, 
Данияр Ашимбаев: «Врут все: и государство, и поддерживаемые им блогеры»
«Вместо того, чтобы мотивировать традиционные СМИ к активной работе в социальных сетях, госорганы стали искусственно раскручивать блогеров. И сейчас недостоверная, или как ее называют, фейковая информация, стала не менее значимой, чем реальная. Причина и одновременно итог такой работы – тотальное недоверие к государству», – считает политолог Данияр Ашимбаев.
Социальные сети, по его словам, стали огромным пространством для продвижения проплаченного контента – и дискредитирующего, и просто нейтрального, но тоже направленного на достижение каких-то целей.
Блогеры как универсальные квазиспециалисты
– Процесс изменения информационного пространства был эволюционным, – говорит он. – Количество табуированных тем все росло и росло. По сравнению с 90-ми или нулевыми годами тональность сообщений государственных СМИ становилась все более официозной. И если 15–20 лет назад премьеры, министры, главы администраций и акимы лично выступали перед прессой, то сегодня формат общения государственных мужей с ней свелся к заготовленным пресс-релизам и написанным пресс-службами интервью. Таким образом, государство как источник оперативной информации с медийного пространства самоустранилось, а официоз, состряпанный пресс-службами, особенно в тех объемах, в которых его предлагают, никому не нужен. А тем временем, необходимость в информации стала сейчас для людей чем-то вроде повседневного обихода.
При этом традиционные СМИ пришли в интернет позже, чем специализированные сайты. Редакции, которые создают свой продукт без печатной версии, тоже появились относительно недавно. Из-за информационных войн и зачистки медиа-пространства развелось большое количество изданий без выходных данных. Государство откровенно проигрывает им и по оперативности, и по откровенности, и другим моментам. Традиционные СМИ тоже проигрывают. Если вспомним ситуацию начала нулевых, то был обязательный набор для чтения: «Казахстанская правда», «Панорама», «Экспресс К», «Новости недели», «Аргументы и факты», «Комсомолка», «Караван», «Время», «Новое поколение», «Республика»... Современному читателю сейчас ни о чём не говорят даже названия тех из них, которые остались на плаву. Более или менее стали работать независимые издания, полностью ушедшие в интернет, но дальше всех пошёл феномен под названием социальные сети. Сначала это были «Одноклассники» и «Mой мир», потом бурно расцвел Facebook с очень политизированным контентом. Сейчас и традиционная пресса, и онлайн-издания пытаются работать там, но они, увы, немножко опоздали.
Как, собственно, возник у нас феномен блогерства? Информация прежде всего ассоциируется с её источником. С газетой или сайтом, с той или иной персоной – чиновником или политиком, но поскольку в социальные сети и те, и другие пришли с опозданием, их роль на себя взяли блогеры, которые могут быть действительно экспертами, но гораздо чаще являются «универсальными квазиспециалистами» во всем и понемножку.
Что касается достоверности информации, то она правдива настолько, насколько стоит доверять ее источнику. В этой ситуации вместо того, чтобы подталкивать традиционные СМИ к активной работе в социальных сетях, кураторы информационной политики и пресс-службы госорганов стали работать с блогерами. Проводить, допустим, пресс-туры только для них, искусственно раскручивая таким образом их авторитет. Вопрос при этом не в одной какой-то конкретной личности. Если говорить о Facebook, то кто-то из блогеров пишет по заказу, кто-то – исходя из своей позиции. Все это идет такими семимильными шагами, что уследить за всеми новыми тенденциями в сфере социальных сетей физически невозможно. Ещё три года назад никто не знал о Тик-Ток, 5 лет назад – о Телеграм, 10 лет назад не слышали про Инстаграм, а сейчас там зарегистрированы люди с миллионными аудиториями, и определить степень достоверности предоставляемой ими информацией фактически невозможно. И сейчас недостоверная, или как ее называют, фейковая информация, стала не менее значимой, чем реальная.
Впрочем, понятие достоверности тоже стало очень условным. В трактовке госорганов правдой является то, что отражает только их позицию. Но мы-то прекрасно знаем, насколько они склонны к манипуляции, допустим, со статистикой, и вообще к сокрытию той или иной информации.
Подпольные правительства
– В социальных сетях мы видим абсолютное отсутствие цензуры. Может, пришло время вводить закон о социальных сетях?
– В ряде стран, например, в США или ФРГ пытаются законодательно внести определенные элементы государственного регулирования социальных сетей. Но то, что это не работает, мы увидели на примере последних президентских выборов в США, где владельцы социальных сетей, ссылаясь на закон, подыгрывали одной из сторон и топили другую. Американский опыт оказался не самым полезным. Естественно, в социальных сетях есть цензура неконтролируемых национальных правительств. Это корпорации нового уровня и порядка. В той же поисковой системе Google, также, как и в таком популярном источнике информации, как, допустим, Википедия, имеются собственные информационные правила. И это новая форма монополии на истину. В итоге то, что официально является фейком, на самом деле может быть правдой. Просто в таком виде она никому не нужна.
Возьмем, допустим, такие случаи, как дело солдата Челаха или другие громкие дела, по которым в обществе сложились определенные стереотипы. Все хотят ответы на вопросы о причинах прямо сегодня, в тот момент, когда это произошло. Но следствию потребуется как минимум несколько недель, месяцев, а то и лет для восстановления полноты достоверной картины. Однако в современных условиях пестроты и быстроты информации столько времени ждать никто не будет. В итоге следствие по делу Челаха огласило предварительную оценку, когда она никого уже не интересовала, в обществе к тому времени сформировалась определенная мифология.
