, 
После 50 - возраст счастья
Джим Флинк проработал более 20 лет в новостной журналистике на телевидении. В один прекрасный день, когда ему перевалило за 50 лет, Джим бросил успешную звездную карьеру телевизионного диктора, и ушел, по сути, в никуда.
На этой неделе в Алматы завершается очередной тренинг по мультимедийной журналистике. Тренерами самого длинного курса в истории школы iMedia традиционно стали американские профессора и эксперты, а также отечественные специалисты в сфере медиа.
На завершающем, четвертом модуле, Джим Флинк - преподаватель кафедры стратегических коммуникаций в Институте журналистики Рейнолдса при Школе журналистики Университета Миссури, говорит о том, как зарабатывать в современной журналистике. Уроки маркетинга оказались и сложными, и занимательными
«Я от всего отказался, и в 50 лет у меня начался новый этап жизни, ведь все кругом менялось, люди все меньше смотрели телевизор и новости. Настали времена кардинальных перемен – говорит Джим Флинк, - Если раньше признаками успеха были такие качества как возраст, знания, опыт, то сегодня все это не имело значения. Я был выброшен волной времени в старт-апы, которые начинаются на пустом месте».
В 2014 году Джим Флинк запустил свой первый старт-ап по разработке мобильных приложений. Это были приложения для создания видео-контента для айпадов. Первый успех в этой сфере привлек и первых международных партнеров.
Группа казахстанских журналистов из разных регионов страны в течение этого заключительного модуля делала съемки на мобильные телефоны, училась монтировать видео в графических приложениях, делать удачные кадры. Одним словом, зарабатывать с помощью того, что всегда находится под рукой.
Главный посыл, который Джим Флинк все эти дни тренинга пытался донести, состоял в том, что в любом возрасте, с любым опытом профессионал должен меняться и развиваться соответственно с вызовами времени, потому что иначе вы теряете свою ценность. А значит, будете выброшены на «свалку» жизни.
Именно поэтому, в США сегодня меняется система образования, и журналистов учат не только классической журналистике, но и бизнесу.
- Джим, вы говорили о том, что ваш университет Миссури гордится тем, что вы учите своих студентов предугадывать будущее, делать на этом деньги, и становиться более ценными в своей области. Но лет пятнадцать назад во время моих командировок в Европу, мне приходилось часто слышать, что журналистике невозможно научить, нет смысла открывать факультеты журналистики, что в эту профессию приходят уже состоявшиеся в других профессиях люди. Получается, что сегодня настала новая эра в журналистике, или это специфика Америки?
- Я думаю, что это зависит от места расположения. К примеру, в Австралии очень много школ, университетов, департаментов журналистики. В Великобритании более классический подход, они считают, что глубокое классическое гуманитарное образование снабжает человека тем же критическим мышлением, которое ему нужно, для того, чтобы быть журналистом. И даже у нас в университете каждый год идет спор – журналистика – это ремесло или это профессия?
Может быть, ремеслу журналистики можно научиться где-то снаружи, но само образование как журналиста, должно вестись в университете. Мы пытаемся охватить и тот, и другой аспект в своем стиле обучения. Мы все-таки считаем, что журналистика – это профессия.
- В советское время была популярна фраза, что журналист – это цепной, или сторожевой пёс демократии. Что сегодня происходит? Мы перестали сторожить демократию?
- Это зависит от того, кому вы задаете вопрос. При помощи инструментов, которые вам давал на предыдущем модуле Дэвид Херцог (американский тренер по дате-журналистике – Б.С.), учитывая то, что сегодня есть доступ к данным, плюс то, что в США есть закон о гарантированном доступе к информации, которые сегодня некоторые политики пытаются нарушить, некоторые журналисты все еще считают себя сторожевыми псами демократии. Да, действительно, они это делают, они в это верят, они делают свою работу.
Но, если задать этот вопрос широкой общественности, учитывая сегодняшний уровень недоверия к журналистике в целом, вероятно, общественность считает, что журналисты уже не так хорошо справляются со своей задачей сторожевого пса. А, может быть, и перестали быть таковыми.
- Джим, а что сегодня происходит, или, что может ожидать в будущем журналистов старше 50-ти лет, которые прошли старую школу журналистики, могут только писать или работать телевизионными журналистами, и не обладают всеми инструментами новой мультимедийной журналистики. У меня сложилось впечатление за эти дни, что я просто не потяну все это новое в силу своего возраста.
- Надо задать себе вопрос – а насколько вам это надо уметь делать? Потому что у вас и так есть какая-то экстремально важная ценность. Завтра мы будем обсуждать ключевые или ядровые компетенции, которые у нас есть, уникальное ценностное предложение. Я думаю, что журналисты старше 50-ти лет, должны понимать, в чем их ценность, и куда они могут встроиться с этой ценностью. И второе, важно понимать, чему они хотят учиться. Не обязательно быть специалистом в современной журналистике, контентным маркетологом, технологом, или футурологом… Просто надо понять, какова ваша ключевая компетенция, найти партнера, который готов взять вашу ключевую компетенцию, встроить ее в бизнес-модель, и продолжать оставаться эффективным, и заниматься тем, что вы умеете делать лучше всего.
Для меня это отношение любви и ненависти, потому что я люблю, восхищаюсь новым технологическим прорывом, но я не хочу их учить, и я не хочу понимать, как они работают. Я просто хочу понять, куда они идут, и этому обучать своих студентов.
Это такое танго, которое я каждый раз танцую, это новая тема, я хочу создать по ней новый обучающий курс. Я не собираюсь стать экспертом, я просто хочу понять по какому проспекту двигается эта тема, и чему я должен учить своих студентов, чтобы они были успешными в этой теме. Выбрать тему, понять последствия этой темы, довести ее до других, и не брать на себя ее реализацию.
