, 
Нужно ли Казахстану разорвать энергетическую пуповину с Россией?
Экс-вице-министр энергетики Бахытжан Жаксалиев считает, что Казахстан может создать самодостаточный энергетический рынок, но ему не стоит этого делать. Политика – дело проходящее, но нужно быть прагматиками. Гораздо большая проблема Казахстана в другом – большие энергетические амбиции, на реализацию которых нет денег. Нужна кардинально новая институциональная модель развития энергетики. Но никто не знает, как она должна выглядеть. Последняя адекватная реальности концепция развития топливно-энергетической отрасли была создана в 80-е годы прошлого столетия в КазССР.
– Насколько казахстанская энергетическая система зависима от России?
– Независимость энергетических систем – понятие всегда относительное. Говорить о нашей полной энергонезависимости можно только условно в силу того, что все страны бывшего Советского союза работают в объединённой энергетической системе. И выходить из этой системы никто никогда не желал и не желает, поскольку это взаимовыгодно.
В то же время, если исходить из того, сколько мы производим и сколько мы употребляем, то можно с полной уверенностью сказать, что Казахстан абсолютно самодостаточен. Другое дело, что все электростанции устаревают и нуждаются в определённой ротации. Кроме того, в силу обязательств по Парижскому соглашению, мы должны развивать зеленую энергетики.
Учитывая, что у нас высокая доля производства угольной генерации, стоимость электроэнергии является одной из самых низких в мире. А значит, сопредельные энергосистемы могли бы получать нашу дешевую электроэнергию. Я имею в виду Россию и Центральную Азию. Но они тоже стремятся быть самодостаточными с позиции своей энергетической безопасности.
К сожалению, самым слабым звеном для нашей энергосистемы является острый дефицит проектных и энергомонтажных организаций. Если эта проблема будет решена, можно говорить о полной независимости нашего энергетического комплекса.
Что касается безопасности нашей энергосистемы в контексте российско-украинского конфликта, то любые военные действия — это достаточно серьезная нагрузка для работы энергосистем. Здесь может сработать механизм, когда нам придется или нас вынудят к изолированной работе. А значит, энергетикам нужно предусмотреть возможность локализации нашей сети в рамках наших границ. Это программа и раньше существовала, но теперь это будет значительно сложнее с точки зрения полного удовлетворения потребителей. И поэтому сегодня надо моделировать и отрабатывать разные сценарии.
– Какие это сценарии могут быть? Что может вынудить нас подойти к локализации?
– До сих пор таких вопросов не возникало. Все вопросы решаются в рамках переговорных процессов. И я имею в виду не только Россию, но и Узбекистан и Кыргызстан. Нужно понимать, разъединится – это достаточно легко, а вот соединиться гораздо сложнее.
Многие сегодня рассматривают вопрос о разделе работы с Россией, но даже теоретически это очень серьезно повлияет на российский железнодорожный транзит через Казахстан. Для российской стороны будет крайне тяжело и сложно организовать устойчивое энергообеспечение своих ведущих индустриальных центров на Урале, на Поволжье и Западной Сибири. Горячие головы призывают нас отделиться, но на самом деле нам нужно сохранять параллельные системы. Политические события рано или поздно урегулируются, а вот хозяйственные связи легко разрываются, но долго восстанавливаются.
– Но мы с вами прекрасно знаем, что Казахстан оказался в фарватере антироссийских санкций, и это затронуло практически все сферы, включая логистику. Насколько я знаю, вы были причастны к формированию единого энергетического рынка в рамках ЕАЭС. Но мы видим, что последствия российско-украинского конфликта – это надолго. Насколько сейчас целесообразно продолжать формировать единый энергетический рынок с ЕАЭС, а по сути, с Россией. Может быть, нужно принимать во внимание все эти риски и их диверсифицировать?
– Риски достаточно велики как для российской стороны, так и для казахстанской. Обе стороны не обойдутся без значительных потерь. Но если говорить с позиций Казахстана, то западные и северные регионы находятся в режиме параллельной работы с Россией. Таким образом, надо рассматривать западную и северо-центральные зоны. На западе страны генерация осуществляется в основном на газотурбинных электрических станциях. Наличие газа в самом западном Казахстане можно рассматривать как достаточную ресурсную базу и, соответственно, кризис здесь не грозит.
– Вы один из ключевых разработчиков Концепции развития топливного энергетического комплекса Казахстана до 2020 года. Если не ошибаюсь, она была принята пять лет назад. С тех пор очень много изменилось, особенно за последние месяцы. Как она должна измениться в связи с этим, на ваш взгляд?
– Любые концепции нуждаются в корректировке. Минэнерго обнародовало очень амбициозные планы, заявив, что намерено до 2035 года осуществить запуск новых мощностей на 17 гигаватт. Это очень серьезная задача, учитывая, что за все годы развития энергосистемы Казахской ССР было построено всего лишь 18,5 гигаватт мощности. И это за 50 лет. А тут за 13 лет решено запустить практически такой же объем. При этом абсолютно не описана база обеспечения такого энергетического строительства. Поэтому я считаю, что надо исходить из более реалистичного сценария и в первую очередь с точки финансирования. Понятно, что такое большое финансирование найти в Казахстане практически невозможно, а значит, надо менять в принципе всю институциональную модель рынка, которая будет не только стимулировать новые инвестиции, но и создавать более транспорентные модели, исключающие уход капитала из энергетического сектора. И конечно, не ясно, как будет решаться задача кадрового обеспечения таких больших планов.
– Как вы думаете, в каких пределах допустимо присутствие зарубежного капитала в энергетике? Каковы риски и возможности? Вы можете их оценить не понаслышке как специалист, вовлеченный в печальный опыт приобретения американцами карагандинской ТЭЦ.
– Будем исходить из того, что собственных источников финансирования в Казахстане недостаточно. Естественно, Казахстана всегда строил политику оптимального инвестиционного режима. Во многих странах не существует разделения на свои и чужие инвестиции. Есть эффективные и неэффективные. Инвестиция – это правильное вложение средств, которое дают более высокую норму доходности, чем, например, депозит в банке. На рубеже 90-х годов было допущено много ошибок, за которые до сих пор приходится расплачиваться. Мне тоже пришлось возвращать наши активы в энергетике и это был сложный процесс.
Сегодня вновь встал вопрос о приватизации ряда энергообъектов, но я не понимаю, зачем продавать куриц, которые несут золотые яйца? Любой инвестор, будь это иностранный или отечественный, заинтересован не только в возврате вложенных средств, но и прибыли. А это неизбежно приведет к росту тарифов, что довольно болезненная мера. К тому же, как я уже говорил, у нас нет энергомашиностроительной базы, как и нет энергостроительной и монтажной. А значит, все это нужно покупать за валюту, что тоже повышает капиталоемкость всей отрасли. То есть в конечном результате за каждый доллар или тенге должен платить тот, кто будет получать эту электроэнергию, то есть потребитель. Соответственно, нужно создать прозрачную модель, когда каждый потребитель будет точно знать, сколько он заплатил за генерацию электричества, и сколько в этой стоимости лежит инвестиционная составляющая, которая обязательно должна быть возвращена инвестору. Когда такая модель будет достигнута мы сможем говорить о привлечении капитала извне.