Поэтому вопрос достоверности информации, повторюсь, является очень плавающим. Он связан с личным восприятием госорганов или же отдельных групп граждан. Вот почему информационное пространство заполонили фейки. Одно время у нас была мода на громкие заголовки, которые не всегда были достоверными, но приковывали взгляд. Потом мы заметили, что пестрота информации, некритическое мышление, особенно у молодежи, является благотворной почвой для растекания всевозможных рекламных, информационных и иных вбросов. Социальные сети стали огромным пространством для продвижения проплаченного контента – и дискредитирующего, и просто нейтрального, но тоже направленного на достижение каких-то целей.
На этом фоне государство, мягко говоря, никак носителем добра, света и правды не является. Мы видим, что госорганы склонны манипулировать и скрывать информацию не меньше, чем те, кого они обвиняют в распространении фейков.
– А еще мы видим, как в азарте полемики многие бросаются оскорбительными обвинениями в социальных сетях, за которые вообще надо отвечать по закону.
– Это, к сожалению, становится всё более популярным явлением при нынешнем уровне образования и культуры. Естественно, здесь должен быть какой-то механизм регулирования таких конфликтов. Вопрос лишь о том, насколько государство может выработать некие правила и насколько общество готово их признать. Для этого нужен некий диалог, механизм досудебного урегулирования. Уже сейчас по отдельным публикациям идут суды об оскорблении чести и достоинства. Но пять-шесть судов ситуацию не изменят. С другой стороны, постоянно использовать суды как механизмы регулирования тоже не всегда получится – человек может использовать поддельные аккаунты для нанесения оскорбления или вброса недостоверной информации.
Неплохо было бы создать некий общественный совет с участием и представителей государства, и депутатского корпуса, и журналистов, и общественности, и юристов, и филологов, которые выработали бы некие универсальные правила, на базе которых можно было принимать национальное законодательство. Это нужно для того, чтобы решать какие-то этические вопросы, однако понятие достоверности информации, боюсь, даже при этих условиях останется слабым.
Сейчас особенно заметно, что госорганы вообще перестали воспринимать критику как критику. Для них это либо хайп, когда автор, по их мнению, критикует госорган для самоутверждения и саморекламы, либо они это воспринимают как политический заказ со стороны конкурентов. То есть наш усредненный чиновник уже в принципе не может понять, что его могут реально критиковать за то, что он плохо работает.
Правда Антона Чехова
– Очень много стало манипуляций общественным мнением. Сейчас, допустим, журналистка Гульжан Ергалиева сильно ругает компанию Базис А – она живет в доме, построенном ею. Но многие это восприняли как заказ конкурентов этой компании.
– Я считаю, что каждый человек имеет право на свое мнение. Но оно утром может быть одним, а вечером – другим. Это человеческий фактор. Вспоминаю старую филологическую байку о том, как драматургия Генрика Ибсена повлияла на творчество Чехова. Когда исследователи подняли письма русского писателя, то узнали, что в одном из них он ругает основателя европейской «новой драмы», а в другом – хвалит. Обратились к вдове писателя с просьбой прояснить ситуацию. Она сказала, что «Антоша был живым человеком. Утром ему казалось одно, а вечером – другое, а вы на этом фундаменте свои диссертации пишете». Здесь - то же самое. Есть люди, вызывающие ваше личное доверие, чем бы они ни занимались – финансами или общественно-политической работой. К примеру, для вас будет важно мнение уважаемого вами юриста, даже если он будет рассуждать, например, об особенностях атомной энергетики, хотя он об этом имеет право говорить только с правовой точки зрения. Но это же и его позиция как гражданина.
С появлением социальных сетей ситуация усугубилась – мы тонем в огромном массиве нерегулируемой информации. Определить список блогеров, рекомендуемых к чтению, смысла нет, потому что те из них, кто вращается, допустим, вокруг Астаны, – не пользуются авторитетом в Алматы. И наоборот.
Что делать? Думаю, что в школах надо начать преподавать предметы, которые будут развивать логику, критическое мышление. Но при этом понимать - государство ничего не может сделать с тем, что развитие информационного пространства идет быстрее, чем оно предполагает.
– Кампания по вакцинации в Казахстане идет с большим скрипом. Считаете ли вы, что это результат активных вбросов антиваксеров в социальные сети?
– Я думаю, проблема в скандальной репутации минздрава. Поэтому у общества, мягко говоря, нет доверия к тому, что это ведомство рекомендует. За последние полтора года мы столкнулись с некачественной медициной, плохой организацией работы медучреждений, с коррупцией во всех её проявлениях, враньем и манипуляцией статистикой, признанными самими чиновниками министерства. Карантинные мероприятия были построены по какому угодно принципу, кроме охраны здоровья населения. Люди готовы носить маски, но всему остальному – ни симптомам, ни лечению, ни вакцинам, ни врачам, ни руководителем минздрава – уже не верят. Тем более, что курс на тотальную коммерциализацию медицины, которую продвигало предыдущее руководством минздрава, остался.
К тому же, ни одно из критических высказываний о вакцинах государство не сумело квалифицированно опровергнуть. Последний пример – нонсенс, который они несли, по поводу продления сроков второго этапа вакцинации: то 21 день, то 45, то 90…. Когда люди видят, что власти в лице национальных минздравов (это происходит не только у нас в стране, но и везде) придумывают с потолка какие-то псевдокарантинные меры, то они, естественно, стараются держаться подальше от тех рекомендаций, которые они предлагают. Когда возникла масса вопросов о возможном осложнении от вакцинации, то ответить на них наш минздрав так и не смог. Его чиновники сейчас сквозь зубы признали, что в прошлом году скончались от плохого или несвоевременного оказания медицинской помощи свыше 20 тысяч человек, это в четыре раза больше официально озвученного количества умерших от коронавируса. Как после этого этим людям можно доверять свое здоровье?
