, 
Гражданская держава и варвары
«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью...»
Но мы попробуем спаять его любовью —
А там увидим, что прочней...
Ф.Тютчев
Острый миграционный кризис в Европе и в одной из ее ведущих держав – Германии, не только осложнил ситуацию во многих немецких городах и регионах – он стал катализатором глубокой интеллектуальной фрустрации многих представителей германской элиты. И не только ее. В тихой, спокойной, толерантной Германии проходят многотысячные акции протеста против массовой иммиграции. Социологические опросы показывают, что антиисламское движение Пегида (аббревиатура расшифровывается как "Патриотические европейцы против исламизации Запада"), набирает все большую популярность. Люди задаются вопросом: а правильно ли наше правительство проводит свою внешнюю и внутреннюю политику, не грозит ли «нашествие новых варваров», как порой называю мигрантов немецкие СМИ, идентичности немцев, их глубинным национальным приоритетам? И хотя канцлер Германии Ангела Меркель, несмотря усиливающееся на нее давление, в том числе из рядов собственной партии, считает, что страна сможет справиться с наплывом мигрантов, она не может не видеть, что ее популярность и поддержка в стране активно снижаются. В такой ситуации многие ставят вопрос: а не пора ли менять базовые основы своей политики? Пусть даже и путем отказа от некоторых гуманитарных ценностей, которые за десятилетия существования ФРГ стали «безусловными приоритетами» в системе ментальности общества.
Но прежде чем ответить на этот вопрос, стоит разобраться: а что же представляет собой политика Германии – локомотива объединенной Европы? Помочь этому может очень интересная дискуссия, состоявшаяся в конце прошлого года в Алматы, которую организовал Фонд Эберта. Казахстанские и немецкие социологи, политологи, аналитики и эксперты разбирали концепцию «Гражданской державы», которую германские коллеги предложили в виде ролевой модели для Казахстана…
Открывая встречу, Пэр Тешендорф, Региональный директор Фонда им. Ф.Эберта в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане сказал, что в данном случае Германия хочет поделиться с Казахстаном интеллектуальными и практическими итогами своего исторического опыта.
-Безусловно, мы понимаем, что ситуации в Германии и Казахстане по многим аспектам различаются, и далеко не факт, что наши концептуальные установки можно будет на самом деле использовать в вашей стране. С другой стороны, мы, конечно понимаем, что концепция «Гражданской державы» базируется на нашей истории, на нашем положении в Европе, на нее не могут не влиять меняющиеся отношения с нашими соседями - и так далее. Мы здесь не хотим показать какую-то идеальную модель, которую остается только взять и использовать. Хотя бы потому, что и в Германии она в таком идеальном виде тоже не реализована, развитие общества накладывает на нее свои коррективы. Мы хотим просто обсудить вместе с казахстанскими экспертами вопрос: возможно ли принять такую концепцию в Казахстане, что может помешать этому, какие последствия могут быть, если элементы «Гражданской державы» найдут отражение в практической казахстанской политике?
Итак: что же такое «Гражданская держава», как внешнеполитическая концепция? Ее основные положения представил профессор Ханнс Маулль, доктор политических наук, Почетный член научно-исследовательского совета берлинского Фонда науки и политики, ведущий сотрудник Центра международных отношений из Болоньи.
Как следует из его доклада, внешнеполитическую ролевую концепцию ФРГ – до и после объединения – можно назвать ролевой концепцией гражданской державы. Эта специфическая ролевая концепция, описывающая определенные внешнеполитические направления ориентации на отграничение от других ролевых концепций (как, например, от ролевых концепций сверхдержав США и Советского Союза или таких великих держав как Китай, Франция и Великобритания.
Понятие «гражданская держава» основывается на исследованиях социолога Норберта Элиаса об исторических процессах цивилизации в европейских обществах средневековья и начала нового времени. Элиас установил, что силовые способы разрешения конфликтов в ходе зарождения модернизированного общества все более ограничивались и вытеснялись в результате формирования государственной монополии на применение силы, институционализации альтернативных способов разрешения конфликтов и интериоризации запрещения применения силы. Это способствовало раскрытию потенциала общественного разделения труда, которое зависит от предсказуемости и ненасильственности социальных отношений.
