, 
Когда глобализация пожирает собственных детей
Свидетельств сворачивания глобализации становится всё больше: международная торговля и движение капиталов слабеют, растёт число миграционных ограничений. Эти тенденции проявились сразу после финансового кризиса 2008 года, поэтому нельзя винить в них последнюю атаку популистов на глобализацию. Их источником является скорее неспособность национальных правительств серьёзно отнестись к логике глобализации.
В этом году – на фоне голосования Великобритания за выход из Евросоюза (Брексит) и выбора республиканцами своим кандидатом в президенты США Дональда Трампа – антиглобалистский популизм кажется вездесущим. И хотя видеть в популизме причину глобальных экономических проблем очень заманчиво, у этого движения в реальности пока что очень скромные политические успехи.
Действительно, мировая экономика столкнулась с трудностями не из-за того, что в Польше и Венгрии у власти правые популистские правительства, которые хотят восстановить национальный суверенитет. Со своей стороны, у левого популизма ещё меньше поводов хвастаться: на Кубе угасает Фидель Кастро, Аргентина начала восстанавливаться после катастрофических ошибок управления во время президентства Нестора Киршнера и Кристины Фернандес де Киршнер, а экономика Венесуэлы под руководством президента Николаса Мадуро лопнула.
Глобализация попала в кольцо осады частично из-за решений, которые принимались правительствами для укрепления открытого международного порядка. Но ещё важнее то, что глобализация стала жертвой юридических и квази-юридических решений с целью наказать иностранные корпорации штрафами на крупные суммы.
Юридические действия против транснациональных корпораций стали источником напряжения в трансатлантических отношениях. Европейская комиссия выступает инициатором в продолжающемся антимонопольном преследовании Microsoft и Google. Считать ли, что дело в злоупотреблении американскими компаниями их рыночной силой, или в том, что Евросоюз проводит собственную технологическую политику, продвигая доморощенную альтернативу американским компаниям, – это зависит от того, на чьей вы стороне.
США, в свою очередь, тоже могут принимать решения, направленные против европейских компаний. И принимают их. Когда Евросоюз объявил, что потребует от Apple выплаты 13 млрд евро ($14,6 млрд) налогов задним числом (их размер, по мнению ЕС, был незаконно занижен правительством Ирландии), США оштрафовали немецкий Deutsche Bank на $14 млрд для урегулирования претензий, касающихся операций банка с ипотечными облигациями накануне краха 2008 года.
Эти штрафы можно воспринимать как эффективную реакцию правительств на сложившуюся в мире ситуацию: транснациональные корпорации стали крайне изобретательны в уменьшении своих налоговых обязательств. Но проблема в том, что в отличие от обычных налогов, штрафы начисляются компаниям непредсказуемо и неравномерно. По поводу их размера ведётся торговля, в каждом случае они устанавливаются индивидуально. Подобные дискуссии часто оказываются политизированы и сопровождаются вмешательством чиновников самого высокого уровня.
В чем логика этих штрафов? Да, конечно, Deutsche Bank и другие знаменитые европейские фирмы, например, Volkswagen и British Petroleum, должны ответить за, соответственно, продажу ипотечных облигаций с нарушениями, систематическую подделку тестов на выбросы CO2, загрязнение Мексиканского залива. Однако, хотя иностранные компании могут действовать на новых для себя территориях более агрессивно, чтобы захватить долю рынка, они, конечно, не являются единственными нарушителями. Это продемонстрировала волна недовольства банками и американскими корпорациями, прокатившаяся после финансового кризиса.
Разница в том, что отечественным компаниям проще рассказывать собственному правительству о том, как они необходимы, как много рабочих мест они создают, как много подрядчиков нанимают и так далее. Национальные компании имеют преимущество игры на домашнем поле, когда лоббируют отмену или смягчение штрафов. Например, в 2014 году банк Citigroup убедил правительство США сократить вдвое свой штраф, который изначально был почти такого же размера, как и у Deutsche Bank, и был начислен за те же самые нарушения с ипотекой.
В результате, лоббизм национальных компаний зачастую приводит к «приватизации» регулятора, когда правительство отдаёт приоритет интересам отечественных корпораций. А недовольство общества, подозрительно относящегося к корпорациям, фиксируется в большей степени на иностранных фирмах.
Органы юстиции США и ЕС являются одним из источников этого нового национализма. Другой источник – институты, отвечающие за международную торговлю, причём особенно в тех случаях, когда речь заходит о новых технологиях.
Многие из фундаментальных технологических прорывов последнего столетия стали возможны лишь благодаря значительному финансированию исследований и разработок из госбюджета. Для любой частной фирмы это было бы неподъёмно дорого. Американское технологическое превосходство после Второй мировой войны стало прямым результатом военно-промышленной мобилизации во время Холодной войны, которая помогла создать спутниковую технологию, а также сеть, которая позднее стала Интернетом.
Прямая господдержка компаний хай-тека обычно противоречит международным правилам торговли, разработанным специально для установления нейтральных и равных для всех правил игры. К примеру, Всемирная торговая организация только что решила, что европейская компания Airbus получает господдержку в нарушение правил ВТО. Согласно позиции ВТО, новый самолет Airbus A350 успешно вышел на рынок лишь благодаря «прямому и косвенному эффекту» господдержки, предоставлявшейся длительное время.
Конфликт вокруг Airbus тянется уже десятилетиями. Европейцы в ответ говорят, что американская компания Boeing держится на плаву исключительно благодаря своему статусу поставщика армии США. Подобные лоббистские игры часто являются формой борьбы за привлечение компаний – иностранные фирмы вынуждены расширять присутствие в стране, чтобы им можно было убеждать политиков в том, что они приносят экономике страны столько же пользы, как и местные конкуренты.
Рыночная экономика не работает, когда действующие правила применяются избирательно. Но именно это происходит, если национальные и международные регуляторы превращаются в защитников местных компаний и врагов иностранного бизнеса. И эта проблема не является результатом популистского бунта; впрочем, популисты у власти, конечно, не будут её решать.
Харольд Джеймс – профессор истории и международных отношений Принстонского университета, старший научный сотрудник Центра инноваций в международном управлении (CIGI).
Copyright: Project Syndicate, 2016.
www.project-syndicate.org