- Вы знаете, у меня такое ощущение, что все эти гаджеты, и приборы, которыми мы управляем простым нажатием кнопки, ведут людей к слабоумию. Человек перестает думать. Вы можете не готовить пищу, а заказать на дом по мобильному телефону... И таких примеров много. Мне кажется, что обратная сторона технической революции – это всеобщая лень и тупость.
- Наверно, я частично, соглашусь с вами. Но хочу сказать, что у каждой технологии есть свой жизненный цикл. Сначала у вас ожидания, происходит пик, а потом происходит разрушение иллюзий и разочарование. Я думаю, существует такая вещь, как самокоррекция – как только что-то новое появляется, все очарованы, все думают, какая классная вещь, сколько вещей она решает. Но в следующий момент вы понимаете, что она не такая классная, и вы возвращаетесь к нормальному состоянию. Я не могу не согласиться с вами, действительно, есть в целом снижение интеллектуальных способностей…
- Когда я узнала, что сегодня технологии позволяют в поисковиках использовать только ваш голос, мне стало страшно – скоро поколение юных совсем перестанет писать и читать…
- Может и правда голосовое управление может привести к потере грамотности. Я хочу рассказать одну забавную историю.
Однажды, мне довелось выступать перед группой иностранных студентов с лекцией о современных тенденциях, новых технологиях, виртуальной реальности и пр. Я рассказывал все это в течение 30 минут, давал им какие-то футурологические выкладки. Оказалось, что все эти ребята из Сирии. У них настолько вся инфраструктура разрушена, что они до сих пор печатают… на печатных станках. За минуту до этого я был весь такой крутой, и в момент вся спесь с меня сошла на нет.
- Я была в Японии 14 лет назад, и видела технологии, которых у нас до сих пор нет, и, скорее всего, не будет. Возможно, я не права, но с развитием технологий уровень неудовлетворенности жизнью, количество самоубийств, в частности, в Японии, не уменьшается. Огромное количество людей живет в постоянной депрессии, тот же «офисный планктон». То, есть, это некая оборотная сторона технического прогресса…
- Вообще, существуют исследования, которые на 100 процентов подтверждают, что технологии дают нам что-то хорошее в будущем, и, одновременно с этим, что-то у нас отбирают.
- В последнее время казахстанские журналисты в попытках собрать просмотры, пишут на «желтые» темы, в ущерб качеству материала. Как соблюсти баланс между качеством, желанием быстро собрать аудиторию, и заработать?
- Мы все прошли через такие стадии: журналисты писали за деньги, потом была «желтая» журналистика, таблоиды. Мы все это прожили, и, я боюсь, придется пройти еще, до тех пор, пока люди не будут готовы платить за хорошую качественную журналистику. Нам придется писать на какие-то темы, которые, возможно, нас не очень радуют, но могут поддержать нашу другую сторону – нашу качественную журналистику.
- Насколько в Америке широк сегмент серьезной журналистики? За счет чего они выживают?
- На самом деле, наступление фейковых новостей на журналистку подтолкнуло людей навстречу журналистике. New York Times и Washington Post только выиграли от этого сдвига парадигмы. Маленькие региональные компании как-то выживают, крупные выживают, а вот средние – такие как Chicago News – не очень выживают. Им не так просто сегодня, им приходится искать выходы, чтобы писать и на серьезные темы.
- Пятнадцать лет назад, когда я была в США, и посещала разные штаты, пришла к выводу, что у нас есть нечто общее – в крупных городах кипит жизнь, журналистам есть о чем писать, а в провинции самая горячая новость из серии – сосед соседа лопатой по голове стукнул. Все остальные новости и материалы они берут из центральной прессы. Что-то в этом направлении меняется в США?
- Ситуация ухудшилась. Происходит истребление маленьких региональных газет, крупные компании покупают их одну за другой, якобы в целях централизации. Но в результате количество сотрудников в редакциях сокращается, журналисты стали менее активными. Все стало хуже намного.
- Командная работа журналистов – это, на мой взгляд, логичное следствие конвергенности в сфере сбора информации. А современные мультимедийные возможности и вовсе стирают некое авторство того или иного материала. Насколько важно сегодня имя журналиста – для него самого, и для его потенциальной аудитории?
- Я думаю, что икон журналистики, как было раньше, больше нет. Поскольку мы раньше жили в модели дефицита, их было мало, и тех, кого мы выбирали в качестве лучших, мы поднимали на такую высоту, и на них ориентировались. И поэтому было важно имя, репутация. Сейчас сама экосистема не предполагает наличие каких-то икон, больше командной работы. По мере того, как уходит эта нехватка, уходит и эта тайна, волшебство. Эти люди были редакторами, колумнистами, были востребованы. Сегодня такого нет. Мы по-другому все измеряем сейчас. Я думаю, мы перестали измерять уровнем почитания, восхищения. Но, тем не менее, и сегодня есть легенды журналистики, и мы их также уважаем, как легенд журналистики тогда. Просто мы их по-другому измеряем. Критерии легендности стали немного другие.
- Джим, где вы видите себя через пять лет?
- Отличный вопрос! Может быть, я буду делать тоже, что и сейчас, потому что у меня есть полная свобода. Возможно, я не очень много денег зарабатываю, зато я свободный! Для меня это на нынешней стадии жизни самое важное – иметь свободу создать свой собственный курс, свободу решать, чем я буду заниматься, свободу сесть на самолет и улететь куда-нибудь, пойти на футбольный матч своего сына. Я не думаю, что найду другую работу, которой я хотел бы заниматься с таким же желанием.
