Национальная идентичность казахстанцев. Часть 3

Кто мы?

 Один из главных вопросов, который сегодня вызывает наибольшие споры сводится к одному: кто мы? Мы казахская нация или казахстанская нация? Я считаю, что само понятие «казахстанская нация» является попыткой заретушировать понятие «постсоветско-казахская» нация. Является ли эта попытка удачной? Для меня и многих моих коллег – явно нет. Хотя бы потому, что она сущностно неверна и вызывает ожесточенные споры и само по себе ведет к конфликту.

Мы должны, обязаны строить «казахскую нацию», созидать «казахское национальное государство». Это не только правильно с точки зрения филологии, но и с точки зрения истории. Это правильно с точки зрения закона - основополагающих документов страны – Декларации о государственном суверенитете и Закона о государственной Независимости. Напомню, что эти два документа, тексты которых непросто найти даже на сайтах государственных органов, прямо говорят о том, что все законы, Конституция, которые должны быть приняты на их основе, должны соответствовать их букве и духу, либо они не будут иметь легитимности и могут быть отменены.

Но что такое «казахская нация»? Означает ли это, что все граждане страны, кроме казахов будут дискриминированы? Нет, и еще раз нет! Нас часто обвиняют в том, что мы являемся сторонниками этнических эксклюзий, создания этнократического государства. Это неправда. Если это не так, наши оппоненты должны с именами, цитатами доказать обратное. К сожалению, наши оппоненты себя подобными поисками не утруждают. Они просто уверовали в это на уровне текстов Священного писания.

Но почему так происходит? Мне кажется, одна из главных проблем заключается в том, что мы еще не прошли через процесс деколонизации и детоталитаризации. Само слово «казах», самое понятие «казахское» до сих пор у значительной части населения вызывают чувства, сравнимые с обостренной аллергией. Многие люди попросту не смирились с потерей СССР, с потерей прежнего высокого социального статуса, гарантированного империей русским, апологетам и неофитам имперскости. Теперь они, следуя советской традиции, называют нас «этнократами», «националистами», вкладывая в них именно советские коннотации. А в советский период «националист» - это был противник Империи, член национально-освободительного движения. «Националистами» звали также ксенофобов и шовинистов, хотя наибольший шовинизм и ксенофобию проявляла сама советская власть и ее апологеты в отношении нацменьшинств. Так почему мы до сих пор используем старые термины для обозначения новых понятий и явлений? Я полагаю, что это делается сегодня сознательно, чтобы скрыть собственные страхи и фобии.

Эти ожесточенные споры сегодня тормозят наше общество. Они мешают выработать позитивную программу казахского национализма, поскольку эти споры отнимают много сил и энергии. Между тем, уже сегодня необходимо самым серьезным образом задуматься и сделать апгрейд казахского дискурса. Это не означает пересмотра или отказа от базовых ценностей. Это означает разворот в сторону будущего, это означает модернизацию казахского дискурса, это означает больший учет мнений запросов этнических диаспор и меньшинств. Идея «Мәңгілік ел» хороша, но ее надо наполнить подлинно казахским содержанием. И до тех пор, пока мы не будем иметь перед собой не только развернутую карту легендарного будущего, но и приемлемого для всех будущего, содержательные аспекты будут писаться всеми, но только не гражданами Казахстана.

По большому счёту, сегодня существует два Казахстана – растущий и набирающий силу казахскоязычный Казахстан и сжимающийся, в силу естественных причин, русскоязычный Казахстан. Так называемая модель «плавильного котла» не работает. Модель эта предполагает, что компоненты, которые «варятся» в общем котле, имеют примерно схожие потенции и огнеупорность. Но в нашем случае наиболее огнестойким «материалом» являются лишь казахи, остальные попросту не выдерживают высоких демографических и иных температур. Образно говоря, существуют две модели национально-государственного строительства. Первый – «металлургический», второй – «архитектурно-строительный». Так вот, «металлургическая» модель проиграла.

Надо строить государство с самых его начал и оснований, по общим, доказавшим свою успешность, стандартам и технологиям. По сути, в ближайшие годы мы будем переживать «переучреждение государства». Два несоприкасающихся и малосообщающихся между собой «мира» для одного государства – это очень много. Есть очень много исторических и иных водоразделов. Власти, конечно, пытаются ограничить исторические просторы и горизонты последним двадцатилетием, которое, по мнению чиновников, менее конфликтно. Но даже это двадцатилетие – не беспроблемно. Уже само отрицание исторического пути вызывает недовольство в казахской среде. А если идти в глубины истории, то там мы увидим гораздо более «проблемные участки», которые мало способствуют укреплению «межнационального согласия» в трактовке власти. Казахи – очень молодая нация, которая только -только начинает ощупывать и ощущать свои границы. Процесс исторических метаний и блужданий в потёмках близится к завершению. В таких условиях надо вести речь о пересмотре парадигматических и идейных основ государственной политики, а не о введении очередного мёртворождённого школьного предмета. И такой пересмотр происходит, пусть медленно, но происходит. Колесо истории вращается медленно, но верно.

