Постмайданные контуры евразийской интеграции 2.0: трансформация ограничителей и поиск новых перспектив

В 2014 г. был опубликован доклад «Постмайданные контуры евразийской интеграции: трансформация ограничителей и перспектив». Сейчас, когда с момента опубликования доклада прошло почти два года, мне как одному из авторов доклада хотелось бы подвести некоторые промежуточные итоги, критически оценить прогнозную часть доклада, и по необходимости обозначить новые ограничители и перспективы.

Для евразийской интеграции – это были два непростых года. С одной стороны, они ознаменовались эскалацией украинского кризиса, референдумом в Крыму, нарастанием террористической угрозы, ростом международных противоречий, активностью мировых игроков в Сирии и общим возрастанием геополитической нестабильности в большой Евразии. С другой стороны, очевидны позитивные шаги, такие как уфимские саммиты ШОС и БРИКС, вхождение Армении и Киргизии в состав Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Прошедшего времени достаточно для того чтобы подвести промежуточные итоги.

Сегодня можно констатировать значительное усиление ограничителей евразийской интеграции. В докладе отмечалась зависимость перспектив евразийской интеграции от ситуации на Украине. Россия оказалась достаточно сильна для того, чтобы не проиграть «битву за Украину», однако и необходимых ресурсов для победы и вовлечения Киева в структуры евразийской интеграции не оказалось. Это промежуточный итог украинского кризиса оказывает устойчивое влияние на процессы евразийской интеграции и является ее лейтмотивом в настоящий момент.

Усиление ограничителей евразийской интеграции связано не только с активной политикой «главного противника» интеграционных процессов в Центральной Азии – стран Запада, но также с ослаблением экономического потенциала России и Казахстана. Конечно же, нужно говорить о значительном понижении мировых цен на энергоресурсы, однако не только об этом. Экономическая модель двух евразийских государств после периода роста достигла своих пределов и нуждается в структурных реформах.

Тем не менее, инерции изначально данных импульсов хватило для присоединения к ЕАЭС двух новых членов – Армении и Кыргызстана. Отчасти следует согласиться с мнением о не только экономической, но и геополитической важности этих стран для ЕАЭС и, непосредственно, для России. Помимо этого, в означенный период активный интерес к ЕАЭС продемонстрировали Иран, Вьетнам, Сирия и ряд других стран. Это свидетельствует о том, что в многополюсном мире ЕАЭС становится реальным центром притяжения.

Новые импульсы евразийская интеграция может получить от возрастающей синергии постсоветских стран Центральной Азии и России с Китаем. За время, прошедшее с момента опубликования доклада, значительно укрепились экономические позиции Китая в регионе. Пекин начал выстраивать экономический пояс «Шелкового пути». Мегапроект предполагает масштабные вливания в инфраструктуру Центральной Азии. В кратко- и среднесрочной перспективе он выгоден всем без исключения странам-участницам ЕАЭС. Неслучайно, в Москве достаточно оперативно поддержали инициативы Пекина и объявили о синхронизации ЕАЭС и китайского мегапроекта. Однако в долгосрочной перспективе более чем вероятным является вариант соперничества или даже конфронтации двух держав. Надо отдать должное и Москве, и Пекину: они делают все возможное для того, чтобы не допустить этого сценария развития событий, если так можно выразиться преждевременно, чему свидетельством является уфимский саммит ШОС (июль 2015 г.).

Таджикистан по-прежнему не спешит принимать окончательного решения о вступлении в ЕАЭС, что обусловлено, как затянувшимся кризисом российской экономики, так и неоднозначной позицией Казахстана и Беларуси по этому вопросу. Немаловажным является и тренд на постоянное увеличение зависимости Душанбе от китайских инвестиций. Китай с 2014 г. является вторым после России торговым партнером Таджикистана (объем товарооборота между странами составил $ 800 млн), а также важнейшим инвестором. За 2007-2024 гг. из Китая было привлечено порядка $ 1 млрд 36,5 млн инвестиций. В 2015-2018 гг. страна планирует привлечь еще порядка $ 6 млрд инвестиций из Китая.

