, 
Готовы ли школы Казахстана к инклюзивности?
Exclusive.kz продолжает тему инклюзивного образования в средних школах Казахстана. Идея учить особенных детей в обычных школах, казалось бы, хороша и гуманна. Но все ли так просто. О том, какие проблемы необходимо решать государству, родителям, учителям, чтобы правильно воплотить идею размышляет один из самых известных мажилисменов Ирина Смирнова.
- Ирина Владимировна, как давно в Казахстане заговорили об инклюзивном образовании? Как законодательно регулируется положение об инклюзивном образовании?
- Об инклюзивном образовании давно, а применять активно начали лет шесть назад. Еще с постсоветских времен повелось так, что дети с особенностями развития находились в закрытых интернатах. Общество в целом не предполагало, что такие дети вообще есть, если это лично не касалось кого-то. И когда мы впервые оказались за рубежом, мы были удивлены количеству инвалидов. Только потом выяснилось, что их довольно много и у нас.
Инклюзивное образование – это образование не только для особенных детей, это образование для всех детей, которые выходят за рамки нормы. В Казахстане нормативные документы, касающиеся инклюзивного образования, предполагают, что каждый ребенок с особенностями развития имеет право учиться в массовой школе. Школа должна обеспечить, со своей стороны, все условия, оборудование для таких детей.
Надо сказать, наши школы, еще советские и те, что строятся сегодня, зачастую не имеют ничего для детей с особенностями развития. В массовой школе нет лифтов для детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата, не было никаких приспособлений для незрячих детей, не было азбуки Брайля, сурдоперевода для глухих детей.
Когда стали приходить родители детей с инклюзией, для нас, учителей старой формации, это все оказалось достаточно сложным. Мы очень многого не знали и даже побаивались новых веяний. Хотя с детьми, у которых были проблемы с опорно-двигательным аппаратом, было проще. Если у них был сохранный интеллект, и ребенок понимал сигналы, которые ему дает учитель. Такой ребенок легко вписывался в коллектив.
Что касается детей с аутизмом, или детей с расстройством аутистического спектра (РАС), мы, учителя, не понимали о чем идет речь. И, когда внешне абсолютно здоровый ребенок, вдруг начинал плакать, или проявлял агрессию, мы не знали, как себя вести. У нас не было специальных знаний. Да и сегодня я не скажу, что есть эти знания у учителей, которые давно работают.
Те, учителя, которые сейчас выпускаются, тоже получают немного информации о том, как себя вести с такими детьми.
У меня был опыт, когда я была директором школы. В школе был ребенок с РАС, он учился в 5-м классе. Потом появился еще один ребенок. Затем ко мне обратилась одна из общественных деятелей и рассказала о наших детях с РАС, которые обучаются в Москве. Задала вопрос о том, можно ли этим детям учиться в Казахстане? Мы нашли такую возможность. Определили их на домашнее обучение. Вместе с тем, эти дети могли участвовать в каких-то общих мероприятиях своего класса, присутствовать на некоторых общих уроках, но при обязательном присутствии тьютора.
Слово «тьютор» - новое для нас. Это специалист, который постоянно находится с ребенком, сопровождает его на уроках, где-то его направляет.
Когда дети с особенностями находятся в обычной школьной среде, они к ней привыкают. У них появляются товарищи, кто-то начинает опекать, дружить, вместе ходят на уроки, в столовую, устраивают внеурочное общение. Дети друг друга быстро понимают.
Такие дети, которые обучаются в обычной массовой школе, постепенно социализируются, и даже приходят в норму.
Те дети, которых привела к нам общественница, обучались в фонде, с ними занимались психологи, а у нас они приходили на наши мероприятия. Учителя каждому давали индивидуальные уроки бесплатно. Результаты были хорошие.
Государство постоянно напоминает, что дети с инклюзией должны обучаться в обычной школе. Это даже поощряется. Один ребенок с инклюзией, приравнивается к трем детям. Если вы взяли одного ребенка с инклюзией, то класс будет делиться на подгруппы при наличии даже 21 ребенка. А это большие финансовые затраты государства, то есть, вместо одного учителя, будет два или три. Таким образом, поощряется и поддерживается то, чтобы школа брала к себе таких деток, чтобы школе было выгодно брать таких детей.
- Как родители обычных детей относились к тому, что с его ребенком будет учиться ребенок с инклюзией? Были какие-то претензии, скандалы?