Даже тот же национальный бизнес, представителей которого сегодня обвиняют чуть ли не в компрадорстве и космополитизме, сегодня более чем национален и укоренён. Растёт новое поколение бизнеса. Даже второе поколение элиты, та самая «золотая молодёжь», дети нынешних крупных чиновников и крутых агашек, всё больше задумываются о будущем и способны встать в оппозицию к «старшим». Таких фактов много, и знаю об этом не только я. Если снять политические ограничения, то бизнес будет более активно финансировать партии с альтернативным мнением, в том числе и силы, которые можно с той или иной степенью допуска можно назвать «националистическими». Сегодняшнему бизнесу нужна стабильность. Это правда. Но нынешняя декларируемая «стабильность» более непредсказуема, чем мнимые угрозы, связанные с большей определённостью власти в вопросах национального строительства.

В целом, хочется сказать, что в вопросах так называемой «национальной» и «языковой» политики существует очень много недосказанного, непроговорённого, замалчиваемого. Есть откровенная ложь, и глупость тоже имеет место. Мы, согласно Конституции, – унитарное государство, но Казахстан никогда уже не будет моноэтническим государством, в силу того, что никто не собирается выгонять из страны кого-то только потому, что он – не этнический казах. Другое дело, что с течением времени, в силу исторических и демографических причин, причин естественных, Казахстан будет становиться этнически менее сложным, а в будущем – и более однородным государством, с преобладанием тюрко-мусульманского компонента. Уже через десять лет тюрко-мусульмане будут составлять 80-85 и более процентов населения страны. В более длительной перспективе наиболее крупными этническими группами, после казахов, будут узбеки, уйгуры и др. А это уже будет совсем другое общество, чем сегодня. К этому обществу тоже необходимо готовиться загодя, настраивать правильные опции и дружественный интерфейс, находить хорошие модели взаимодействия сегодня, чтобы завтра множить и тиражировать.

Отдельный вопрос казахская диаспора и казахская ирредента. Скорее всего дело идет к тому, что Казахстан будет и останется единственным государством казахов мира. Страной, где они в полной мере могут реализовать свои человеческие, этнические, культурные, языковые интересы и права. Казахстан как государство должен нести моральную, историческую, правовую и иную ответственность за казахов мира, по мере сил и возможностей отстаивать их права в государствах проживания. Как страна, заинтересованная в привлечении рабочей силы, мы должны рассматривать казахскую диаспору как первый и главный источник качественного и количественного роста народонаселения.

 

Русскоязычные граждане и судьба русского языка.

Славянские этносы, т.н. русскоязычные Казахстана – это не есть монолит. Ни в политическом, ни в культурном плане. Рано или поздно всем придется делать выбор, гораздо более серьезный цивилизационный, политический выбор. Понять, что государство – это не только права, но и обязанности. Государство – это не только высокая степень собственного самоуважения, но и не менее высокая степень уважения других. И чем дольше будет происходить такой выбор, тем дольше русские в Казахстане будут думать, что-то может или должно измениться, что история потечет вспять, тем большая степень недоверия к ним будет созревать и выплескиваться наружу. Нетерпение казахов может очень быстро смениться нетерпимостью.

Очевидно, что в отношениях казахов и русских есть множество вопросов, в том числе исторических. Если уж сегодня воюют братские, единокровные народы вроде русских и украинцев, то кто может гарантировать то, что нечто подобное не произойдет в отношении разных по характеру, менталитету, языку, крови, религии народами как казахи и русские? Главное, что предстоит сделать казахам и русским в Казахстане, это спокойно, честно, открыто пережить совместную историю, не избегая и мрачных ее страниц. И здесь очень важен вопрос такта: если русские в Казахстане смогут немного оторваться от привычных имперских лекал, уверен, что и казахи смогут найти тактичный путь понимания и изложения своей истории. Чем выше будет градус с одной стороны, тем больше будет градус с другой. Это аксиома. Важно понять, что история – суть и основа жизни казахов. Это тот вопрос, по которому необходим первоначальный, базовый договор, за которым будут следовать другие, в отношении настоящего, на предмет общего будущего. Для казахов история – это не предмет мести, репараций, предъявления счетов. Это вопрос собственного самопонимания, места в мире, вопрос чести и достоинства.