На фоне усиливающегося экономического взаимодействия с Китаем сокращение товарооборота с Россией в 2015 году на 10 % (объем торговли составил порядка $ 939 млн) евразийские перспективы Таджикистана выглядят не таким уж радужными. Кроме того, опыт Кыргызстана показывает, что само участие в евразийском интеграционном проекте вовсе не предполагает мгновенного положительного эффекта в виде стремительного экономического роста. Более того, политическая элита страны осознает, что скорее проиграет от введения единого экономического пространства, т.к. обещанные 2 % из налоговых поступлений ЕАЭС не смогут компенсировать потери от ликвидации торговых пошлин. В этой связи ставка политической элиты Таджикистана на диверсификацию экономических партнеров оправдывается существующими экономическими реалиями. Тем не менее, Россия по-прежнему остается главным партнером для Таджикистана, как во внешней торговле, так в сфере привлечения инвестиций (в 2015 г. Россия инвестировала в Таджикистан порядка $ 1,2 млрд, что составило половину всех привлеченных страной средств). Кроме того, несмотря на экономический кризис и девальвацию рубля, Россия остается главным направлением для трудовой миграции из Таджикистана (98 %), а экономика страны остается ремитационной, то есть зависимой от денежных переводов мигрантов.

Серьезным ограничителем евразийской интеграции является опыт Киргизии, которая 12 августа 2015 г. стала полноправным членом ЕАЭС. Несмотря на то, что официальные лица Кыргызстана заявляют об определенных успехах страны с момента вступления в ЕАЭС, рост общественного протеста свидетельствуют о наличии определенных проблем, в частности, рост цен, тарифов и введение новых налогов. В случае отказа Кыргызстана от интеграции негативные последствия могли быть более серьезными, поскольку финансовая поддержка России и Казахстана позволила несколько снизить влияние негативных факторов. Так, для адаптации экономики Киргизии к новым условиям был создан финансируемый Россией Киргизско-российский фонд развития с общим капиталом $ 1 млрд. Кроме того, Россией и Казахстаном была выделена техническая помощь на сумму $ 300 млн. Однако, работа Фонда далека от идеала, что в итоге привело к смене его председателя.

Не оправдались надежды Кыргызстана на улучшение социально-экономических показателей, хотя на общем фоне членов ЕАЭС позиции страны выглядят неплохо (ВВП – 105,9 %, объем инвестиций в основной капитал – 108 %, уровень промышленного производства – 95,6 %, объем с/х производства – 106,2 %). Пока же можно заключить, что

вступление Кыргызстана способствовало, прежде всего, усилению геополитической и в какой-то степени имиджевой, но не экономической составляющей евразийской интеграции.

В отношении двух других суверенных государств Центральной Азии перспективы евразийской интеграции остаются более чем туманными. Туркменистан, стремясь ослабить зависимость от России, пытается расширить круг своих партнеров за счет Ирана и Турции, а также Китая. Несмотря на непростые отношения Ашхабада и Москвы (прежде всего из-за позиции «Газпрома» отказавшегося выполнять контракт, предполагавший закупку туркменского газа) политическая воля двух стран направлена на поиск компромисса, однако ни о евразийской интегрированности герметичного Туркменистана речь не идет.

Отношение Узбекистана к ЕАЭС сохраняется прежним. Ташкент хочет торговать, но не желает участвовать в процессах евразийской интеграции как полноправный участник. Руководство республики по-прежнему видит в евразийской интеграции угрозу реставрации Советского Союза, рассматривая интеграционный процесс исключительно с политической точки зрения. Дополнительным ограничительным фактором является неуклонное снижение товарооборота между Россией и Узбекистаном, который в 2015 г. составил $ 2,14 млрд, тогда как в 2014 г. равнялся $ 3,9972 млрд. Несмотря на то, что падение произошло, прежде всего, в стоимостном выражении из-за девальвации рубля, отрицательная динамика имеет место. Тем не менее две страны остаются стратегическими партнерами друг для друга. В этой связи вероятность евразийской интеграции посткаримовского Узбекистана все же не стоит сбрасывать со счетов и оценивать как низкую. Такой сценарий вероятен. Ряд экспертов отмечают, что в скором времени Узбекистан может оказаться перед реальной угрозой «окружения» ЕАЭС, особенно, если в союз вступит Таджикистан. Являясь страной-транзитом для российских и казахстанских товаров в Таджикистан, Кыргызстан и Афганистан, Узбекистан болезненно воспринимает любые попытки организации прямого сообщения между Казахстаном и Туркменией. Тем не менее, стране придется адаптироваться к новой региональной реальности по мере укрепления ЕАЭС. Таким образом, участие Узбекистана в евразийской интеграции в большей степени зависит от экономических успехов ЕАЭС, которые на данный момент оставляют желать лучшего.