Ролевая концепция гражданской державы описывает внешнеполитическую ориентацию на переход к более цивилизованной политике в целом и к более цивилизованным международным отношениям в частности. Таким образом, гражданские державы – это государства, которые считают себя обязанными способствовать переходу к более цивилизованной политике и действуют соответствующим образом. В этом контексте понятие «власть» («держава») описывает a) действующих лиц, а именно государства с b) притязанием на преобразования, т.е. готовностью добиваться своих целей, в том числе преодолевая сопротивление, и c) определенные формы реализации, т.е. специфические стратегии и инструменты внешней политики.
В 90-е гг ролевая концепция гражданской державы нашла в ФРГ двоякое применение: как эмпирически-аналитическая концепция для научного описания и разъяснения внешней политики ФРГ и как нормативное предписание.
Ханнс Маулль особо подчеркнул историческую последовательность развития концепции Гражданской державы.По его словам, предпосылками ориентации ФРГ на идеалы гражданской державы уже после 1949 года послужили: реалии противостояния Востока и Запада и разделения Германии; политические предписания союзников; решимость немецкой послевоенной элиты порвать с прошлым национал-социализма и пойти принципиально новыми политическими путями.
- До 1989 года во внешней политике Германии концепция гражданской державы не оказывала воздействия ни на научный анализ, ни на политические дискуссии о путях развития немецкой внешней политики. Термин был впервые употреблен в начале 70-х годов Франсуа Дюшеном для обозначения роли ЕС в мировой политике, а в 1989 году был впервые использован применительно к немецкой внешней политике.- сказал он. - Это ни в коем случае не означает, что обозначаемые термином установки не были присущи внешней политике ФРГ с давних пор. Фактически ФРГ находилась на пути к гражданской державе с самого начала – в результате неизбежного принуждения к действию на внешнеполитической арене, но и на основании добровольной переориентации лиц, принимающих решения в сфере внешней политики, в частности, Конрада Аденауэра, который оказал влияние на немецкую внешнюю политику больше, чем какой-либо другой ведущий политик послевоенного периода.
Но особенно активно реализация этой концепции проявила себя после объединения страны. Объединение Германии в 1989-1990 годах увенчало баланс внешнеполитических побед гражданской державы ФРГ. Оно позволило ФРГ осуществить свою последнюю внешнеполитическую цель. Организация объединения в его внешнеполитическом измерении ( Договор «два плюс четыре») в значительной степени была достижением немецкой и американской дипломатии, в тесном сотрудничестве, решительно и осторожно использовавшей возможности переориентации советской политики под руководством Михаила Горбачева, считает Ханнс Маулль.
Большое значение для успешной реализации объединения и удачного вхождения Германии в новую Европу имели кредит доверия, полученный в результате последовательной ориентации внешней политики ФРГ на идеалы гражданской державы до 1989 года, а также готовность Бонна привнести факт объединения – как и в период возвращения суверенитета старой ФРГ в 1955 году – в общеевропейский порядок посредством добровольного самоограничения. Таким образом Бонн многократно подтвердил свой отказ от применения силы и признал территориальный статус-кво в Европе. Германия осталась членом западных организаций, в частности, ЕС и НАТО, и выразила свою готовность углубить это включение в общую систему посредством дальнейшего развития европейской интеграции, например, отказавшись от немецкой марки в результате создания Европейского валютного союза. Эту картину дополнило подтверждение отказа от оружия массового уничтожения и самоограничение бундесвера в отношении военной мощи обычного типа, а также продолжение ее интеграции в коалиционную систему ( Договор «два плюс четыре», политика безопасности, бундесвер). Все это создало существенные международно-правовые и институциональные предпосылки для формирования внешнеполитической преемственности. Однако после 1990 года в самой Германии и за ее пределами оставались сомневающиеся в том, останется ли «Берлинская республика» верной внешнеполитическим направлениям ориентации старой ФРГ. Многие наблюдатели надеются или опасаются (в зависимости от точки зрения) «нормализации» немецкой внешней политики в смысле отхода от интеграции с Западом и отказа от суверенитета в пользу политики национальных интересов. Эти голоса предрекают, среди прочего, что Германия снова начнет стремиться к доминированию в Европе и в связи с этим пересмотрит свой отказ от ядерного оружия (как символа статуса великой державы и важной предпосылки обеспечения независимой национальной обороноспособности).