Второй важный вопрос – вопрос государственного языка. Сегодня, когда сотни, тысячи иностранцев без среды и контекста свободно обучаются казахскому языку, говорить об отсутствии методик и книг – абсурд и глупость. Учить казахский язык значительно легче, чем русский. Мы знаем, что наши сограждане свободно обучаются иностранным языкам. Поэтому мы заведомо не верим в отсутствие лингвистических способностей русских при изучении казахского языка. Однако, этого не происходит прежде всего потому, что у многих русских в Казахстане нет веры в будущее государства, нет понимания, что независимое государство Казахстан – это всерьез и надолго, что это реальность, с которой придется считаться, в которой им и их детям предстоит жить. Возможно, не исключаю, что вопрос заключается в неуважении казахов, как своих сограждан. Полагаю, что в сути своей отношение к государственному языку – это отношение к государству. Нельзя представить, что граждане России не знают русского, Германии – немецкого, Чехии – чешского. Базово, есть очень много страхов, которые сводятся к тому, что у русских в глубине души еще больше страхов, чем даже у казахов или у кого-либо еще.

Третий вопрос – вопрос общего будущего. Очень многое зависит от того, что хотят русские в Казахстане? Если хотят мнимых привилегий ложного статуса, еще хуже – ликвидации Казахстана, как субъекта мировой политики, то это будет очень высокая цена. Глядя на события в Восточной Украине, в других регионах СНГ мы все понимаем, что ни одна война, ни одни военные действия не сделали русских счастливыми, богатыми, процветающими. Вслед за недолгой эйфорией, как правило, приходит экономический и социальный крах, полное отсутствие жизненных и иных перспектив, кровь невинных и тотальная разруха. В случае повторения украинского сценария в  какой-либо из частей Казахстана будет то же самое. В иных же регионах жизнь русских станет просто невозможной. Но разве можно строить общее будущее на страхе? Быть может, лучше уже сегодня строить новые отношения, которые позволят процветать всем без исключения?

Полагаю, что в самое ближайшее время русские в Казахстане должны будут, прежде всего для самих себя,  ответить на эти три блока вопросов. Казахи не смогут это сделать за них. Это выбор индивидуальный.

Надо будет понять, что Казахстан не является уникальной страной. Мы переживаем примерно такой же исторический путь, какой пережили многие азиатские и африканские постколониальные страны. В этих странах некогда были крупные европейские диаспоры, которые считали эти страны «своими», где жили и умирали их предки. Как правило, в большинстве этих стран европейские диаспоры активно сопротивлялись процессам деколонизации, относились к духовным исканиям коренных народов с высокомерием, считали, что они попросту не выживут без их участия в жизни страны. А дальше уже есть выбор: хороший и плохой.

Есть успешные примеры интеграции, а есть плохие. Плохие примеры в основном были в тех случаях, когда высокомерие европейцев начинало зашкаливать. В итоге ни одна из этих постколониальных стран не вернулась в лоно метрополий, но там не осталось и европейцев. До сегодняшнего дня история России и ее колоний кажется только повторяет этот второй путь. Между тем, русские Казахстана могли бы проложить и третий путь, стать проводником и залогом хороших, взаимоуважительных отношений Казахстана с Россией, а не заложником политических амбиций Кремля. Если русские Казахстана станут полноправными гражданами страны, помогут казахам созидать свою государственность, от этого выиграют все. 

Что же касается русского языка, то здесь надо понимать, что это не есть язык исчезающего этнического меньшинства. Русский язык – это лингва франка, то есть мировой язык. Он не является собственностью этнических русских, а является частью мировой сокровищницы, инфосферы. Пока есть 140 с лишним миллионов россиян, русских, он никуда не пропадет. Пока есть казахский нарратив, опубликованный на русском языке, он никуда не пропадет и из Казахстана. Тем более, что по Конституции он является языком межэтнического общения. Считается, что Конституцию принимало все население страны, но ее требования в части языков выполняют только казахи. Разве это справедливо?

В целом же в будущем русский язык естественным образом будет снижать свое значение и вес. У русских Казахстана нет возможностей для самовоспроизводства и сохранения даже нынешнего удельного веса в структуре населения для обеспечения нынешнего статус-кво, если говорить о долгосрочном периоде. В будущем, полагаю уже в 15-20 летней перспективе вторым по численности этносом и диаспорой в Казахстане станут уже не русские, а узбеки. Это перспектива, о которой следует знать и помнить.

Сохранение или несохранение русского языка в регионе отдаленном будущем, в основном зависит даже не от политики стран Центральной Азии, а от степени вменямости политики России в отношении региона. Если Россия продолжит деградировать, терять свою культурную, научную и иную популярность для мира, русский язык станет малопривлекательным и для Казахстана. В целом, русский язык в длительной перспективе может стать одним из региональных языков, наряду с турецким, китайским, возможно, фарси.