, 
Александр Корсантия: «Талантливые люди не должны покидать свою родину»
Собеседник ректора Государственной консерватории им. Курмангазы Жании Аубакировой в рамках проекта «Культурная мозаика» лауреат международных конкурсов, член жюри 8 международного конкурса пианистов Александр Корсантия.
- Вы уехали в Америку в 90-ые годы. Удается ли поддерживать связь с родной Грузией?
- Период с 1992 по 1994 оказался самым сложным. Это были первые годы свободы, а первые годы свободы никогда не даются легко. У меня два дома: в Грузии, где живут мои родители и где я родился, и в Америке, где я живу. Так бывает. Я люблю Америку в том числе и за то, что родину она не заменит и не претендует на это. Я живу в Бостоне, потому что там находятся консерватория Новой Англии, где я преподаю.
- Это известный образовательный центр. Как известность влияет на то, как развивается консерватория New England?
- Посещаемость концертов в Бостоне замечательная. Как в хорошие старые времена. Там видно и слышно, что люди действительно увлечены и что им интересно. До Бостона мы жили в Ванкувере. Там прекрасная консерватория при университете Британской Колумбии, было прекрасное профессорское место, ученики и мы никуда не хотели уезжать. Просто потом поступил звонок из New England с приглашением. Мы стали думать. Нашему сыну было 14. И мы хотели, чтобы свой период взросления он провел в таком месте, как Бостон. Это был большой фактор.
- Как вы взаимодействуете сейчас с Грузией?
- Один из важнейших для меня вопросов это - отток талантов из Грузии и, к сожалению, зачастую необратимый. Я мечтаю о том, что были бы выдуманы и осуществлены какие-то системы для удержания граждан Грузии. Мы должны что-то сделать, чтобы таланты не покидали свою родину. Я считаю, что это более важно, чем сельское хозяйство или другие жизненно важные элементы.
- Чем экономика?
- Увы, но положение культуры зависит от развития экономики. Что может делать министерство культуры в отрыве от министерства финансов?
И никогда не бывает, что культуре достаточно выделяется средств. Все мы живем в недофинансировании. Это наша природа. И от этого тоже зависит процент уезжающих. У нас, например, не так много уезжает музыкантов. Но если уезжают, то остаются. А другие специальности уезжают и возвращаются, даже если они там востребованы. Удивительно. Видимо, есть какие-то мотивы. И не столько и только патриотические. Например, в Корею очень многие уехавшие возвращаются обратно. И дело не только в зарплатах. Это зависит от многих факторов. Нужно создать инфраструктуру интереса к культуре.
- Как я понимаю, Вас это очень волнует и Вы предпринимаете какие-то личные усилия, чтобы решить эту проблему?
- Я просто сам очень часто приезжаю в Грузию. В течении шести лет я был директором фестиваля в Грузии и сейчас продолжаю быть советником этого фестиваля. Пытаюсь преподавать и, если время позволяет, быть жюри на конкурсах. Много общаюсь с коллегами, потому что сейчас многое зависит от личных контактов и понимания друг друга.
- Расскажите, пожалуйста, к какой школе вы себя причисляете?
- Безусловно, к русской школе и это именно игумновская ветвь, потому что мой педагог воспитал новую молодежь и был в состоянии оказывать моральное воздействие. Я очень благодарен судьбе за шанс у него учиться, поэтому в свое время решил остаться в Тбилиси в его классе. Я уверен, что я многое потерял, когда не поехал учиться в Москву, но также я многое обрел.
- Мир сейчас так глобализовался, и музыканты не исключение. Понятие «русская школа» распространилось очень сильно. Что такое фортепиано и мировой процесс в общих чертах?
- Внутри русской школы есть несколько разных течений и, помимо них, есть и другие школы. И я наблюдаю процесс их объединения. Иногда хаотичный. Но не люблю делать выводы, потому не верю в ярлыки.
- Что такое современный пианист, музыкант? Что он хочет, о чем он думает? Как он развивается?
- Мы должны построить как можно лучше подробный параллельный мир. Этот процесс обязателен. Потом этот мир меняется. Каждое произведение несет ворота, которые мы должны открыть. И в эти ворота мы должны втягивать в наших зрителей.
- Вы можете утверждать, что в этом мире вы испытываете большее количество и качество эмоций? Состояния, которые не встречается в обычной жизни?
- В этом я путаюсь. Не вижу грани. Как хорошо жить одной ногой в одном мире, а другой – в другом.
- Я помню, как в Штатах поняла, какая у музыкантов маленькая разница между полной обездоленностью и колоссальным успехом. Они рядом. Расскажите про ваши последние минуты перед выходом на сцену. Я до сих пор ужасно боюсь.
- Я тоже. Все по-разному реагируют. Все мы разные. С самых начальных пор у нас в задней части мозжечка формируются разные процессы. У нас есть интересный процесс работы над собой. Потому что мы знаем, что на нас смотрят сотни глаз и слушают сотни ушей. В детстве я не хотел уходить со сцены. Мама меня буквально выдирала.
- Расскажите про интересные встречи, которые запали вам в сердце на всю жизнь.
- Это было года три-четыре назад. В рамках фестивалях мы поехали в деревню. Зашли в церковь, а я совершенно не религиозный человек. И вдруг я почувствовал отсутствие эго. Это был молодой человек. Это было самая яркая встреча в моей жизни.
- Что такое отсутствие эго?
- Не знаю. Но я верю, что есть вещи, которые мы никогда не постигнем. Бацилла музыки есть и она очень мощная. Она проникает всюду. Хочется, чтобы она была везде. Будем всю жизнь ее распространять.
