, 
Жумабек Жаныкулов: «Никакого конфликта между крупным и малым бизнесом нет. Это части единой экосистемы»
Вопреки всеобщему мнению, известный предприниматель и меценат Жумабек Жаныкулов считает, что никакого конфликта интересов между крупным и средним бизнесом нет. Это части единой экосистемы, где все заинтересованы друг в друге. Реальная проблема заключается в другом – деформации рыночной среды. Но это еще не поздно исправить.
– В последнее время вы дали серию интервью, которые даже в условиях информационного бума, можно сказать, взорвали наше пространство, набрали сотни тысяч просмотров. При этом, до сих пор вы не отличались большой публичностью. И в бизнесе, и среди чиновников публичность всегда воспринималась, как токсичный навык, токсичная активность, всегда после этого начинают подозревать в каких-то политических амбициях и т.д. Что случилось, почему вы вдруг заговорили и как вы относитесь к публичности?
– Я на самом деле не такой уж закрытый, общественную жизнь веду уже более 17 лет, но мы никогда не пиарились, тихо, молча делали. Мы – обычные граждане этой страны, мы делали бизнес, зарабатывали деньги, участвовали там, где можно было, высказывались там, где есть платформа. В трагические дни января старшие дети задали мне вопрос: кто наш враг? Я ответил: не знаю. А почему это происходит? – Тоже не знаю. Я сказал детям, что, наверное, мы, как родители, ответственны за это, что-то не доглядели в этой стране, что-то упустили. И после этого я решил поделиться своим опытом, знанием, потрудиться, чтобы наша страна была ярче, краше и лучше, чем вчера!
– Когда я слушала ваше интервью о событиях в январе, то подумала, что они вызваны тем, что огромное количество людей вышло на площадь из-за общего ощущения несправедливости. Из интервью с вами я поняла, что вы, собственно говоря, обыкновенный казах из глубинки, и вы добились достаточно многого, стали человеком состоявшимся и состоятельным. При этом, вы достаточно известный меценат в нашем обществе. Ваш посыл был: добивайтесь, работайте и тогда у вас всё получится, верно?
– Каждому из нас, особенно молодым предпринимателям, если они поставят себе цель, укрепят свои идеи, в Казахстане можно много чего добиться. Вопрос сейчас: как может общество или страна помочь, чтобы этот процесс был побыстрее, а не так, чтобы годами скитаться по этим кабинетам, по этой бюрократии. Сейчас мой посыл в том, что, если я смогу каким-то образом помочь стране, чтобы некоторые бюрократические прокладки были упразднены или стали более простыми, понятными. Тогда, наверное, многие молодые предприниматели могли бы достичь гораздо большего успеха за короткое время.
– Главный нарратив, который сейчас звучит в отношении бизнеса, – его обвиняют в том, что они все олигархи, что они получали государственную поддержку, что это всё за счёт госсубсидий... У вас есть опыт получения госсубсидий и, вообще, какой-либо государственной поддержки?
– Да, я получал госсубсидии, но они были полностью возвращены, как и сотни других, полученных другими предприятиями. Они позволили нам хотя бы выжить. В Казахстане получается так, что госсубсидии одним компаниям дают, другим не дают, решение принимают много органов, а за эффективностью никто не следит – вот это надо исправить. Надо, чтобы один орган давал эти права, всем кому это необходимо, и он же должен за этой эффективностью следить. Конечно, любая экономика должна расти, быть конкурентной без субсидий, но есть стратегически важные отрасли, где без госсубсидий невозможно. Это есть во всех странах, потому что иначе нельзя эту отрасль развить. Например, нанотехнологии, биотехнологии, медицинские направления, которые нуждаются в государственном субсидировании. Субсидии – это возвратные деньги, это не гранты, вот за ними надо следить, чтобы они эффективные проекты использовали, давали пользу, выгоду стране.
– Как вы думаете, как должен измениться механизм субсидирования?
– Он должен быть простым, понятным и эффективным. У нас всё сложное: принятие решения сложное, кому выдавать – сложное, за эффективностью не следят. Нет требования эффективности – дали госсубсидии, эта компания через какое-то время обанкротилась, что дальше, кто за эти деньги отвечает – тот, кто выдал, или тот, кто взял? Многие компании не могут получить госсубсидии, а какие-то привилегированные компании получают – вот эти моменты надо разграничить.
