, 
Скоро кончится лето
Так пел в одном из своих песен Виктор Цой. Прошел ровно 21 год с момента, когда нелепая автомобильная авария оборвала жизнь кумира миллионов. Многие скажут, что он ушел, так и не успев сказать главного. Я так не думаю, хотя, как большинство своих современников, тяжело переживал эту утрату. Цой поднял с колен целое поколение, заставил критически взглянуть на самих себя и окружающий мир. И… перевернул наше сознание. В этом состояла его миссия, которую он выбрал сам, а может, выбрали его. Увы, об этом остается лишь догадываться.
Да, как и сегодняшняя, молодежь 1980-х и 1990-х тоже увлекало все западное: мы любили одеваться, как они, ходить, как они, танцевать, как они. Но все-таки мы были другие. Это было в нас, это жило в нас. Цой только разбудил давно забытое чувство собственного достоинства, честь, совесть. И в один прекрасный момент по подворотням и скверам, на «Арбате» и «Бродвее» мы напевали уже не «Битлз» или «Роллинг Стоунз», а, подражая зычному голосу Цоя, пели его «Алюминиевые огурцы» и «Мама, мы все тяжело больны». Пели и дружили, пели и любили, пели и тосковали по временам, когда «Дальше действовать будем мы». И мы действовали, во всяком случае, пытались что-то изменить: создавали движения, пикетировали здание Верховного Совета, до хрипоты спорили в пивных и общежитиях о высоком и вечном. Прошло время. Мир стал другой. Страсти поутихли, и бурная река, преодолев пороги 1990-х, вошла в спокойное русло. Кому-то показалось, что «прекрасное далеко» наступило, кому-то нет. Тем, кого по истечении лет стало коробить другое известное откровение: «Но оказалось, нас обманули».
Сегодня, оборачиваясь назад, принято считать, что, мол, конец тоталитарного режима СССР предвосхитил Михаил Горбачев со своими лозунгами о «перестройке», «новом мышлении», «гласности» и прочем. Так оно, да не так. Ибо власти имущие по определению не способны разрушить систему, взрастившую их самих. Ибо на самом деле Горбачев ничего нового не сделал. Он лишь пытался адаптировать загнивающую систему под реальность, которая уходила из-под ног. Иначе бы тот, кому нынче рукоплещут на Западе, не стал отдавать приказ расстреливать безоружную молодежь в Таллине, давить танками демонстрантов в Тбилиси, забивать студентов и школьников саперными лопатками в Алма-Ате. Иначе бы не стал чинить расправу над вольнодумцами. А подлинными вершителями истории были Цой и ему подобные.
Прошел 21 год с момента ухода бунтаря со сцены. Однако по сей день на стенах домов и заборах появляются надписи «Цой жив». Их закрашивают, белят, но надписи появляются вновь и вновь. Что самое любопытное, делают это не ребята тех самых 1980-х и 1990-х — они давно остепенились, обросли семьями и пивными животами, кто смирился, кто разуверился и сник. Магические буквы на стенах упорно выводят сегодняшние подростки. Впрочем, они тоже не правы. Потому как, к великому огорчению, «Цой мертв». Мертв дух его песен. Нет, их по-прежнему поют, ими по-прежнему восхищаются, но, скорее, ностальгии ради. А еще скорее, за дефицитом свежего воздуха, прибегая к ним, как к помощи кислородной подушки. «Цой мертв», потому как он — герой вчерашнего дня, и любые потуги сотворить из него сегодняшний идол обречены на провал.
«Скоро кончится лето», — пел в одной из своих песен Виктор Цой. Вот и очередной, 21-й без него сезон отпусков сменится листопадом и проливными осенними дождями. Дождями, которые вновь напомнят о главном, как пел уже Юрий Шевчук. Страна погрузится в каждодневную рутину, а с ней — и в суету политической жизни. Наступит пора, с которой привычное положение вещей иногда круто меняется, особенно когда для этого назревают необходимые предпосылки, когда приходит понимание, что дальше так нельзя. Тогда на сцене и появляются знаковые персонажи, подобные Виктору Цою, которых пока никто не знает. Но это не значит, что их нет.