Проанализировав отношение к концепции Гражданской державы основных политических сил Германии, Ханнс Маулль особо отметил преемственность немецкой внешней политики, которая остается верной одним и тем же принципам несмотря на смену власти и всемирно-политические переломы. Это объясняется, по его словам, с одной стороны, высокой степенью экономической и общественной взаимозависимости и институциональной интеграции внешней политики Германии в плотную систему региональных и международных связей в европейском, трансатлантическом и всемирном контексте. С другой стороны, внешнеполитическая ролевая концепция старой ФРГ с давних пор была глубоко укоренена во внешнеполитических элитах и в населении, при изменении общих условий после 1990 года она продолжала соответствовать как самосознанию, идентичности «новой» Германии (которая по сути осталась прежней), так и внешнеполитическим требованиям нового положения.
Это укоренение внешнеполитической ролевой концепции гражданской державы во внешнеполитической культуре ФРГ и вместе с тем в сознании элит и населения основывается, с одной стороны, на нормативных предписаниях Основного закона в отношении внешней политики, а также на международно-правовых и институциональных самоограничениях, которые старая ФРГ приняла на себя тем или иным образом. С другой стороны, ролевая концепция могла утвердиться благодаря процессам социализации внешнеполитических элит и затем населения не в последнюю очередь в связи со своей чрезвычайной успешностью.
Как постоянно показывают опросы общественного мнения и исследования внешнеполитических установок населения, это общее согласие осталось стабильным и после объединения, хотя это не исключает определенных модификаций в отдельных аспектах, например, в отношении зарубежных операций бундесвера. Однако модификации происходили на протяжении длительных промежутков времени в виде процесса обучения. Это также свидетельствует о значительной укорененности внешнеполитической ролевой концепции гражданской державы.
Однако нельзя утверждать, что все вообще шло гладко. Переориентация американской внешней политики в результате террористических актов 11 сентября 2001 года с систематической ориентацией Вашингтона с ноября 2001 года на принудительную смену режима в Ираке с помощью вооруженных сил, поставила перед внешней политикой Германии серьезные проблемы. Теперь она столкнулась с ожиданиями и требованиями одного из своих ближайших союзников, однако эти ожидания противоречили нормативным требованиям концепции гражданской державы. Эта американская политика – и реакция европейских союзников на нее – в конце концов привела в 2002-2003 гг после войны в Ираке к тяжелейшему кризису в немецко-американских отношениях, в НАТО и ЕС. Во время этого кризиса Берлин действовал способом, который противоречил центральным элементам концепции гражданской державы. Так, Берлин не располагал надежной программой влияния Совета безопасности ООН на систематические нарушения Ирака, в самый разгар кризиса федеральное правительство отказалось от явных принудительных мер по отношению к Ираку даже на случай их утверждения посредством резолюции Совета Безопасности ООН – однозначно односторонняя политика, которую Германия проводила в противоположность не только США, но и многим своим европейским партнерам .
Конечно, соглашается Ханнс Маулль, особенности немецкой внешней политики во время этого кризиса во многих отношениях проистекают из американской политики, к которой Германия не могла присоединиться как гражданская держава. В этом отношении можно утверждать, что особенности немецкой внешней политики во время этого кризиса следует рассматривать как доказательство внешнеполитической преемственности в смысле концепции гражданской державы; односторонние отклонения от данной концепции в этом разрезе представляют собой обусловленные ситуациями исключения, однократные промахи, которые не подвергают сомнению действенность концепции гражданской державы в целом.
Что касается перспектив на будущее концепции Гражданской державы, то они, по мнению Ханнса Маулля, весьма благоприятные. На самом деле, считает он, многое свидетельствует в пользу этой оценки, тем более, что немецкая внешняя политика и на этот раз (как в 1991 году в бывшей Югославии) ощутила отрицательное воздействие отказа от своих традиционных установок и получила дополнительный стимул придерживаться курса преемственности. Но новые вызовы могут, несомненно, повлиять на него, имея как внешнеполитические, так и внутриполитические аспекты. В любом случае, базовые основы Гражданской державы могут, по мнению автора, помочь и Казахстану в реализации своих внешнеполитических целей, причем, как утверждается - без конфликтов и насилия.
А вот что ответили на это казахстанские эксперты – читайте в следующем номере…