– Для решения этих проблем в своё время создали национальную палату предпринимателей, некоего монстра, который очень быстро превратился в ещё одно министерство. Может ли нацпалата сейчас взять на себя функции оператора по разработке концепции господдержки бизнеса?
– Нацпалата в любой стране должна в первую очередь защищать интересы бизнес-сообщества перед правительством или органами, стимулировать развитие малого, среднего бизнеса. Это самая главная цель и основная работа самого «Атамекена». Полномочий у нацпалаты очень много, некоторые из них можно даже упразднить. НПП, к сожалению, убило много хороших профессиональных ассоциаций – они просто вымерли, нет экспертного взаимоотношения. Если раскрыть тему «Атамекена», президент Токаев сказал, что МСБ не должен платить членский взнос нацпалате – это хорошая инициатива. В Казахстане около 500 тысяч юридических лиц, из них почти 75% – индивидуальные предприниматели, они и так не платят членские взносы, а 20% – это, условно говоря, ТОО – то ли они средние, то ли они мелкие, не понятно, потому что классификацию МСБ тоже надо чётко определить. Второе – в западном мире всегда есть мажорный партнёр и есть минорные партнёры, но учредительные договора, уставные отношения ориентированы в первую очередь на защиту минориев. Устоявший бизнес должен защищать интересы МСБ, в этом и есть выгода крупного бизнеса, это должно быть главным драйвером нацпалаты. Если МСБ хорошо в этой стране, крупному бизнесу тоже будет хорошо, и НПП должна защищать интересы МСБ.
– Но до сих пор было всё ровно наоборот. И все говорили про этот конфликт интересов, который существует между корпоративным бизнесом и МСБ. НПП должна защищать интересы МСБ, но содержит её все-таки крупный бизнес. Как вы предлагаете решить этот конфликт?
– Главной миссией «Атамекен» должна быть защита и развитие МСБ. Если МСБ в стране будет развиваться, будет хорошо крупному бизнесу. В этих корпоративных конфликтах правительство и «Атамекен» должны найти этот необходимый компромисс, который состоит в том, чтобы действовать в интересах населения прежде всего. Именно в этом ключе НПП должна решать, какую отрасль поддержать, вводить ли ограничение на экспорт определенной продукции, какую продукцию импортировать…
«Атамекен» превратился в бюрократический цикл, любая инициатива от любой организации долго обсуждается и не может найти своё решение. А бизнес должен быстро меняться, быстро интегрироваться. Я по своему опыту скажу, что за 5 минут выдавались отраслевые заключения, которые порой предприниматели сами писали, потому что эксперт НПП просто не понимал их смысл – это смешно и обидно. И после с этими отраслевыми заключениями бегут в банки, берут кредиты и начинают делать бизнес. Наша ассоциация сделала опрос среди предпринимателей, как помочь МСБ? Один из главных постулатов, это, конечно, чтобы процентные ставки снизились, но этим НПП не может заниматься, это прерогатива Нацбанка. Но то, что действительно в наших силах – показать приоритеты, дать правильные сигналы бизнесу, в какие отрасли идти. Этот очевидный, казалось бы, шаг спас бы многих предпринимателей от потери времени и денег. Вспоминается пример, когда во время строительного бума вдоль Талгарской трассы акимат раздал щебёночные карьеры. Бизнес залез в долги, закупил оборудование, но в итоге большинство стали банкротами.
– Вы правильно считаете, что при определении приоритетов нужно исходить из интересов государства и населения. Но дело в том, что у государства сегодня одни интересы, завтра другие, меняются отрасли, меняются приоритеты – очень большая волатильность. Соответственно, ни энергетики не могут понять, что от них требуется, ни аграрии. В итоге, мы должны поддерживать экспортоориентированные предприятия, т.е., конкуренцию, или всё-таки импортозамещением заниматься? Какой между ними должен быть баланс?
– Экспортоориентированность и импортозамещение – очень важные направления. Экспортоориентированность – это валютная выручка и т.д. В импорте должно быть, в основном, высокотехнологичное оборудование, чтобы наше производство поднялось. По статистике, основной вид деятельности нашей страны – это оптово-розничная торговля, почти 30-40% наших юридических лиц занимаются этим, это драйвер экономики. Нам нужно раскрыть наш транзитный потенциал. У нас есть сосед – Китай, он обеспечивает половину мира продукцией. Мы знаем, что морским путём через порты Китая довозят до Европы почти за 60 дней, а через нашу дорогу 20-30 дней, что двое быстрее. Транзитный потенциал у нас считается только оплатой по ж/д перевозкам. Я хотел бы добиться того, чтобы казахстанский бизнес реализовал транзитный потенциал страны и на этом зарабатывал, а значит пополнял казну. По этому пути пошли Гонконг, Тайвань, Дубай, Бельгия, Нидерланды… Например, маленькая страна Бельгия, где 10-12 млн. человек живут, у них экспорт 600 млрд. евро.
