление без следов (нигде и никогда не было никаких письменных приказов или официальных директив), без могил (её отец, брат и мать превратились в дым и пепел, оставшись только в её памяти, а затем в автобиографической книге), без руин (Освенцим, когда она вернулась туда многие годы спустя, был спокоен, нейтрализован, зачищен), без исхода (жители Сараево, Руанды и Камбоджи могли, по крайней мере теоретически, бежать, в том время как суть Холокоста была в том, что весь мир превратился в ловушку); и, наконец, без рассудка (оказавшись перед выбором, какой отправить поезд – с войсками на фронт или с евреями в печки, – нацисты всегда выбирали второй вариант).
А дальше, конечно, был вопрос Европы. После войны существовало два варианта ответа. Ответ философа и музыковеда Владимира Янкелевича: онтологическая виновность Германии, неизлечимая порча немецкого языка Гитлером, клятвенное обещание никогда не иметь ничего общего с немецкой культурой и народом. И был ответ Симоны Вейль: никакой коллективной виновности; немецкий язык – это язык не только нацизма, но и антифашизма; вера в то, что с опорой на Францию и Германию, осудивших своих призраков, Европа возможна.
Мир, как сказал сто лет назад французский философ Гастон Башляр, можно сузить до нескольких копирайтов
Мир, как сказал сто лет назад французский философ Гастон Башляр, можно сузить до нескольких копирайтов. Относительность Эйнштейна. Сомнение Декарта. Смех Бергсона. Ад Данте. А сегодня: Европа Симоны Вейль. Попробуйте, как я, найти другого человека, которому подходит имя Принцесса Европа. Лишь она одна приходит на ум.
Последний раз я разговаривал с Симоной десять лет назад, когда имел честь вручить ей премию Скопуса Еврейского университета в Иерусалиме. Её сопровождали муж, Антуан, и сыновья, Жан и Пьер-Франсуа. Он была уставшей, но энергичной. Взволнованной, но свободной от ностальгии. В своей речи, прославлявшей мир, науку и закон, она, перефразировав философа Мартина Хайдеггера, сказала, что «лишь слово может нас спасти».
Бернар-Анри Леви – один из основателей движения “Nouveaux Philosophes” (Новые философы), автор книг «В тёмные времена: Против нового варварства», «Американское головокружение: Путешествие по Америке по следам Токвиля», «Гений иудаизма».
Copyright: Project Syndicate, 2017.
www.project-syndicate.org
