, 
Удо Штайнбах: «Мы испытываем исламистский ленинизм в арабских странах»
Что показывают нам события в арабском мире? Устойчивый вызов концепции воинствующего ислама, который стремится решить идеологический вопрос во взаимоотношениях между государством и обществом путем насилия. Насилие, которое обосновывается исламом.
При этом мы не видим ни в одной из этих дискуссий устойчивую роль этого агрессивного и идеологизированного ислама. Тогда возникает вопрос: какой конструктивный вклад могли бы внести ислам и исламские движения и организации? И здесь возникает двусмысленность. С одной стороны, повстанцы говорят о демократии, о конституции, о политических партиях, будь то в Тунисе, Марокко, Египте или Ливии. С другой стороны, руководители говорят о внедрении шариата, о «Мусульманских братьях» и т. п.
Тогда возникает вопрос: может ли произойти подобное в Центральной Азии, и какую роль при этом будет играть ислам?
Если обратиться к истории, то известно, что как арабы, так и народы Центральной Азии находились под колонизационным влиянием. Здесь мы должны сравнивать возможности. Ясно, что у режимов был высокий дефицит легитимности в арабском пространстве, который мы наблюдали в ходе их возникновения в 1970-е и 1980-е годы. В Центральной Азии процесс отделения — постсоциалистический процесс — совершался так, что старые элиты были переведены в ситуацию новых элит. Эти элиты приняли на себя не только власть, но и практически все экономические ресурсы.
Это означает, что ситуация в арабском пространстве 2010/11 во многом схожа с ситуацией в Центральной Азии. Но радикальный ислам заполнил этот возникший пробел таким образом, что мы испытали в известной мере исламистский ленинизм в арабских странах.
Различие с идеологическим исламом, однако, состоит в том, что движения, которые перестраивают арабское общество, происходят из средних слоев общества. Они представляют широкий союз общественных и политических сил совершенно различной идеологической и мировоззренческой природы. Политический и идеологический ислам, который пытался в прошедших двух десятилетиях менять политическую реальность, — это движения маргинальных частей общества, происходящих не из центра общества. И он не был в состоянии в суннитском мире ни в одном из случаев производить массовое движение, которое продвинулось вперед, к центру общества и смогло бы привести к настоящей угрозе для режимов (за исключением Ирана). Режимы умудрились успешно подавлять эти идеологические движения маргинальных слоев общества репрессивными средствами государственного аппарата.
Как будет развиваться ислам с точки зрения формирования идентичности нового общественного устройства? Этот же вопрос актуален и для Центральной Азии.
Ясно, что отношение автократических структур в Центральной Азии по отношению к населению, которое считает себя исламским, изменится. Напрашивается вопрос: изменится ли насильственно или будет изменяться, так сказать, в виде диалога?
Конфликт или диалог — вот в чем вопрос. Арабское пространство склоняется в пользу диалога. Более того, не следует ли диалог превратить в Trialog? Думаю, здесь применим опыт Турции, которая совершила прыжок в столетнюю светскую систему, основанную очень сильным государством.
Если конфликт должен предотвращаться между радикализирующимся исламским меньшинством и государством, то нет альтернативы диалогу между государством и обществом, которое рассматривает ислам как один из путей к собственной идентичности.