– Насколько я знаю, вы – единственный или почти единственный официальный партнер компании Halliburton. Это тот случай, когда крупный корпоративный бизнес развивает малые и средние предприятия, которые, в конечном итоге, стали и импортёрами, и экспортёрами своей продукции. Расскажите про этот кейс.
– В моём кейсе получилось так, что на тот момент я знал, что компания импортировала продукцию, я знал, что эту продукцию можно произвести в Казахстане, и это желание своё я написал в виде презентации Halliburton. Это моя 8-летняя работа, из них 7 лет – это хождение по бюрократическим кабинетам, а 1 год мы строили завод. Главный посыл у Halliburton был такой: если у них будет крепкий поставщик, который будет делать качественную продукцию вовремя, внутри Казахстана, это для них всегда выгодно, и они за это зацепились, и через меня воплотили свою же основную работу, которую они хотели сделать. Это и есть импортозамещение.
– В казахском бизнесе есть такое мнение, что каждый эффективен по отдельности, а в команде почему-то все перестают быть эффективными. Вы согласны с этим и как вы думаете, почему это происходит?
– Я с этим не согласен. Если бизнесмен хочет масштабировать свой бизнес, ему нужна команда, нужны партнёры, это первое. Второе: в наших казахстанских реалиях, наоборот, мы должны научиться сотрудничать, иметь партнёров и с ними вместе развиваться. Партнёры – это всегда ответственность, партнёры, условно говоря помогают человеку быть правильным, доверять, не обманывать, держать своё слово, доводить до конца проект. В бизнесе 1+1 это 11, а не 2.
– Скажите, вы склонны к компромиссам? Что такое для вас компромисс?
– Для меня компромисс – это справедливое решение. Я склонен к компромиссу, но, если нет справедливого решения, выбираем наименьшее зло, наименьший вред по тому или иному вопросу. Только тогда я иду на компромисс.
– Сейчас мы видим, как скелеты с грохотом вываливаются из всех шкафов. У вас есть свои скелеты, можете о них рассказать?
– Я не могу сказать, что я «ангел в тюбетейке». Но расскажу один случай: однажды в Африке некий специалист большой западной компании вовремя не получил визу. Сидя в баре, он проговорился, что отдал бы тысячу долларов, чтобы получить визу. В итоге, эту компанию оштрафовали на сотни млн долларов, только из-за того, что он намеревался это сделать, он даже это не сделал! В казахстанских реалиях бизнеса есть всегда недопонимание с органами, какими-то инстанциями – это нормальный процесс. Я сам три года судился с налоговым органом Алматы. Но я боролся не за деньги, я боролся за свой имидж и за свою репутацию, и даже проиграл дело в Верховном суде. После этого написал письмо президенту Токаеву. Потому что мои партнёры – иностранные компании, если они увидят, что я не плачу налоги, это станет серьезным ударом по моей деловой репутации. Президент отправил фишку в Верховный суд, чтобы изучили досконально, проверили. В итоге, когда проверили, оказалось, что я прав. Я хочу сказать, если человек в чём-то виновен, он заслужил наказание. Но если он уверен в своей правоте, должен бороться за свою репутацию до конца.
– Сейчас все говорят о реформах, но делать реформы и не перессориться с кем-либо просто невозможно. Вы готовы к конфликтам, которые неизбежно сопровождают любые реформаторские начинания?
– Я жёсткий реформатор, но конфликт – это не есть плохо, конфликт – это, на самом деле, здравый спор, который рождает истину. Если борешься за правду и интересы государства, я думаю, там конфликта и нет, это будет выгодно всем. Я на конфликт не смотрю, как на проблему, эта следующая ступень для развития отношений. Я сам имел много конфликтов, в итоге, те ребята, с которыми я конфликтовал, сейчас – мои настоящие друзья. В спорах мы дошли до истины и поняли, кто есть кто. Мы очень близко общаемся и друг другу сильно доверяем. Это работает, и я не боюсь конфликтов.