- Скандалов не было. Но родители выказывали тревогу, о том, что их ребенок не сможет получить в достаточной мере знаний, потому что на ребенка с инклюзией будет затрачено больше времени, а другие дети не получат положенного на них времени. Это достаточно обоснованная тревога, поэтому здесь надо учить учителей как нужно работать в таком классе. Если учитель полностью сфокусируется на ребенке с инклюзией, это не всегда хорошо. Иногда этот ребенок должен быть в массе. Никто не выступал с тем, чтобы таких детей вообще не было. Например, дети с ДЦП пользовались поддержкой и пониманием. Родители одного такого ребенка просили, чтобы его не жалели, чтобы он был как все. И даже просили, чтобы он посещал физкультуру. Этот ребенок был наравне со всеми. Если он где-то не успевал, другие дети его подхватывали, помогали…
- Обычно считается, что дети бывают злыми в отношении друг к другу…
- Нет, я в это не верю! Я видела, когда девочку родители принесли на руках в школу, потому что она не ходила по болезни. Мама сказала, что будет носить ее на руках, переносить с класса в класс, ведь ребенку так хочется быть с другими детьми. Этот случай был лет десять назад. Мама действительно переносила девочку на руках из одного классного помещения в другой. Коляской пользоваться было невозможно, везде ступеньки. Школа не приспособлена под нужды таких детей. Во время урока мама сидела за дверью, чтобы не смущать свою дочь. Но однажды, я увидела, что девочка идет вдоль стены, и вокруг нее дети, которые помогают. Все зависит от нас, взрослых, как мы настраиваем детей …
Еще один пример. К нам в школу пришел молодой человек из Корпуса мира в качестве учителя. У него вместо кистей рук и ступней были клешни. Я боялась реакции наших детей. Но дети приняли его хорошо, здоровались с ним за руку. Потому что он был очень хороший учитель. Он за 2 месяца выучил казахский и русский языки! И был настолько дружелюбным, что дети вообще не замечали его особенностей. Это какая-то надуманная нами, взрослыми, идея о том, что дети злые.
- А как учитываются потребности незрячих детей нашим государством?
- Сегодня практически во всех школах появились желтые опознавательные знаки – это дорожки для незрячих и плохо видящих детей, и желтые круги на дверях. Другое дело, что нет специалистов. Поэтому для незрячих детей есть особые школы, где все предусмотрено. И школы хорошие. Ребята там получают сразу профессию.
Но такая сегрегация, зачастую, не дает возможности социализации в обычном обществе, выбрать профессию по своему желанию, создает ментальные барьеры, мифы, мешающие в жизни после школы.
Я сейчас активно работаю с обществом инвалидов по зрению города Алматы. Это молодые прекрасные люди с западным образованием, работали учителями в обычных школах. Некоторые- предприниматели. Они задумали и реализовывают велопробег «Астана - Париж» на велосипедах-тандемах. До этого у них были пробеги «Алматы – Астана», «Алматы – Иссык-Куль». Они принимали участие в сложнейших соревнованиях Аэро-мэн, где проплыли, пробежали и проехали 40 километров. Рассказывали и о своей специальной школе для незрячих. И уж раз они смогли многого добиться, даже того, чего добился не каждый человек в норме, значит не все плохо в нашем специальном образовании! Ребята говорят, что хотят быть обычными людьми, не нуждаются в жалости.
- Вы говорили, что учителям в школах не хватает знаний для работы с особенными детьми. А что сейчас, ситуация как-то меняется?
- Нам очень помогают, в первую очередь, неправительственные организации. Помогают родители , которые обеспечивают школы психологами, даже из-за рубежа. К примеру, приезжала американский психолог Марина Азимова, которая является специалистом по инклюзивному образованию. Она рассказала такие простые вещи о детях с аутизмом, что мы начали этих детей понимать. До этого мы по старому дедовскому методу учили всех детей. Как быть услышанным таким ребенком? Мы не знали. Оказалось, что надо найти другие слова для ребенка с РАС, выявить его интересы, понять, что их раздражает. Некоторых детей с аутизмом раздражает громкий звук. Тогда мы должны создать тишину…
Кроме того, общественники предоставили возможность общаться с московскими психологами, которые помогли работать не только с детьми с особенностями, но и с обычными. Они показали, как учить ребенка развивать память, волю, как дать ребенку пространственное понимание.
Сегодня учителя повышают квалификацию во время 3-х месячных курсов. Но там не дают глубоких знаний, просто говорится о том, что есть инклюзивные дети, к которым должен быть особый подход.
Педагогическое образование тоже не успевает за изменениями в образовании. Да, психология изучается, но здесь необходимо изучать психологию особенных детей.
Конечно, этих знаний не хватает. Отсюда и противоречия с родителями, потому что сам учитель не знает как себя вести и что профессионально предпринять в той или иной ситуации. Иногда может невольно провоцировать своеобразное поведение этого ребенка, потому что использует методику, которая работает в отношении обычного ребенка – сказать ему, мол, не ходи, сядь, постучать указкой по столу. А это может привести ребенка с аутизмом в состояние шока или агрессии.
