Стэнфордская речь Стива Джобса и Лев Толстой

Пожалуй, не преувеличил мой друг Алек Гланц, назвав Стива Джобса «Леонардо 21-го века». Я тоже так думаю. Джобс с его гениальной интуицией провидчески создавал в своем воображении и, затем в производстве, революционно новый продукт и генерировал спрос на этот продукт на мировом рынке. Его исповедальная речь в Стэнфордском университете, произнесенная в 2005, когда еще была надежда на выздоровление после операции, свидетельствует о его незаурядной воле. Не буду пересказывать: речь в переводе её легко найти в Google. Какие повороты судьбы! Прямо по Киплингу: «Всё потерять и все начать сначала». Сейчас у нас возник прямо-таки культ Джобса. Вполне оправданный. Эта речь сама по себе стала событием. В ней самое пронзительное - последняя часть «про смерть». В 2004, т.е. когда ему было 49, когда он был в апогее - он стал признанным лидером в информационных инновациях, любимая жена, дети, всё - тогда, говорит он, «смерть подошла ко мне ближе всего».   Его размышления о смерти необычны, не сразу схватываемы. Отношение к смерти - дело сугубо интимное. Примерять на себя чей-то подход к ней бессмысленно: это очень глубоко в каждом из нас, очень индивидуально и меняется на протяжении жизни. Меняется с возрастом и жизненными обстоятельствами. Цена мудрости, жизненного опыта  (поэт-фронтовик Борис Слуцкий: «Жизненные хлопоты по добыче славы и деньжат к жизненному опыту не принадлежат». Простенько выраженная, но очень емкая мысль.) испытывается отношением к смерти. Я нигде не встречал у Достоевского о том, что он чувствовал, стоя на эшафоте с мешком на голове и петлей на шее до того, как палач зачитал помилование. По-моему, он никогда, нигде, даже в «Записках из мертвого дома», даже в Дневниках, не касался этого. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, и специалист по Достоевскому Людмила Сараскина меня поправила бы.   Джобс говорит о смерти, исходя из пережитого опыта. Он говорит о том, что является смыслом всех мировых религий - о преодолении страха смерти. Мишель Монтень: «Кто учит людей умирать, тот учит их жить». Слушая откровения Джобса, я подумал, что может быть он присутствовал на лекциях Льва Лосева, который многие годы читал в Дартмутском колледже курс «Лев Толстой и проблема смерти». Но нет, просто он мыслил в тех же категориях, что и Толстой. И это поражает. Такие пассажи из речи Джобса, как «Память о том, что я скоро умру - самый важный инструмент, который помогает мне принимать сложные решения в моей жизни. Потому что всё остальное - чужое мнение, гордость, боязнь смущения или провала - все эти вещи падают перед лицом смерти, оставляя лишь то, что действительно важно... Вы уже  голый» или «Смерть, наверное, самое лучшее изобретение Жизни. Она очищает старое, чтобы открыть дорогу новому» - это ведь совершенно Толстой. Толстой на протяжении всей жизни заглядывал в лицо смерти и заставлял мир участвовать в этой затянувшейся на десятилетия агонии. Он воплотил её в переживаниях Николеньки Иртеньева в «Детстве»: смерть матери, «Отрочестве»: смерть бабушки, «Юности»: смерть Карла Ивановича; в «Войне и мире»: смерть старого графа Безухова и происходящее с Пьером, смерть Николая Андреевича Болконского и происходящее с княжной Марьей, смерть князя Андрея, его сон, эта дверь, которую он силится закрыть и не может... Не думаю, что кто-нибудь в мировой литературе так, с такой ужасающей проникновенностью и так доступно образно, воспроизвел смерть. Смерть Пети Ростова, Анны Карениной, Нехлюдова из «Записок маркёра». Наконец, кошмарная в своей реалистичности и обыденности «Смерть Ивана Ильича», в которой обнажено душевное состояние умирающего в последние дни, часы, минуты и мгновенья. У Толстого были периоды близкого к панике страха смерти во сне, как в 1869 г. в Арзамассе - известный в толстововедении «Арзамасский ужас» (отсюда может быть и смертный сон князя Андрея). Но в то же время он писал Стасову о смерти: «Только  она, то есть мысль о ней, выносит в такую область мысли, где полная свобода и радость». Ну, разве это не перекликается с откровениями Стива Джобса? Не только даром творческого провидчества обладал Джобс, но и не меньшим даром духовного прозрения.