Прошедшие два года показали: экономические успехи ЕАЭС в значительной степени зависят от экономического развития России, которая на сегодняшний день испытывает серьезные проблемы в экономике. Согласно данным Евразийской экономической комиссии, в 2015 г. прирост наблюдался только в производстве сельскохозяйственной продукции (на 3 %), тогда как остальные показатели находятся в отрицательной динамике (ВВП -3 %, промышленное производство -3,4 %, инвестиции -7,2 %, объем внешней торговли с третьими странами сократился на 34,2 %).

Важным показателем непрочности евразийской интеграции является снижение уровня взаимной торговли между странами ЕАЭС на 25,8 % по сравнению с 2014 г. Вряд ли нужно говорить, что подобные показатели обусловлены прежде всего экономическим кризисом в России, которая является безусловным драйвером евразийской интеграции. Сегодня значимость ЕАЭС для России гораздо выше, чем два года назад. Находящаяся под санкционным давлением, Россия не может отказаться от интеграции на постсоветском пространстве и будет продолжать вкладывать значительные средства в поддержку ЕАЭС. Более того, в условиях возрастающей активности таких игроков, как Китай, США, Иран, Турция, страны ЕС, действия России выглядят все более логичными и оправданными именно с точки зрения долгосрочной перспективы.

Другой страной, придающей ЕАЭС не меньшее значения, является Казахстан, который с января 2016 г. председательствует в союзе. Казахстан, имеющий тесные экономические связи с Россией, также ощутил на себе негативное воздействие экономического кризиса. Более того, кризисные явления зачастую используются партнерами по ЕАЭС для «нечестной конкуренции». Речь даже шла о торговой войне между странами, что, несомненно, сказывается на качестве евразийской интеграции. В итоге, взаимная торговля между Россией и Казахстаном сократилась на 26,8 %. Несмотря на то, что уровень ВВП Казахстана за 2015 г. составил 101,2 % по отношению к 2014 г., падение уровня промышленного производства составило 1,6 %, тогда как по остальным показателям отмечается положительная динамика. Несмотря на вступление Казахстана в ВТО, евразийская интеграция вкупе с западными антироссийскими санкциями могут придать новый импульс инновационному развитию промышленности страны с учетом спроса российского рынка на замещаемую технику.

На сегодняшний день рано говорить об успешном характере экономического союза. ЕАЭС в большей степени напоминает геополитическое объединение с нечетко сформированной экономической «начинкой». В постмайданный период обнажились проблемы, которые в большей или меньшей степени были затронуты в докладе. Во-первых, это разное видение целей интеграционных процессов странами-участницами. Если для России ЕАЭС – геополитический союз, где в равной степени совмещаются экономические, политические интересы, а также вопросы региональной безопасности, то для Казахстана и Беларуси большее значение имеют экономические вопросы, а для Армении на первый план выходит проблема безопасности. Во-вторых, без Украины евразийская экономическая интеграция на постсоветском пространстве не способна стать важным звеном, связывающим постсоветское пространство с Европой. В результате, страны, которые могли бы реально усилить ЕАЭС (прежде всего Узбекистан), не спешат интегрироваться, предпочитая выстраивать долгосрочные отношения со всеми возможными партнерами (от Китая до США). В-третьих, будущее евразийской интеграции в значительной степени зависит от политических амбиций российской правящей элиты, а также от их финансовых возможностей. Последняя является связующим звеном в союзе, именно через нее идет торговля между участниками ЕАЭС, в частности, между Казахстаном и Беларусью. Наконец, затяжной характер санкционного конфликтов России со странами Запада, а также с Турцией будет негативно сказываться на интеграционном процессе, повышая недоверие, как между участниками ЕАЭС, так и остальных стран Центральной Азии к России. Тем не менее, значительные торговые отношения стран региона с Россией, крупные миграционные потоки, общая забота о региональной безопасности по-прежнему будут оставаться благоприятствующими евразийской интеграции факторами. Ну и, конечно же, успех евразийской интеграции сейчас, как и два года назад, во многом зависит от внешнеполитических действий России на мировой арене.