Я когда-то изучала образование в Германии. И спросила немецких учителей, если ребенок ведет себя неадекватно, что вы делаете? Мне ответили, что они вызывают психологов. В школах 2-3 психолога, которые с детьми работают. А не так как у нас, «Мария Ивановна» на все руки мастерица – и учит, и увещевает ребенка и родителей , причем с точки зрения своего жизненного опыта. Но это невозможно совместить!
- В школах Казахстана появились психологи?
- Да, есть. В штате школы есть психологи, в зависимости от количества детей. Например, в последней школе, где я работала, на 1000 учеников, было полторы ставки психолога.
Сейчас в школе можно открыть ставку тьютора, а можно несколько ставок. Но для этого надо написать заявку, доказывать, если это школа государственная.
-Тьютор должен быть психологом?
- Нет, не обязательно. Он может просто знать данную тему, быть педагогом. Главное, что должен быть вовлечен в процесс.
- Мы все время говорим об аутистах. А вот дети с синдромом Дауна могут учиться в обычной школе?
- Конечно. Такой опыт был в школе, где я училась. Я училась в закрытом военном городке, и в нашем классе была девочка с синдромом Дауна.
- Она успевала за другими детьми?
- Вы же знаете, какие фундаментальные знания нам давали в советской школе, как это было трудно. Она двигалась вместе с нами как могла, она научилась читать, считать, писать, пересказать литературное произведение. Главное, что она была социализирована, могла общаться с людьми. На уроках кулинарии она хорошо готовила.
В таком закрытом поселении просто не было других школ.
Больше за свою почти 30-летнюю практику директором школы я ни разу не видела в школах детей с синдромом Дауна.
- А с чем это, по-вашему, связано? Родители хотят отдать такого ребенка в спецшколу, либо вовсе отказываются от такого ребенка?
- Я видела родителей, которые очень переживают за своих детей. У нас в городе есть общество «Кенес», где очень грамотные сотрудники. Одна из них удочерила девочку с синдромом Дауна. Там есть дети с разными особенностями, но особенно много детей с синдромом Дауна. Результаты их работы - социализация особенных детей, получение ими ремесла и даже работы.
- Что меняется на государственном уровне?
- Сейчас наступает очень важный момент – за ребенком в школу будут приходить деньги, подушевое финансирование. Это норма уже законодательно принята.
Каждый ребенок в Казахстане, согласно Конституции, имеет право на бесплатное среднее образование.
Уже несколько лет длится эксперимент – 34 школы по стране уже получают подушевое финансирование. За каждым ребенком в школу приходит около 260 тысяч тенге в год на начальные классы, и до 500 тысяч тенге в год на старшие классы. Если вы переходите в другую школу, то и деньги переходят в новую школу. Причем за детьми с особенностями таких средств в школу придет больше.
- Ирина Владимировна, я еще могу поверить, что в Астане и Алматы все это будет делаться, но как насчет села?
- В селе будет продолжаться старое финансирование. Потому что там небольшие школы. Но самое главное, за что я сейчас борюсь, это открытость бюджета школы, детского сада. Когда сельская школа покажет, что у нее нет денег, что акимат не обеспечивает ее финансово, что-то будет меняться. На это обратят внимание и, уверена, изыщут резервы. Сегодня директора сельских школ боятся об этом говорить, боится быть уволенным за неповиновение. Если же отрыто говорить об этом, показать свой бюджет, общественность будет думать, что с этим делать.
Кроме того, при каждой школе будет Попечительский совет, а во многих он уже создан. Но положение о Попечительском совете дает им только обязанности, но не права. А нужно, чтобы у них были права: в выборе директора, в определении того, как будет распоряжаться бюджетом, в организации контроля. Директор школы настолько важная должность, что его действия не должны быть авторитарными, а обязательно должны сверяться с мнением общественности и быть открытыми и прозрачными.
- Ирина Владимировна, как вы считаете, наше общество начало меняться в плане толерантности?
- Конечно! Общество начало меняться. Мы начали замечать, что есть особенные дети, начали взаимодействовать с такими детьми. Все зависит от педколлектива, если он грамотный, знает, как себя вести с такими детьми, знает, как найти к нему подход, то не будет проблем.
А когда «Мариивановна» рыдает и говорит, что не может с таким ребенком работать, уберите его, либо я уйду, она тоже права. Она реально не может. Потому что не научили толерантности, не дали знаний по работе с особенными детьми, не научили, что ребенок тоже личность, и он все понимает, иногда даже больше. Вот тогда и возникают конфликты и проблемы у всех участников учебного процесса.
